Страница 3 из 11
Моделирование состояния языковой способности и речевой компетенции говорящего непосредственно связано с интерпретацией указанных феноменов в качестве компонентов языкового сознания индивида [Бутакова 2004: С. 25–39; Бутакова 2005: С. 244–255, Леонтьева 2010: 24–35]. Методологическая база для описания их взаимосвязи все та же – теория речевой деятельности и когнитивно-психолингвистическая теория сознания. В них содержится определенное понимание связи языка, сознания, деятельности, речевой деятельности, речевой способности.
Понимание феноменов языковой способности как динамического, постоянно усложняющегося механизма, принадлежащего языковому сознанию индивида, обусловливает необходимость разработки лингвистами современных способов диагностики ее состояния. Так, еще Л.В. Щерба говорил о психофизической основе, обусловливающей готовность индивида к речемыслевосприятию и порождению [Щерба 1974].
Определения феномена в рамках разных школ не противоречивы. Языковая способность понимается как система потенциальных языковых представлений (Л.В. Щерба), потенциальная готовность носителей языка к пониманию и производству речи (Г.И. Богин), устройство, предназначенное для осуществления определенных процессов, обладающее возможностями (и накладываемыми на них ограничениями), которые определяются материальным субстратом – мозгом (А.А. Залевская). При любом подходе видны универсальность, когнитивность, связь с вербальными механизмами передачи ментального содержания, динамичность, способность к саморазвитию. Следовательно, речевая деятельность индивида (в том числе высказывание, текст), проявляющая универсальные когнитивные механизмы и субъектный выбор когнитивных моделей, – основа для определения этих механизмов, материал для диагностики состояния языковой способности, речевой компетенции и исходный объект для моделирования на основе языковых структур компонентов сознания.
Утверждение о том, что «усвоение языка есть… превращение его из предметной формы в форму деятельности и затем – формирование соответствующих умений, соответствующей речевой способности» [Основы 1974: 21] [выделено нами – Л.Б.], указывает на деятельную природу любой формы существования языка в сознании человека, с одной стороны, и зависимость речевой компетенции от сформированности самих универсальных механизмов, освоенности оптимизирующих когнитивных стратегий, с другой. Не случайно исследователи вводят разграничение понятий языковая способность / когнитивная компетенция, языковая способность / коммуникативная компетенция, речевая компетенция, языковая компетенция [Яковченко 2003: 264–265].
С психолингвистической точки зрения правильность речи обусловлена психологическими законами, управляющими речевой деятельностью. В совокупности с социологическими факторами они в большей степени определяют норму. Исходя из такого понимания, имплицитная норма (норма, существующая в виде имплицитного знания говорящего о том, как ему конвенционально выражать свои мысли) важнее, чем эксплицитная норма – норма, выраженная во внешних формах.
Значима и социальная сторона нормы, поскольку типовые стратегии обработки и передачи любой информации с помощью механизмов данного языка вырабатываются коллективно. Любая норма с позиций современной антрополингвистики – когнитивный феномен, устойчивая, стереотипная структура сознания. Овладение ею также происходит не просто путем «навязывания воли коллектива», а в ходе повторяющегося речевого общения, структурирования речевых сообщений, т. е. деятельностно.
На это же указывает С.Л. Рубинштейн, говоря о том, что внешние причины воздействуют через внутренние условия. Если понимать внутренние условия как специфику активных деятельных проявлений субъекта, то последние всегда проявят первые с учетом того, что есть неравенство сущности деятельности динамике нервных физиологических процессов, которые ее реализуют, и структурам языка, которые способны описать все это. Структуры языка каждый раз воспроизводятся в малой своей части, подвергаются целенаправленному отбору говорящим. Он всегда реализует типовые когнитивные стратегии (языковую способность и когнитивную компетенцию), при этом вариативно выражает имеющийся актуальный личностный смысл средствами, отобранными из системы компонентов, дифференцирует их применительно к различным признакам речевой ситуации, к другим характеристикам общения (именно так понимал систему норм Г.О. Винокур), имеет цель быть понятым слушающим. Форма же выбирается осознанная языковым коллективом и признанная им, поскольку язык – «не система правил для порождения структур, а система ресурсов для выражения смыслов в текстовой деятельности, управляемой конвенциональными правилами и стратегиями» [Баранов 1997: 5–6].
Единство речевого и мыслительного (когнитивного) содержания, совмещается в конвенциональной, нормированной, но принципиально динамической величине – значении каждой вербальной единицы. Л.С. Выготский видел за каждым словом обобщение, «чрезвычайный словесный акт мысли» [Выготский 1999: 14]. Будучи феноменом мышления, значение слова – всегда результат процесса обобщения. Именно поэтому «слово почти всегда готово, когда готово понятие» [Выготский 1999: 17].
Сама речь – не простое зеркальное отражение мысли. «Она не может надеваться на мысль, как готовое платье… Мысль, превращаясь в речь, перестраивается и видоизменяется. Мысль не выражается, но совершается в слове» [Выготский 1999: 286]. Замысел разворачивается в речь (высказывание и текст) как отбор конкретных слов на уровне их значений. Дальнейшее преобразование смысла в значения происходит в законченном тексте, где уже найдены и отобраны звуковые последовательности, как оценка функциональных, эстетических, коммуникативных качеств этого текста (примеривание его к норме как к конвенционально оптимальной величине). Происходит это по-разному – иногда быстро, в доли секунд (устная спонтанная речь), иногда долго, с корректировкой готового текста (письменная речь). При этом результаты речемыследеятельности и в первом и во втором случае могут быть успешными и неуспешными. Кроме количества времени, необходимого для возникновения содержания, смыслового развертывания, конструирования формы выражения, селекции и контроля, конечный результат зависит от многих факторов.
Их следует искать среди качеств мысли и речи, на которые обратили внимание Н.И. Жинкин, А.А. Леонтьев, Е.М. Верещагин, И.Н. Горелов. Значимо о, на что указывал И.Н. Горелов: «содержание будущего высказывания конструируется раньше формы его выражения в речи»; «программа смыслового развертывания по своей структуре не является зависимой от синтаксиса конкретного национального языка, а единицы „смыслов“ – от единиц национального языка»; «конструирование формы выражения заключается в использовании уже имеющихся в памяти готовых знаков разных уровней или комбинации их»; «базальным компонентом речевой деятельности является паралингвистический компонент, обеспечивающий мо-тивационный момент, момент интенции, антиципацию содержания, изменения семантического и формального планов выражения, оценку ситуативных условий общения, личностных особенностей партнера, осмысление всего, что дается в тексте и вне его» [Горелов 2003: 89–90].
Наличие психофизических механизмов, обеспечивающих их осуществление, – языковая способность – совокупность операционально-действенных ментальных механизмов, осуществляющих вербализацию знаний и умений [Пищальникова 2003: 5].
Языковая (речевая) компетенция – не только знание правил выражения мыслительного содержания с помощью средств данного языка, а обладание необходимыми для данного вида деятельности операциональными структурами и навыками их реализации [Пищальникова 2003б: 15]. Развитую языковую (речевую) компетенцию можно увязать не только с наличием необходимых операций в речевой деятельности, но и с т. н. осознанностью нормы. Последняя может пониматься как установление связи между речевыми действиями и выработанными речевыми операциями, а нарушение нормы – как отсутствие необходимых операций в речевой деятельности [Там же: 18]. Когнитивная компетенция – набор универсальных оптимизирующих когнитивных стратегий, база для развития языковой и коммуникативной компетенции индивида [Яковченко 2003: 256].