Страница 153 из 215
7
Мария Александровна и Анна Ильинична исчисляли время по русскому календарю и рассчитывали вернуться домой к началу сентября.
Они не зря опасались пограничного досмотра - в их чемоданах была перетрясена вся поклажа. Потом Анну увели в отдельную комнату и там дотошная службистка в форме таможенницы бесцеремонно ощупала ее. Тем временем пассажирский поезд ушел, и им пришлось, чтобы не оставаться в опасном месте на сутки, воспользоваться товарно-пассажирским.
Но вот они уже в вагоне, несколько успокоились после волнений, пьют чай и смотрят на поля с их узенькими полосками и унылыми шеренгами ржаных суслонов. Кое-где снопы уже были увезены на гумна, и сельчане, обутые в лапти, цепами вымолачивали жито.
В Минске во время часовой стоянки поезда отправили в Лондон телеграмму. Кроме того, Мария Александровна написала сыну и снохе открытку: едут хорошо, здоровы и благополучны. А Анюта отправила письмо младшему брату в Холодную Балку возле Одессы. Она не знала, что Митя опять находится под арестом, на этот раз по обвинению в "распространении прокламаций, призывающих крестьян присоединиться к революционному движению рабочих".
"Я так рада русским видам, - писала Анна, - русской речи кругом успела уже соскучиться. Точно корней под собой больше чувствуешь, точно спокойствие какое-то вливается. Все такое домашнее, свое... - Если будут читать жандармы, ни к чему не придерутся. Но, вспомнив таможню, не могла удержаться: - Были правда и другие впечатления, - менее приятные, но они миновали".
А минуют ли неприятности в Самаре? Об этом пока старалась не думать там она пробудет недолго.
Той порой в Лондон приехала Елизавета Васильевна, и Владимир Ильич написал ответ от всех троих:
"Дорогая мамочка! Мы все чрезвычайно были обрадованы, когда получили вашу телеграмму, а потом и твою открытку. Хорошо ли вы ехали дальше? Не слишком ли утомила дорога? Напиши мне, пожалуйста, об этом пару слов, когда отдохнешь и устроишься несколько.
У нас все по-старому. Здоровы все. Погода здесь стоит для осени удивительно хорошая - должно быть, в возмездие за плохое лето. Мы с Надей уже не раз отправлялись искать - и находили - хорошие пригороды с "настоящей природой".
Но тревога не покидала его. Он тревожился за брата и более всего за сестру. Что с ней? Цела ли она? Каждый день спрашивал у Нади письма - она качала головой:
- Путь-то дальний...
А потом, уже не дожидаясь его вопроса, говорила:
- И сегодня нет...
- Да не тревожьтесь вы, - принималась уговаривать Елизавета Васильевна. - Если бы что случилось, дали бы знать.
- Похоже, не хотят волновать на чужбине. Ждут там перемен к лучшему.
- Ну что ты, Володя! - снова вступила в разговор Надежда. - Будто первый раз... Будто не знаешь неповоротливую почту...
- Знаю российскую почту с ее проклятым "черным кабинетом"...
- Марья Александровна издавна приучилась к осторожности, - продолжала Елизавета Васильевна, - ее письмо ни на каком "черном сите" не задержится. Да что там говорить... Сегодня мне мизгирь приснился - будет письмо!
- Вот уж это, мама, смешно слышать...
- Вы оба смеетесь. А я примечала: сбывается! И когда приснится, и когда наяву покажется...
Но и сон Елизаветы Васильевны не пришелся в руку: писем от родных по-прежнему не было.
Прождав двенадцать дней, Владимир Ильич написал матери:
"Что-то уже очень давно нет от вас вестей. Все нет известия, как вы доехали до Самары, как устроились... Где Анюта? Какие вести от Мити и от Марка? Как думаете устроиться на зиму?
У нас все по-старому. В последнее время только несколько похлопотливее жилось. Но я теперь больше вошел в колею, зато и больше времени стараюсь проводить в библиотеке".
...Если бы он не выбирал смягчающие слова, написал бы "тревожнее жилось". Вести из России приходили одна хуже другой. В Иваново-Вознесенске схвачен Панин, с которым дружили во время сибирской ссылки. Аркадий, по их совету, успел скрыться из Петербурга, но вот Кржижановская написала из Самары: "Взят Аркадий, нельзя выразить, как это досадно, больно и грустно. Эквивалента ему и Бродяге нет. Эти потери страшно чувствительны".
В особенности больно было терять старых друзей. Хотя пришло много новых работников, но и среди них уже оказались провалы. Необходимо подкрепление. Пока в резерве один надежный человек - Иван Васильевич. Как только закончит свои воспоминания, отправится снова в Россию. Куда? Еще не решил. Порывается в Москву, но рискованно для него.
Бабушкин называл еще Нижний и Петербург. Питер - важней всего. Но и трудней всего. Не только из-за этих окаянных "экономистов" - из-за дьявольски изворотливого Зубатова, который перебрался туда, под крылышко к своему покровителю министру Плеве, и стал начальником особого отдела департамента полиции. Весь сыск в его руках. И все слеповы у него на побегушках. Там нужно ухо держать остро, не делать ни одного неосмотрительного шага. Бабушкину теперь это по плечу. И Владимир Ильич заговорил об этом с Мартовым.
- Ну что ж, - наморщил лоб Юлий Осипович, - он из тех, о которых ты писал в брошюре...
- Бабушкин стойкий марксист. Деловитый, энергичный, хороший конспиратор.
- Энергии ему не занимать... Я, пожалуй... - Мартов мялся потому, что сам не надоумился внести такое предложение. - Пожалуй, не буду возражать.
- Вот и отлично! Я уверен, что мы не ошиблись в выборе главного агента для Питера. Он сумеет там войти в комитет. Тогда будет обеспечена победа при выборе делегата на съезд.
- Не будем загадывать, - жестко заметил Мартов. - Они решат там сами. Питерцы политически взрослые.
Владимир Ильич кинул на него быстрый и недоуменно-пронизывающий взгляд. Какие питерцы? Они же разные. Кроме Вани есть еще Маня. А делегатом на съезд от Питера нам нужен, нам совершенно необходим такой человек, как Иван Бабушкин. Тогда победа будет за искровской линией.
Подумав так, Владимир Ильич сказал с легкой усмешкой:
- Сами-то, сами, но... не все с усами!
8
Прибыли беглецы, и в квартире Ульяновых стало так шумно, что Надежда Константиновна в одном из писем Ленгнику в Киев написала: "Сейчас у нас невероятное столпление народов, так что написать вообще не могу, напишу в следующий раз". Елизавета Васильевна с утра до вечера почти беспрерывно кипятила чай.