Страница 14 из 15
Тут, дорогой читатель, надо вам сказать вот что. Наивное искусство – это, конечно, психологический феномен, но вообще-то это порождение искусства профессионального, так сказать, побочный продукт его деятельности. То есть многие наивно рисуют еще с древнеегипетских времен, действительно сохраняя детскую непосредственность, но на это никто, кроме их родственников и знакомых, не обращает внимания. А вот в тот момент, когда профессиональное искусство решило отказаться от самого себя, – в момент рождения авангарда – художники заинтересовались наивом, чтобы доказать, что людям академическое художественное образование чуждо. И так возник во Франции феномен Анри Руссо, а в России – Пиросманишвили. И того и другого открыли и стали активно продвигать профессиональные художники именно для доказательства легитимности авангарда. Поэтому главной фигурой в наивном искусстве является не автор, а куратор – художник или искусствовед, который открыл тот или иной наивный материал и правильно его подал.
Спецификой же нашей страны является то, что мы с известной наивностью переживали освобождение от академических пут дважды и с одинаковым энтузиазмом: один раз во время авангарда 1910-х годов, а второй – в 1960-е. И тогда опять же вполне профессиональные художники снова вовсю продвигали наивную живопись для доказательства, что Академия художеств не права. Это было сравнительно действенное в их глазах оружие, потому что наивное искусство объявлялось народным, а советская власть должна была быть чувствительной к такого рода аргументам, хотя и не была. Так или иначе, наивное искусство, то бишь профессиональный интерес к непрофессиональным художественным занятиям, пережило у нас ренессанс. Он очень давно закончился – вместе с нонконформистами Малой Грузинской, «деревенской прозой», интересом к лубку, вышивке и домашнему вязанию. Но остались люди.
Они теперь экзотично выглядят. Никакого обновления профессиональное искусство сейчас не переживает, потому что оно умерло. Ну как можно сегодня объявить наивным искусством написанный маслом портрет Пушкина на фоне перформанса или инсталляции? Что тут наив, а что профессия? Это удивительный музей усилий интеллигенции обновить художественный язык живописи в 1960—1970-е годы, найти легитимную опору этого обновления. При этом искусство до того дообновлялось, что уж и никакого языка не осталось. Но остался музей.
Музей в принципе институция, утверждающая общественную важность тех или иных занятий и той или иной группы, связанной с этими занятиями. В России это отчасти замена клуба, профессионального или земского. Музей воды утверждает значимость канализаторов, охоты – охотников, а Восточного округа – жителей этого округа. Когда-то, бросая преподавать на отделении истории искусства МГУ, я считал, что искусствоведы вследствие переоценки России рынком больше обществу не нужны. Как выяснилось, я ошибся. Они с их ушедшими идеалами и мечтами обновить художественный язык и выйти к чему-то психологически цельному и чистому по-прежнему востребованы и сохраняемы. Государство их высоко ценит и оплачивает им аренду угла у аутсайдеров.
Современный музей каллиграфии
Где это: м. Сокольники, Конгрессно-выставочный центр «CОКОЛЬНИКИ», 5-й Лучевой просек, д. 2, стр. 1, павильон 7, +7 (495) 728—77—58
Что это: музей искусства письма
Что можно: прочитать российскую Конституцию, написанную древнерусскими буквами, посмотреть на образцы японского, китайского, корейского, индийского и арабского письма
Очень европейская, качественная, изысканная минималистская экспозиция.
Буквы в Сокольниках
Этот музей как-то пугающе эфемерен. Хотя лихая, немного гусарская по росчерку надпись «Современный музей каллиграфии» встречает вас уже на входе в Сокольнический парк, все же парк этот так демократичен, что мысль о каллиграфии там возникает в последнюю очередь. Идти туда надо по пятой лучевой аллее, мимо замечательного конструктивистского шахматно-шашечного клуба, вокруг которого тусуются доходяги-ханурики с пивком и водочкой – видимо, в душе шахматисты. Когда дойдешь, то упираешься в павильончик из сайдинга, выстроенный явно как временное сооружение и с мыслью по преимуществу торговой. Он последний в обширном ряду ангаров, где располагаются промышленные выставки, но самый маленький из них, этакий сын полка. Это и есть музей каллиграфии, хотя возникает ощущение, что сейчас-то он есть, а завтра не будет. Спешите видеть!
Но если войти внутрь, то все это как-то отменится. Там очень европейская, качественная, изысканная минималистская экспозиция. Я был в музеях дизайна в Лондоне и во Франкфурте, могу сказать уверенно – они бы таким залам сильно позавидовали. У них примерно то же, но как-то запущеннее, захламленнее. А тут прямо совсем с иголочки.
Этот музей обязан своим возникновением специфике характера хозяина Московской выставочной компании (МВК) Алексея Шабурова. Этот джентльмен, гонщик, лыжник и дзюдоист, в 1990-е годы создавший компанию на базе сильно запущенного выставочного комплекса Сокольнического парка, постоянно проводит громкие акции. То он открыл музей на Северном полюсе в честь экспедиции Папанина, то полетел по маршруту Чкалова, то устроил выставку на Эйфелевой башне. В общем-то, характерный пиар путинского времени – помесь экстрима, шальных денег и патриотизма. Но, вероятно, ощущение спортивной опасности, которого ищут джентльмены путинского призыва, вкупе с патриотическими жестами, страхующими их от неспортивных опасностей со стороны государства, должны уравновешиваться в их характере склонностью к вдумчивой и кропотливой работе. Во всяком случае, я не вижу возможности иначе объяснить странную для гонщика и летчика любовь к каллиграфии.
Впрочем, и здесь не обошлось без специфических реверансов в сторону вертикали. Как сообщает пресс-релиз музея, жемчужиной коллекции является переписанный от руки текст российской Конституции. С точки зрения графического дизайна это не слишком занимательный документ, переписанный неинтересным уставом, причем с неприятно-компьютерными эффектами одинакового интерлиньяжа и одинаковыми, не зависящими от площади буквы расстояниями между буквами, что с точки зрения классической каллиграфии совсем не очень.
Но сама идея современной российской Конституции, написанной древнерусскими буквами, забавна.
Года четыре назад духовный отец русской приватизации Виталий Найшуль выступал с идеей, что поскольку слова, из которых состоит Конституция – президент, федерация, референдум, – не очень понятны русским людям, то надо бы переписать Конституцию, заменив их коренными словами языка. Мне запомнилась статья 11 переписанной так Конституции: «Россией правит Царь. Царь правит бессменно двунашесть лет, первый раз Царя народ выбирает на шесть лет, а другой раз перевыбирает еще на шесть, а доле нет». Смысл Конституции действительно становился куда понятнее. Хоть сам текст Алексей Шабуров не менял, но выглядит она в этом древнерусском виде как-то по-найшулевски.
Вообще же, русский отдел – самый слабый в музее. Там в основном ксероксы с исторических документов, и зачем это надо – непонятно. Вычурные же образцы шрифтов, которые вывешены на стенах, заставляют вспомнить известное среди наших графических дизайнеров мнение, что кириллический шрифт вообще сильно проигрывает латинице. Безобразную восходящую перекладину у «и», отвратительный развал на части у «ы», вывернутость «я» относительно r, мелкий дачный штакетничек «ш» и «щ» и глубокое отчаяние от собственной несуразности у «ъ» (мало ведь всего остального, еще эта палочка назад, эдакий последний приветик) не в состоянии исправить никакой графический гений. Хотя это и не совсем правда, и, на мой взгляд, русские шрифты на основе антиквы изящны, как виртуозно уложенные в размер и рифму русские сложноподчиненные предложения. Но как раз этого слоя русских антикв в музее нет, а есть лишь диковатые эксцессы на основе устава и полуустава.