Божественная игра

Вечером я опять отправился в Мерсенвилль. Жаль, Луны сегодня не было. Небо заволокло тучами до самого горизонта. Но мне все равно. В темноте я вижу так же ясно, как люди на свету. Добыча не шла в руки, как вчера, пришлось ходить по улицам, выжидая неосторожного пешехода. Хотя, нет, неосторожного - неправильное слово. Запоздалого... Удача повернулась ко мне лицом только заполночь. Уже погасли окна, затих говор за дверями, улицы залила тьма и тишина. И я, уже отчаявшись, хотел было лезть в окно и вершить свои дела... когда наткнулся на алкаша, уснувшего прямо на мостовой. Этот был вообще!.. Почти мертв, жизнь едва теплится. Я никогда не думал, что т_а_к можно упиться. И кровь у него на вкус была отвратительной! Меня едва не вырвало! Как можно так гадить свой же организм? Оказывается, можно. Сдерживая тошноту, я поплелся обратно. - Стой, - темный силуэт вырос прямо передо мной. Так неожиданно, что я усомнился, человек ли это. Да, человек... этот тот самый, с седыми волосами, я видел его днем! И откуда столько смелости? Он знает, с кем имеет дело? - Ты что это, человече? - эх, жаль, нет Луны, я б ему показал личико... - Зря ты, Марсель, к былому вернулся. Ведь жил человеком. Голос! Норкаус! Этот голос долго звучал в моих снах... Я похолодел от ужаса. Мне тут же захотелось испариться, убежать куда-нибудь, скрыться... От этого человека нельзя скрыться! Лучшая защита - нападение, мой единственный, крохотный шанс... Но черная рука неумолимо взметнулась, целя мне в лицо. Что-то горячее ударило в глаза, удар отбросил меня на мостовую. И силуэт навис надо мной. Меж пальцев свисал шнурок и крохотный металлический талисман. Странный символ, но сила в нем - молодая, буйная, такая может сломать что угодно. Меня - тем более. Я попытался заслониться ладонями, но он ударил, широко размахнувшись. Шнурок был для меня подобен секире. Огненному топору бога-громовержца, карающего за непослушание и отступничество. Ночь погасла...

07

Я долго ходил кругами, глядел на камни, которые погребли нас под собой. А Димитрий сел прямо на землю и не желал ни думать, ни двигаться. Отчаяние доконало его? Я просто еще не осознал всего произошедшего, это всегда так, понимаешь только потом, вначале все кажется обычным и безобидным. Наконец, мне это надоело. - Димитрий, вставайте! Надо выбираться! Слышите! Он лишь мотал головой, тупо уставившись в землю. Я бил его по щекам, дергал за волосы - никакой реакции, он был похож на психа, которого накачали всякой психотропной дрянью. Взяв за бодбородок, я поднял его лицо кверху и заглянул в глаза. Мне стало страшно. Лучше бы я не видел этого. Лицо без выражения всегда вызывает страх или хотя бы недоумение. Глаза Норкауса - пусты, мышцы лица непроизвольно сокращаются, складываются в гримасы. Нечто, похожее на приступ эпилепсии, только не бьется он в судорогах и не брызжет пена изо рта. Может быть, это другая нервная болезнь? Но раньше я такого за ним не замечал... Надо подождать, если это приступ, то он пройдет. Если же это последствие шока, то мы обречены. Дождь закончилася, небо расчистилось, в наш каменный мешок заглянуло солнце. И заиграло на мокрых камнях. Встал в воздухе пар, видно было, как плывет он над землей и ползет по скалам. Что же делать? Разобрать завал - нереально, тем более вполне вероятно, что скала просто развалилась там, где проходила щель-выход. Карабкаться наверх? Я осмотрел уцелевшие скалы - почти отвесная стена, кольцом вокруг меня, еще и мокрая. Но влага испарится... Копать? Еще более глупо. Кто знает, как глубоко корни этих скал. Выходит, только лезть через верх. Но что тогда делать с Норкаусом? Как поднять его тело на такую высоту? Солнце усердно разогревало остатки Красной скалы. Вот уже и высохла шершавая поверхность. Я осторожно ступил на груду обломков, взошел на ее верхушку. Уцепиться практически не за что, только мелкие выступы. Но, говорят, в экстремальной ситуации в человеке проявляются вовсе нечеловеческие способности. Я с огромным трудом дополз до середины, прилепился к стене, будто паук, и поглядел вверх - заманчиво сияло синее небо в обрамлении солнечного света. На край жерла, иначе и не назовешь, села пичуга. Интересно, как ее зовут... Все внутри меня похолодело и сдалось в один тугой и до безобразия липкий ком. Кажется, этот комок тяжелее всех этих скал вместе взятых. И он тянет меня вниз, отрывается от скалы... Время растянулось, все движения вокруг меня стали чудовищно медленным - пичуга уже, наверное, минуту поднимала крылья, чтобы взмахнуть и взлететь. Я рванулся вперед, к скале, вцепился в камень пальцами, сжал так, что на коже выступила кровь. Вот он, выход, еще немного вверх, пока не иссяк порыв!.. Когда голова перестала кружиться и время потекло с обычной скоростью, я уже сидел на узкой кромке. Внизу паровала мокрая земля и сидел, качаясь, Димитрий Норкаус.

Через два часа я уже вернулся с мотком прочной веревки и двумя помощниками - спасать мирата вызывался каждый второй, а каждый первый был просто уверен, что пойдет он. Это не благородство, отнюдь: каждый надеялся на благодарность мирата, например, освобождение от налогов, если не пожизненное, то хотя бы на год. Они оба работали на шахтах сеньора Каприццио. Он очень гордился богатой примесью римских кровей в своих жилах и считал себя хозяином половины мира. Правда, по мере приближения к Красным скалам, храбрость шахтеров потихоньку улетучивалась. Они все чаще оглядывались, бросали друг на друга опасливые взгляды. Я боялся, что они могут в любой момент все бросить и сделать ручкой, забыв и о налогах,и о мирате. Но этого, слава Небу, не случилось. Мы благополучно дошли до скал, представлявших собой довольно плачевное зрелище. Громадные трещины, груды обломков - вот то, во что превратился массив за одну только ночь. Видно, и от молний скалы тоже пострадали: тут и там виднелись оплавленные грани. Камень плавится! Подумать только, какая же мощь заложена в молнии, что плавит даже камень! Наверное, от человека не осталось бы даже пепла. Взбираться наверх было уже сложнее, особенно неуклюжим рабочим. Они привыкли к ограниченности движения, в них не было необходимой ловкости. Они ломились по камням, как два медведя. И каждый раз мое сердце проваливалось глубоко, куда глубже пяток, когда за ними с грохотом осыпались камни. Я первым заглянул в дыру. И увидел Норкауса, он уже не сидел, раскачиваясь, он ходил по своей камере. - Димитрий! - он поднял голову, сощурился, видимо, яркий свет причинял боль его глазам. - Держите веревку! Один конец каната держали мои помощники, а другим обмотался Норкаус. И мы, медленно и осторожно, подняли его. Димитрий был бледен, а кожа его холодна, холоднее льда. Я заметил, что он едва держится на ногах и поспешил доставить его в город.

Димитрий сидел на кровати, держал в руках чашку с дымящимся чаем, смотрел в стену. Бледность уже оставила его лицо, в движениях появилась твердость и уверенность. Да и по всему было видно, чувствует он себя гораздо лучше. Чем тогда, на камнях, когда он был холоден, дрожал то ли от холода, то ли от страха, то ли от слабости. Широко распахнутые глаза, бессвязный говор, непроизвольные движения. Я сел напротив. - Что с вами произошло? - наверное, в десятый раз спросил я. - Ничего... Я просто смотрел, следил, слушал. Меня там вообще не было и нечего было меня бить и таскать за волосы, ты только мешал. - Вы ужасно выглядели. - Да и чувствовал я себя не лучше. Я чуть было не умер там, зато сумел проследить за Марселем, узнать, где он. - И? - Не так уж далеко. Прыжок занял бы всего мгновение, если найти хорошее место. Марсель, поганец, сжег все, что было в скалах. Но и прыжок был отличный, моментальный, не занял времени _вообще_! - Как такое может быть? Все, что ни делается, требует времени. - Смотря что делается. Говорю же, Марсель использовал коллосальное количество силы, а подобная операция... В общем, аналога ей просто не существует, это действие с тонкими материями. Тебе это трудно понять. Прыгнуть отсюда у нас не выйдет, надо искать другое место...