Страница 11 из 33
Я махнул рукой Степану, дал добро на самоубийство, обшарил его карманы, забрал деньги - немного, пятьсот рублей, и к выходу из квартиры пошёл - изображение второе из зеркала убралось, за мной увязался чёрт, на левое плечо невидимый присел, ножки свесил и гадости в уши нашептывает, чтобы я окна, витрины в городе камнями бил в честь Праздника Первомая.
Степан - как увидел, что второй чёрт исчез - завизжал в могильном ужасе; он похоронил бы себя заживо, но после смерти не восстал.
Дернулся, повис в петле - неэстетично, некрасиво - дело не шуточное!
Друг мой из-за чёрта повесился, девушка, а вы меня обманываете, будто в зеркале не чёрта наблюдаете, а - красавицу, Снежную Королеву.
Слишком неслыханно, катаете меня на словах-санках, а не объяснили - почему мы встречаемся, словно слепленные из одной глины.
- Обидно, вы - не старик, не перелистываете букварь, а мне не доверяете, Буратину из себя строгаете! - Алёна надула губки, подняла ногу выше головы - по привычке, для успокоения, но подумала, что оказывает доверие поднятой ногой, с неохотой опустила, словно палку полосатую перед носом автомобилиста. - Не вижу в зеркале чёрта: утром не вижу и по вечерам не наблюдаю, а зрение моё - орлиное.
Более того, подружка моя Анжелика Нуждина - тоже девственница - чёрта в зеркале не видит, а лишь - радость и достояние мытого девичьего тела.
Анжелика часто ко мне в гости приходит - мы друг другу массаж делаем оздоровительный, полезный для кожи - поглаживаем друг дружку перед зеркалом, обнажённые, как обнаженные сердца из благотворительного фонда.
От поглаживаний беды уходят, кожа растворяется в розовой дымке, и золотые звездочки по комнате летают.
В зеркало себя наблюдаем, ноги выше головы поднимем в унисон, будто уточки в пруду, и ищем в наших действиях поддержку снегопадам.
Снег падает на голову, покрывает поля и леса, а причина снега, в чём кроется?
Не в запасах слепых кротов причина снегопадов.
Может быть, от поднятых ног обнаженных девственниц красавиц снег в Москве идёт?
Ноги опустим, и снегопад - пусть через месяц, пусть в марте - закончится?
Явления природы нам подчиняются, в зеркале снег не идёт, и это - лучшее подтверждение, что мы поднятыми ногами снег отгоняем от квартиры; дворники из патриотической молодежи мы.
Но чёрта - нет, чёрта не видим в зеркале!
Иногда в Райских кущах ищу - на лобке у меня кущи, даже не кущи, а - стыд и позор, перелесок, потому что я - блондинка, котлеты не умею готовить из живых баранов!
Посмотрите, молодой человек, я не лгу - белые волосики у меня - две, три прядки - больше не растут на лобке, а я их поливаю малом со сметаной! - Алёна подняла ногу выше головы, показала парню редкие канатики белых волос на лобке, словно снег сошёл с полей в селе Шушенское. - На моей интимности пушинки.
У Анжелики Райские кущи густые, наваристые, на украинский борщ с мослами похожи.
Но и в них чёрт не скроется, потому что - большой, с рогами; рога обязательно из лобковой поросли выдвинутся, и копыта покажутся - каторжные, с трещинами.
Я трусики не ношу, аллергия у меня на трусики, чешется, как у зайца в период линьки.
Что трусики - обман модельеров, способ выманить у бедной девушки деньги; не в трусах счастье, и через двести миллионов лет любые женские трусики распылятся на атомы, сольются с Мировым Разумом - доживут ли они до следующего Большого Взрыва, или атомы трусиков упадут в Чёрную дыру, поглотятся чудовищной гравитацией - орехи бы этой гравитацией колоть, польза народному хозяйству. - Алёна опустила ногу, смотрела на парня с укором - так молодая мать разглядывает приёмного сына капиталиста. - Вы солгали мне, будто нехотя преследовали, что пытались убежать от меня, искали путь, который не пересечётся с моей дорогой - козлик вы с громким смехом свеженького поедателя овсяной крупы.
За мной мужчины табуном ходят, отарами, особенно в ветер, когда шалун ураган не только машины в воздух поднимает и бросает на головы старушек с вязальными спицами в глазах, но и юбки девушкам задирает с назойливостью институтского сторожа.
Давеча за мной старичок увязался - толстый, астматик, задыхается, но бредет, на костыли опирается, бранит меня, слюной брызжет за сто километров - на слюну силы у катастрофического любителя ниток достаточно.
Просит, чтобы я остановилась, ногу выше головы подняла, а он полюбуется моей красотой бесплатно, потому что инвалид, льготы у него в цирк и на девушек.
Я привыкла к мужскому вниманию, не потакаю слабостям инженеров, иначе весь день уйдет на поднимание ноги выше головы и на разговор пустой, потому что без денег.
Деньги не люблю, я не алчная пантера, а золотые монетки обожаю, собираю, потому что в каждой монетке Солнце живёт.
Сжалилась над старичком, да боязно мне - пожалуется в Собес, что я старость не уважаю, инвалида обидела, а обидеть инвалида - всё равно, что в Геленджике дерево срубить на костёр.
Наклонилась над ним, улыбаюсь политкорректно - вдруг, старичок, негр с белой кожей?
Он меня за руки схватил, обмер, глазища таращит тараканьи, а в очах его - пустота, ветер гуляет; нет зрачков, белые глаза, слепые, но зрят в Будущее.
На правой ладони татуировка - Космический корабль в кольцах Сатурна на фоне восходящего Солнца.
Я Солнышко на руке увидела, заплакала от умиления, оно мне золотые монетки напомнило.
"Захватила ли ты документы, красавица? - шепчет, а рот не раскрывает, чревом вещает, колдун! - Поженимся мы, уедем из Москвы в Нижневартовск, в снегах сгинем с обезьянами и питонами.
Японских обезьян в Нижневартовске вместо коров и баранов разводят в снегах, на мясо и на пух-перо для перин.
На обезьяньей подушке сладко спится, как в гробу.
Брат у меня пропал на неделю, а вернулся - мама, горюй - волосатый, чёрный, не похож на прежнего Андрюшеньку, белокурого, вечно пьяного, с гармошкой между ягодиц
Раздвинет ягодицы - и полилась народная музыка души!
Сначала я нового Андрюшеньку с ложечки кормил зубной пастой, вливал в глотку шампанское; Андрейка забыл русский язык, мозги у него закостенели, превратились в каменную глыбу.
Называл он себя похищенной капитанской дочкой, на суахили разговаривал, а бредил на испанском языке, капитана Флинта вспоминал, вводил меня в искушение вены вскрыть.
Снова исчез брат, неделю, как пропал обновленный Андрейка, а я скучаю по его запаху коровьему, по горилльей шее, по шерсти, разбросанной по всей квартире - линял Андрей, как Сидорова Коза.
Вместо брата-гориллы ты, девица, станешь утешительницей, а по закону - жена, чтобы соседи в суд не подали за сексуальное домогательство тебя ко мне, плошка ты из-под картошки". - Обозвал, хохочет, меня за разные места щиплет - пусть щипается, трогает, лишь бы душу не выпил, чёрт старый.
Он - чёрт, я сразу поняла, трепетала бумажкой на ветру в корабельном отсеке.
Выручили меня другие пенсионеры-черти: как зомби пришли, колышутся, зубами клацают вставными - чудовищное зрелище, если бесплатно смотреть, а вдесятером - цирк.
Укоряют меня, что я одного пенсионера инвалида поднимаю с земли-матушки, а о других не забочусь, не проявляю пластичность в движениях, когда тащу старого пня на скамейку.
В отсутствии грациозности меня обвиняли - прямое, как кишка, оскорбление.
В Екатеринбургском трамвае меня не оскорбляли - чудесный город, культурное наследие, а в Москве укоряют, обещают, что пожалуются на меня в Собес за бездушие, за печаль горькую, которую вызываю в инвалидах импотентах.
Я смалодушничала, побежала от старичков, иначе бы сожрали меня голодные, им мясо свежее требуется, а у меня немножко мяса на грудях - огромные выросли на узкой грудной клетке: и смех, и выгода, если ум не поможет заработать миллион.
Князья горные за мной ходят отарами, нахваливают мою красоту, во дворцы приглашают, но предостерегают, требуют, чтобы я все желания исполнила - в русских народных сказках до свадьбы девушка должна пирогов напечь, в избе убраться, умаслить родственников жениха - всё, как в Зимбабве, только крокодила не хватает на кухне.