Страница 22 из 43
Вякинов повалился на койку, стараясь закрыть лицо ладонями. Глаза резало, слезы текли ручьем - оказывается, за те двадцать минут он ни разу не моргнул. Их было трое, но они появились неожиданно и у них было хорошее оружие. Все трое не местные, значит, эрзасовцы. То есть, происхождения не местного. Пока что повезло, обошлось. Вякинов с ужасом подумал, каково там часовым - на улице холод до самых костей пробирает, хотя местные к нему привыкли уже. Еще и ветер, мелкий колючий снег метет - и это хуже всего. До рассвета оставалось несколько часов, нужно поспать... ...Небо, внезапно очистившись от туч, выгнулось полусферой и, хотя и не утратило голубизны, стало прозрачным. Такое ощущение, как будто стоишь, накрытый банкой цветного стекла, и смотришь вверх. А там - человеческие лица! Женщина и мужчина... Часы пролетели быстрее секунд. Вякинов целый день вспоминал свой сон - тот, как ни странно, не истерся из памяти через несколько минут, а прочно засел в мозгу. Вякинов отчетливо помнил стеклянный небосвод и сотню солнц с той стороны. И лица тоже помнил.
* * *
Мирович тряхнул сигарой, сбивая пепел - толстая, шоколадно коричневая сигара чадила не хуже заводской трубы. Но дым не был едким или кислым, как у дешевых сигар, он обладал тонким ароматом сушеных табачных листьев; пах не сгоревшим табаком, а именно листьями. Генрик Торбовский скромно курил сигарету. Представитель возрожденной Речи Посполитой в Совете и одет был скромнее, хотя положение и благосостояние позволяло многое. Торбовский был уже пожилым мужчиной на вид лет пятидесяти, хотя на самом деле ему было почти шестьдесят. Именно таким по мнению правительства Речи Посполитой должен быть политик: солидным, внушающим доверие, с благородной сединой в волосах. Молодость в этом отношении считалась пороком. Глава Совета курил медленно, наслаждаясь вкусом сигары и собственными мыслями. Он весь сиял удовольствием: конечно, одержать победу в политической схватке это даже лучше, чем выиграть в лотерею. Торбовский раздавил окурок в пепельнице. - Ну, - начал он, - мы добились, чего хотели. Осмелюсь напомнить, что наши агенты... - Я помню, - оборвал его Мирович, все еще находясь в прострации. - И? Надо сказать, Торбовский изрядно побаивался подобных встреч. Речь Посполитая теперь была крупнейшим государством в Союзе - Россия отошла к Северному Союзу. И потому обладала некоторыми льготами: право не допускать иностранцевю например. Да, Речь превратили в настоящую крепость с закрытыми для всех границами. Но Совет не возражал, пока Речь вела себя как дружественное государство. И если бы Совет знал, насколько возрасла их военная сила... В общем, у Речи Посполитой были свои соображения насчет Эрзаса. Мирович оторвал взгляд от потолка. - Что - и? - переспросил он. - Оплата. Работа агентов связана с риком для жизни. Поэтому... Мирович сжал и без того узкие губы. - Ваши агенты будут вознаграждены. Позже. Это я вам гарантирую. А теперь, если у вас больше нет ко мне... Торбовский встал, попрощался и вышел из кабинета, сопровождаемый взглядом Мирович. Знал ли он, что двое людей, агентов Речи Посполитой были приговорены самим приказом о направлении в Эрзас и Финляндию? Наверное, нет. На столе перед Мировичем лежала толстая картонная папка с маленькой фотографией в углу и надписью "Скришевичевский П." Торбинский медленно шел по коридорам здания, проходя мимо массивных дверей - почти у каждой по два охранника. Достал из кармана пачку сигарет с названием на польском, вытряхнул одну. Мирович переворачивал одну страницу за другой, скользя взглядом по листам с рукописным и печатным текстом. Чиркнула зажигалка, взвился крохотный огонек. Торбинский затянулся. Он твердо смотрел вперед - туда, где в конце коридора светлел прямоугольник двери. Остановился на секунду, потом достал из кармана наполовину пустую пачку, скомкал и бросил... Мирович положил трубку. До урны было далеко, шагов двадцать - двацать пять. Торбинский смотрел, как летит тугой комок. Время будто остановилось или нет растянулось, так лучше. Потому что все движения замедлились, звуки исчезли, кроме одного - будто капает вода. Вот, комок приближается к металлическому цилиндру. В холле нет никого, только два охранника у двери и еще один - сзади. Торбинский знал, что через мгновение горячий плевок вонзится ему в спину, и ждал этого с нетерпением. Он мог отойти в сторону, мог... но зачем? Мирович затянулся дорогой сигарой - такая стоит не менее семидесяти, а то и ста долларов за штуку. Внизу послышался шум колес - БМВ, принадлежащий послу Генрику Торбинскому свернул за угол.
* * *
Свон в сердцах топнул ногой. - Это ты, Ведьма! - вскричал он. - Ты с самого начала испортила мне ход! - Как я могу повлиять на ход твоей игры? - спросила в ответ Ведьма, но в голосе ее звенели нотки ехидства. Да, так написано в Уставе игры - невозможно повлиять на ход другого игрока. Но Ведьма ведь смогла! Как?.. - Твой ход, - сказал Свон и отвернулся.
* * *
Небо уже начало сереть - в этот предрассветный час человеческий сон наиболее крепок. Я обошел кругом низенькое строение со слепыми окошками. Там, внутри, живут наши невольные враги. И мой долг... Стены не деревянные. Жаль, можно было бы поджечь. Что же делать... Мои размышления прервал шум - резкий и неожиданный. Хотя, возможно, я его просто не замечал. Такой шум может издавать только техника - военная техника людей. И в эту какофонию чуждых мне звуков иногда вплетался треск древесины. Деревья падают! Я вчера целый день наблюдал за заставой - не происходило ничего необычного. День начался и закончился как обычно. А вот... Стена леса расступилась. В этом месте деревья росли реже всего. Почти как в светлых южных перелесках, где невозможно заблудиться. И люди этим воспользовались. Конечно, там не было танков, но были вездеходы - самая современная военная машина, по прочности и мощи вообще ничем не уступает тому же , но обладает уникальной способностью - свободно двигаться на любой местности. Я услышал возглас - дверь была открыта и покачивалась от ветра, а рядом стоял солдат. Он вытаращил глаза, оцепенев, хотя в сотне-другой метров ползли вездеходы. - Саня, какого... - солдаты выскакивали один за одним, на ходу натягивая форму, но все замирали на месте, увидев меня. Хорошо, не придется их убивать, сами друг друга перебьют. Вон, машины уже близко. Я повернулся и побежал в лес. Солдаты зашевелились, но было уже поздно - ветхий сарайчик, а следом и их импровизированный дом рухнули, подняв облака пыли и снега. Но машины ползли и ползли... Тогда я обогнал их, в несколько прыжков преодолев полторы сотни человеческих шагов. Эх, простите, деревья, но по-другому нельзя. Повалив несколько стволов, я сложил их на земле - благо, вездеходы двигались медленно. Наскоро оборвав сучья, я подхватил один ствол и, разбежавшись, вогнал его под днище. Раз. Второй вездеход удалось перевернуть. Черт, их, вроде, было больше... ну да ладно. Распахнулись люки, полезли наружу люди, ошалевшие от страха - им ведь видно было, что атаковало машины. Спасибо матушке-природе - силой меня наделила такой, что среди людей и не встретишь. Затрещали хребты - быстро управился. Потом встал в стороне, поглядел и ушел. Надо еще Медведю сказать, что, хоть и не заснет до следующей осени, может успокоится. Нет больше обидчиков.
* * *
Свон вскочил, размахнулся и ударил лирой о камень. Та, конечно, не выдержала такого. Жалобно застонала и разлетелась в щепки. По щекам Свона текли слезы. Ведьма же наоборот - смеялась. Кажется, ее целью было не победить в честной игре, а досадить противнику, губя всех его персонажей. Вместе со своими, конечно, но цель, как известно, оправдывает средства. - Требую... - губы Свона еще тряслись, но он уже справился с собой, - считать партию недействительной! - Согласны, - прогремело над Сферой; все солца на небе собрались в один сияющий круг. Это было знаком начала новой партии. И теперь право первого хода принадлежало Свону, а Ведьма, как нарушившая правила, должна один ход пропустить. Свон взмахнул руками - будто кусочек солнечного диска откололся и упал с небес, потускнел и вот - в руках поэта новая лира с серебряными струнами. Он усмехнулся, провел ладонью по поверхности Сферы...