Страница 4 из 11
В терминах теории речевой деятельности язык – одна из форм деятельности наряду с другими, а «усвоение языка есть… превращение его из предметной формы в форму деятельности и затем – формирование соответствующих умений, соответствующей речевой способности» [Основы 1974: 21]. [Выделено нами – Л.Б.] Сущность языка – быть одним из психических процессов, «который протекает только во взаимодействии с другими психическими процессами» [Залевская 2003: 31]. Роль слова в таком психическом процессе и такой форме деятельности трудно переоценить, поскольку именно оно «выступает в качестве средства фиксации» продуктов различных процессов переработки человеком его опыта «для самого себя и для общения с окружающими» [Залевская 2003: 31]. Из этого следует, что любой текст (шире – речевое произведение) может быть средством доступа к этим процессам.
Слово в рамках речевого произведения играет роль ориентира, «якоря» (по терминологии А.А. Залевской), с помощью которого можно строить предположения о структурах языкового сознания говорящего, о фрагментах его непрерывно формирующегося многомерного образа мира и описывать его в терминах и понятиях языкового сознания и / или языковой картины мира. Такие описания – модели, созданные по заданным параметрам, в той или иной степени приближающиеся к оригиналу. Параметры, взятые за основу в процессе моделирования, предопределяют качество и полноту охвата объекта. Они объединены, как правило, стремлением исследователя отразить динамичный и сложный феномен (сознание индивида), его фрагменты или функциональные составляющие в адекватной модели.
Реализация моделирования требует внесения определенности в понятие языкового сознания с позиций деятельностного подхода. Определенная точка зрения распространена в теории сознания, разработанной психологией и психолингвистикой. Согласно последней сознание человека – «явление интерпсихическое, существующее вне индивида в форме знаков и значений» [Уфимцева 2003: 102], языковое сознание – совокупность структур сознания, в формировании которых участвовали языковые знаки, овнешняющие результаты переработки всех типов опыта и знаний [Тарасов 1988]. Такие овнешнители – средства фиксации ментальных структур «для общения с окружающими», указатели на типы структурированных образов мира и связей между ними в сознании. Кроме них, языковые знаки (слова) выступают и средством фиксации процессов переработки опыта и «для себя». А.А. Залевская справедливо указывает на недопустимость отождествления первых и вторых в исследовательских моделях при существенном несовпадении по многим параметрам в реальности [Залевская 2003: 38].
Слово как средство фиксации информации «для себя» не тождественно слову, «вытягивающему» прошлый опыт «здесь и сейчас» для других, поскольку «ракурс» актуализации смыслового пространства обусловлен спецификой прагматического фактора. «Ракурс» может варьироваться, изменяя глубину развертки, яркость высвечивания «множественных объектов, качеств, признаков, связей, отношений, переживаний, фактически – разнообразных многоступенчатых выводных знаний, так или иначе вызываемых исходным импульсом – словом» [Залевская 2003: 38].
Он всегда указывает на эту многоступенчатость и способ функционального соотнесения, проявляя действие языковой способности как когнитивного механизма. При таком понимании речевой механизм человека предстает в виде трехкомпонентной взаимозависимой системы компетенций (когнитивной, языковой и коммуникативной) [Пищальникова 2003а, Пищальникова 2003б, Яковченко 2003: 17].
Отсутствие нормального функционирования языковой способности выражается в невозможности (или затрудненности) вербализации ментального содержания адекватными языковыми средствами, выбранными в зависимости от целей коммуникации. Нарушение когнитивных механизмов означивания влечет за собой плохую работу языковой и коммуникативной компетенций. Сбои действия языковой и коммуникативной компетенции – следствие плохого функционирования когнитивной компетенции / языковой способности. Хорошая речь – не только равномерное функционирование трехкомпонентной системы, но и владение в каждом участке конвенцией (нормой). Правильность речи и литературно-языковая норма в аспекте речемыслительных процессов и функционирования сознания индивида равно обусловлены психологическими законами, управляющими речевой деятельностью, и социологическими факторами [см. Федяева 2010а: 8 и далее; Она же 2010б: 133–139].
Изучение языковой способности говорящего в рамках психолингвистического и когнитивного подходов позволяет разносторонне описать этот фрагмент феномена языкового сознания в лингвистической модели. Соответственно полученное описание состояния сознания в синхронии даст возможность создания эффективных методик формирования языковой способности как когнитивного механизма.
Исходные положения для лингвистического описания языковой способности следующие:
1. Понимание речевой деятельности как процесса целенаправленного взаимодействия речевых действий и операций, направленного на порождение или интериоризацию какого-либо смысла [Пищальникова 2003а: 9].
2. Признание существования единых психофизических механизмов, обеспечивающих осуществление всех сторон речевой деятельности.
3. Выбор в качестве итогов лингвистических реконструкций моделей, «в которых представлены частотные корреляции разномодальных гетерогенных (а не только дальних гетерогенных структур логического знания, как в когнитивной лингвистике) ментальных и языковых структур» [Пищальникова 2003б: 8], и признание в качестве их интерпретационной категории образа сознания.
4. Совмещение их с моделями, выявляющими «взаимосвязь любых ментальных структур не только со стабильными (как в психолингвистике), но и нестабильными языковыми компонентами» [там же] и определение их интерпретационной категорией категории концепта.
5. Квалификация языковой способности как совокупности операционально-действенных ментальных механизмов или оптимизирующих когнитивных стратегий, осуществляющих вербализацию знаний и мнений, как универсального механизма вербализации ментального содержания, способного к развитию по законам функциональных систем [Пищальникова 2003а с. 5–15].
6. Разграничение на этом же основании языковой способности и языковой компетенции.
7. Определение языковой компетенции как присутствия необходимых для данного вида деятельности операциональных структур и навыков их реализации [Пищальникова 2003б: 15].
8. Противопоставление развитой / неразвитой языковой (речевой) компетенции на основании наличия / отсутствия необходимых операций в речевой деятельности, а также установления / неустановления связи между речевыми действиями и выработанными речевыми операциями, т. е. наличия / отсутствия осознанности нормы.
9. Признание нарушение нормы следствием отсутствия необходимых операций в речевой деятельности [Пищальникова 2003а: 18].
10. Отождествление языковой способности с когнитивной компетенцией.
11. Квалификация когнитивной компетенции в качестве набора универсальных оптимизирующих когнитивных стратегий и базы для развития языковой и коммуникативной компетенций индивида [Пищальникова 2003б: 7–8].
12. Характеристика языковой способности / когнитивной компетенции индивида как динамической категории, подчиняющейся действию законов функциональных систем [Яковченко 2003: 12].
13. Признание нейрофизиологической базой языковой способности двух автономных и своеобразно устроенных ментальных структур – вербальной левополушарной структуры дискретных единиц, построенной на жестких логических правилах, и вербальной правополушарной, обеспечивающей соотнесение вербальных структур с внешним миром на основе «перцептивного эталона», сохраняющего цельность и континуальность описываемого события [Пищальникова 2002: 144].
14. Учет при оценке состояния языковой способности и речевой компетенции следующего функционального распределения. Правополушарная вербальная структура ведает механизмом тема-рематического структурирования цельности, обеспечением выделения в цельности существенных компонентов, образующих ее («смысловых вех» по Н.Н. Жинкину или ключевых слов); левополушарная вербальная структура отвечает за систему правил трансформации глубинных структур в поверхностные, акцентирует «тонкие» отношения между вычленяемыми словами и структурами [Пищальникова 2002: 144].