Страница 13 из 15
И трудно отделаться от ощущения, что наши психи, конечно, интересны, показательны, но провинциальны по сравнению с настоящими западными сумасшедшими, как-то вторичны, что ли.
Осознав все это, начинаешь сам впадать в депрессию. Нет, не из-за вторичности наших психов, а из-за ощущения подмены. Все искусствоведческие установки, все вкусы, предпочтения и предубеждения, от особой ценности русских 1920-х до ощущения, что русское искусство провинциально, прямо транслируется на искусство душевнобольных, и тем самым оказывается, что все разговоры об их спонтанности, о способности выразить какой-то свой мир – это все блеф. На самом деле тут вообще никаких отличий с остальным искусством. Производство искусства – это две фазы, изготовление артефактов и фильтрация. Сумасшедшие, пожалуй, отличаются тем, что рисуют безостановочно, могут произвести до 300 рисунков в день, так что тут на-гора выдается очень много продукта, но психолог или искусствовед тут работают строже, отсеивают жестче, потому что автор совсем бесправен и к другому врачу не попадет. А фильтры – они же понятны, это и есть искусствоведческие установки, представления, предубеждения, и поэтому от больных эпохи экспрессионизма остается экспрессионизм, а от сегодняшних сумасшедших – поп-арт. Это какая-то пародия на искусство не-посторонних, где лечащий врач выступает в роли куратора, который потом, как и обычный куратор, рассказывает разные истории про то, какое это необыкновенное искусство. Только обычный куратор рассказывает, как Бойс был летчиком, и как его сбили, и как он ел сырое мясо у татар и чуть не сошел с ума, а здесь настоящий шизофреник, со справкой. Понятно, что маньяк из Лозанны выглядит как-то более по-европейски, чем доходяга с Канатчиковой дачи. Ужас, сплошная спекуляция и комплексы поиска нового и иного любой ценой.
Но знаете, что самое удивительное? Ходишь, смотришь на эти вещи и иногда вдруг видишь – действительно сильно. Штрих, линия, образ. Нет, Абакумов прав – тут просто чувствуется. Какая разница, как это получено, откуда взялось? Вы не в состоянии понять драмы раввина, погибающего в СССР, в 1950-е годы, в сумасшедшем доме, под фамилией Васильев, даже без имени? Это фантастические человеческие документы отчаяния, надежды, поиска смысла бессмысленного бытия. Это братья твои. Иди, полюбуйся.
Музей наивного искусства
Где это: м. Новогиреево, Союзный проспект, д. 15 а, +7 (495) 301—03—48;
м. Первомайская, Измайловский бульвар, д. 30, +7 (499) 367—45—81
Что это: собрание произведений художников-наивистов
Что можно: познакомиться с живописью, графикой, скульптурой и декоративно-прикладным искусством российских наивных художников
Наивные художники не потому наивные, что не учились, а потому что и не хотят учиться, а стремятся сохраниться как есть.
Разные иные
Музей наивного искусства Восточного округа Москвы официально находится в маленькой дачке времени модерна в Новогиреево. Но там его нет, поскольку там проводятся разные выставки, а площадь всего 150 кв. м, и экспозицию держать негде. То есть иногда вы можете застать там этот музей, но сейчас он съехал. Он арендует угол у Музея творчества аутсайдеров на Измайловском бульваре и там и живет.
Естественно, в этой ситуации одна из главных задач музея – это отличать искусство наивное от искусства аутсайдеров: места мало, и они путаются. Честно сказать, отличаются они прежде всего административно, потому что директор наивного – Владимир Грозин, а директор аутсайдеров – Владимир Абакумов, и это разница. Но никогда-никогда люди посвященные не признают такой простой разницы, а принята тут большая наука. Аутсайдеры, как считается, сумасшедшие и создают искусство пограничных состояний психики, а наивные художники создают искусство обычных состояний психики, только по-иному эти состояния видят.
Если вам это напоминает различия буйного отделения психбольницы и палаты для спокойных с отклонениями, то или вы ничего не понимаете в искусстве, или я не могу передать вам тонких оттенков мысли посвященных.
Еще этот музей остро переживает проблемы отличий от других собраний наивного искусства, а они – от него. Важно помнить, что этот музей, во-первых, государственный (а аутсайдеры – общественные), во-вторых, некоммерческий, в-третьих, первый. Он образовался в 1998 году, но эта дата не считается, потому что, если ее считать, он менее первый. А еще в 1993 году господина Грозина, бывшего сотрудника экскурсбюро из Третьяковки, назначили руководить новогиреевским центром работы с ветеранами и инвалидами, и он задумал этот музей, и если считать от этой даты, то тогда он более первый, чем если считать от 1998 года. То есть опять же многие задумывали еще и раньше, еще и в 1960-е годы, да что там – еще в 1930-е был организован заочный университет наивного искусства, и там тоже были замыслы, но господин Грозин первым задумал музей наивного искусства, будучи при должности директора, и это образует неколебимую структуру приоритета. В общем, в этом музее другие собрания наивного искусства принято критиковать за то, что они не первые, негосударственные, непредставительные и коммерчески ориентированные; а другие собрания (прежде всего галерея «Дар») критикуют этот музей за то, что он несистематичный, малонаучный, непрофессиональный, что у него нет специалистов и вообще он Музей наивного искусства Восточного округа Москвы, что географически смешно. Культурологически интерес к наивному искусству (равно как и к искусству аутсайдеров, детей и прочих) связан с концептом «иного» в европейском дискурсе, и это такая модная философская тема. Тут много написано, но должен сказать, мало кто из философов обращал внимание на то, что сфера «иного» отличается имманентной бранчливостью, то есть разряды «иного» ругаются между собой.
Я думаю, кстати, это универсальный закон «иного» и, скажем, у национальных меньшинств тоже большие претензии к сексуальным.
В музее меня встретила главный хранитель музея Лариса Дмитриевна Ртищева, и, честно сказать, от общения с ней у меня ни в коей мере не возникло ощущения, что музей недостаточно обеспечен профессионалами и специалистами. Я даже позволю себе заметить, что музей наивного искусства продуцирует вокруг себя гораздо больше разной теоретической мысли, чем любое другое искусствоведческое учреждение, скажем древнерусское, где среди сотрудников больше склоняются к исихазму. Признаки наивного искусства она убедительно нашла уже в Древнем Египте и конспективно, но настойчиво протянула эту традицию до наших дней. В целом, я так понял, в учении о наивном искусстве сегодня принята концепция психологического объяснения феномена. Мы проговорили полтора часа, и я много узнал о разных психологических казусах, приведших наивных художников к их творчеству. Особенно важны три темы. Во-первых, наивные художники не потому наивные, что не учились, а потому что и не хотят учиться, а стремятся сохраниться как есть. Во-вторых, что в их жизни случились неприятности (мужчины чаще запивают и бомжуют, а от женщин чаще уходят мужчины), и искусство их лечит. В-третьих, что наивные художники не знают эволюции и всегда тождественны себе, то есть в этом смысле у них такое же творчество, как детское. Все это было страшно интересно, и чувствовалось, что Лариса Дмитриевна – очень хороший, много думающий и увлеченный искусствовед с несколько избыточной для такого собрания квалификацией. Я бы сказал, ей правильнее возглавлять отдел Третьяковки или Эрмитажа.
Я и сам искусствовед, так что во мне многое отзывалось на ее теоретические построения, и мне хотелось думать с ней в унисон. Но меня, честно сказать, смущал угол, снимаемый от общественных аутсайдеров. Я все пытался понять, какая же логика стоит за тем, чтобы собирать эти произведения сохранивших детскую непосредственность мужчин и женщин трудной судьбы, держать их в этом углу на Измайловском бульваре и еще чтобы все это было государственным музеем.