Выбери меня

— Итак, у вас есть своя съемочная группа, — протянула Саша. — Вы собираетесь снимать сюжеты о несчастных российских гражданах и покупать эфирное время для их демонстрации.

— Да, — сказал Чуткий. — Я уверен, что российский гражданин сам не понимает, как ужасно он живет. Он просто забывает об этом, глядя на чужую красивую жизнь и на ужастики глобального масштаба, которые к нему никакого отношения не имеют. Человеку нужно открыть глаза на самого себя. А не на то, что его совершенно не касается и не может касаться. Я не стал бы обращаться к вам, Александра Николаевна, если бы не увидел в вас ягоду со своего поля. Мне кажется, что вас тоже волнует простой человек. Мне нравятся ваши сюжеты, где вы учите граждан противостоять возможным напастям… Я знаю, что вам есть до них дело.

Саша почувствовала, как горят ее щеки. Ту рубрику в программе, где она «учила противостоять напастям», она считала своим провалом. О недостатках этой рубрики ей постоянно твердили отец, Андрей Мелешко, Игорь Пирогов и другие знакомые оперативники, следователи и сыщики. Например, одну из передач она посвятила средствам самозащиты. Долго консультировалась со специалистами, работающими в оружейных магазинах, и, поддавшись убеждению одного консультанта, рекомендовала людям, вынужденным часто возвращаться домой поздним вечером, пользоваться пистолетом с резиновыми пульками. Причем, убеждал ее консультант, стрелять из него ни в коем случае не следует, так как в некоторых случаях резиновой пулькой можно запросто убить. И попробуй потом докажи, что ты защищался, а не нападал. Нет, его следовало просто достать при надвигающейся опасности в лице грабителя или насильника и направить в нужную сторону. Грабитель обязательно испугается и убежит, обещал консультант. Саша так и поведала своим зрителям, гордая тем, что предупредила их об опасности стрельбы из такой игрушки. И получила серьезную взбучку от отца — полковника милиции Николая Трофимовича Барсукова.

— Запомни, Александра, — сердито выговаривал он, — человек, у которого по какой-то причине оказалось оружие, неважно — боевое или игрушечное, никогда не должен размахивать им понапрасну. Оружие предназначено только для одной цели — стрелять из него, когда нет другого выхода. Человек, который хочет испугать другого пушкой, выглядит болваном и является реальным кандидатом в покойники. Причем тот, кто его убьет, легко сможет убедить правосудие, что сделал это вынужденно — ведь тот же угрожал ему пистолетом! Да, конечно, попадаются такие грабители, которые вышли на большую дорогу впервые и боятся своей жертвы больше, чем она их. Бывают просто идиоты. Но встречаются, знаешь ли, в нашей жизни и преступники посерьезнее. У которых вполне определенные намерения. Где гарантия, что у них нет боевого оружия? Я не говорю, что не надо защищаться в экстремальных случаях. Но если уж ты вытащила свой пистолет, то стреляй не раздумывая, пока тебя не опередили. Или не носи его вовсе. А что касается резиновых пулек… Я бы этих умников, которые такую мерзость изобретают, заставил продукцию на себе испытывать. Оружие самозащиты — это надо же!..

После этого Саша еще несколько раз «ляпнулась» подобным образом, советуя, кому можно, а кому нельзя открывать двери своей квартиры, а также — куда класть деньги, выходя из дому. Она уже вообще подумывала рубрику эту потихоньку прикрыть, хоть и была уверена в ее необходимости. Но не получалось у нее, хоть ты тресни…

— Значит, этот сюжет вы предложили нам по идейным соображениям. — Девушка неуверенно посмотрела на Чуткого. — И только?

— Вы хотите спросить, нет ли какой корысти с моей стороны? — улыбнулся ее собеседник, и Саша в который раз подумала о том, какая замечательная у него улыбка. — Мы с вами, Александра Николаевна, взрослые люди, поэтому нам трудно верить в бескорыстие, как это ни прискорбно. Да, я собираюсь сам участвовать в таких сюжетах, но не вижу в этом никакой крамолы. Как вы могли понять на вчерашнем мероприятии, я возглавляю новую российскую партию. Будучи ее лидером, я собираюсь сообщать людям о наших идеях, в справедливости которых убежден.

— Хорошо, — сдалась Александра. — Считайте, что вы меня убедили. Но скажите: вы как-то собираетесь помочь несчастной старушке? Или ваша съемочная группа просто будет наблюдать за ее дальнейшей судьбой?

— Саша, — поморщился Чуткий, и она поняла, что непривычное обращение вырвалось у него непроизвольно. — Я понимаю, что мы с вами знакомы очень мало. Но нельзя же видеть в каждом человеке преступника или скотину! Конечно, я помогу ей. Я уже ей помог. Наша партия взяла расходы на постройку ее нового жилища. И поверьте, оно будет выстроено в самые ближайшие сроки.

— И об этом тоже будет сюжет? — спросила Саша.

— Не думаю. — Чуткий отвел взгляд и недовольно поморщился. — Хотя, возможно, я и попрошу вас дать об этом информацию в двух словах. Я еще не решил. Но мне кажется, главное не это.

— А что?

— Главное — приучить российского зрителя к просмотру совсем других информационных сюжетов. — Чуткий посмотрел на Сашу слегка снисходительно. — Нынешняя концепция нашего телевидения неверна в принципе.

— Для того чтобы изменить концепцию, вам надо будет, по меньшей мере, скупить все российские каналы на корню, — пробормотала она.

— Начнем с малого, — серьезно отозвался он. — И надеюсь, вы мне в этом поможете. Потому что вы сами в этом заинтересованы. Я же вижу, как вы мучаетесь, разрываясь между двумя берегами — долгом и существующими правилами.

В душе у Саши поднялась волна возмущения. Да кто он такой, чтобы решать за нее — мучается она или нет! До вчерашнего дня она вообще не знала о его существовании. Тоже спаситель России нашелся!

— Вы ошибаетесь, — сдержанно проговорила телеведущая. — Если я и мучаюсь, то только из-за того, что не понимаю чего-то. Например, я не понимаю, почему ваше вчерашнее мероприятие прошло таким странным экспромтом. Не проще ли было пригласить заранее профессиональную съемочную группу, чем предлагать нам потом такую дилетантскую запись? Ее и показывать-то невозможно на нормальной аппаратуре.

Она нарочно так говорила — хотела выбить его из седла. Хоть самую малость. Потому что он-то ее давно вышиб. Так, что подняться трудно. Даже если допустить, что его слова — сплошная демагогия. А ведь скорее всего, что так.

— Объясню, — спокойно кивнул Чуткий, словно не замечая ее раздражения. — Если бы об этом мероприятии было объявлено заранее, его бы, скорее всего, запретили. Есть еще личности, которые не могут отличить нашу партию от партий экстремистских. Думают: раз «Русич», значит, обязательно свастика и бритые затылки. Но мы против любого насилия. В том числе и против войны. Хотя это при желании тоже можно вменить нам в вину. Поверьте, вчерашний концерт еще объявят противозаконным на многих телеканалах. Но ведь вы сами там были. Разве мы нарушали закон? Призывали к чему-то антиобщественному? Вы видели лица — публика поддержала наши идеи искренне. Так бывает очень редко. Обычно искренность покупается за большие деньги. Вы же помните всякие съезды с участием популярных артистов. Там нет ничего идущего от сердца и здравого смысла. Мы же специально публику не отбирали. Эти люди вообще ничего о нас не знали, пока не пришли на концерт. И каков результат!

— Вы, Василий Петрович, имеете в виду овации? — сухо поинтересовалась Саша. — Так, может быть, зрителям тоже не идеи ваши понравились, а выступления артистов? Или, например, напиток «Банзай»?

Чуткий откинулся на спинку венского стула (видимо, стилисты заведения считали, что в трактирах времен Достоевского сидели именно на венских стульях, хотя это совсем не так) и окинул Сашу странным, пристальным и все понимающим взглядом, от которого она снова покраснела. О господи, ведь она давно уже разучилась краснеть под взглядами кого бы то ни было!..

— Саша, — тихо произнес он. — Вы простите, что я вас так называю, но вы мне в дочери годитесь… Я не прошу вас немедленно поверить мне, потому что вижу: сейчас внутри вас ведут борьбу две силы. Я не буду их определять. Вы сами потом это сделаете. Вы — девушка умная и образованная. Пожалуй, я даже не буду больше уговаривать вас пустить мои сюжеты в эфир. Сейчас мне хочется только одного. Чтобы вы сделали выбор. В пользу той силы, которая созидает, а не разрушает. Вспомните Гофмана и его героя брата Медарда[3]…

3

Герой произведения Гофмана «Элексиры сатаны».