Страница 15 из 15
Зато какая там коллекция японцев, китайцев и корейцев! У меня все же возникло ощущение, что дзюдо господин Шабуров увлекается искренне, а не потому, что Путин; уж очень он чувствует японцев. В принципе из них одних и можно было бы составить коллекцию музея, и, кстати, так у них и происходит во время фестиваля сакуры, когда к графическому дизайну они прибавляют все остальное японское – от боевых искусств до кухни. Но иероглифы! Как они прекрасны! И как поразителен характер людей в них! Там, где у китайца в иероглифе воспитанное благоговение перед математическим порядком каких-то шкафчиков, там у японца эмоциональный взрыв, бой с тенью, молниеносная точность спонтанного движения кистью. Прелесть что такое!
Ну, рядом с этим материалом проигрывает что угодно, но все же Тору, переписанную Абрамом Гершем Борщевским, посмотреть стоит. Нет, это не так уж красиво, но в самом движении пера, в этой настойчивости горизонталей, проходящих из буквы в букву, из слова в слово, так ощущается гортанная распевность интонации, что кажется, будто слышишь голос, читающий этот текст, и даже он как бы начинает раскачиваться в глазах, повторяя едва что не заклинательную интонацию. Будто это текст и нотная запись вместе.
Что же касается индусов, то их, на мой взгляд, не надо. У Петрушевской в одном рассказе есть такие слова: «Индия пусть. Странное место, но пусть». А я скажу – не пусть! Это что ж такое, что даже рукопись они исхитряются превратить в какой-то пестренький орнамент, будто перед нами не благородный манускрипт, а танцевальная сцена из индийского сериала! Уважаемый Алексей Юрьевич, как поклонник каллиграфии поклонника каллиграфии прошу вас заменить этот предмет графического искусства на какой-нибудь другой, более соответствующий высокому статусу санскрита как отца всех индоевропейских языков. Раз уж вам удалось сотворить такое в Сокольниках, держите себя в руках и не допускайте в шрифтах эстетики развеселых женских шаровар. Что за цыганщина в серьезном учреждении?
И вы знаете, там на удивление интересная мусульманская коллекция. Вообще, в Москве сейчас очень мало мест, где можно увидеть, что мусульманский мир – это невероятно рафинированная, разветвленная и разнообразная культура, просто проникнуться к ней уважением. И хотя здесь, конечно, не представлено все разнообразие классических мусульманских шрифтов, но тем не менее даже современные вещи из Татарстана, Иордании, Ирана не могут не восхищать. Особенно мне запомнился дивный иорданский лист, где шрифт превращен в минималистский архитектурный лабиринт, напоминающий планы древних дворцов. Единственное, пожалуй, я бы все же не решился написать под аятом l`a ll`ahi ill`a l`ah перевод «нет божества кроме Бога». Все же по-русски это принято слышать в форме «нет бога кроме Аллаха», и хотя ваш перевод более точен, но как-то это неканонически звучит и может, наверное, и покоробить.
Как писал Фазиль Искандер: «Эх, время, в котором стоим!». Ведь если взглянуть на все это со стороны, то как-то фантастично это выглядит. Этот парк с хануриками, эти выставки то ли зубоврачебного, то ли деревообрабатывающего оборудования, эти металлические ангары с отделкой дешевым сайдингом, этот то ли почетный полярник, то ли дзюдоист, и вдруг из ничего – коллекция вот такого! Жалко будет, если это все не выживет, хотя как может музей выживать в таком павильоне, тоже малопонятно. Может, им отдадут шахматно-шашечный клуб? Все же занятный памятник конструктивизма. И тоже, боюсь, долго не протянет. Пропьют.
Музей художественных тканей
Где это: м. Октябрьская, Шаболовская, ул. Малая Калужская, д.1, +7 (495) 952—02—08
Что это: учебный музей при Московском государственном текстильном университете имени Косыгина
Что можно: увидеть западноевропейский гобелен XVI века, шелковые полотна Филиппа де Лассаля, изготовленные по заказу Екатерины Великой для Царского Села, екатерининские платья и камзолы, вещи, созданные по императорскому заказу, посольские дары и многое другое
Этот музей представляет культуру, дважды похороненную двумя разными революциями.
Ткани истории
Среди неожиданных музеев Музей художественных тканей занимает место как-то неправильно. По коллекции это богатейший художественный музей (26 тысяч единиц хранения, 6 тысяч в постоянной экспозиции), вполне себе способный конкурировать с любыми европейскими музеями декоративно-прикладного искусства. Но по форме существования это даже не малый, а учебный музей, включенный в учебный процесс Московского государственного текстильного университета имени Косыгина. Иначе говоря, никаких посетителей, за исключением профессоров и студентов, никаких экскурсоводов, минимум сотрудников, которые вообще-то преподаватели университета, но по совместительству у них музейная нагрузка. Это так странно и абсурдно, что даже и не знаешь, как это объяснить. Западноевропейский гобелен XVI века, шелковые полотна Филиппа де Лассаля, изготовленные по заказу Екатерины Великой для Царского Села, потрясающего качества екатерининские платья и камзолы, вещи, созданные по императорскому заказу, посольские дары – уровень коллекции таков, что если бы текстильный университет захотел представить ее, скажем, на выездной выставке в ГМИИ имени Пушкина, то выставка коллекции «Шанель», которая прошла там два года назад, показалась бы детским лепетом.
Почему это учебный музей будущих работников текстильной промышленности, которой в России больше нет и вряд ли появится, я объяснить не в состоянии.
Вернее, как – исторически это сравнительно понятно. Текстильный институт образовался из Московского текстильного техникума в 1920 году. Туда в разное время передали коллекции Строгановского училища, частные коллекции Щукиных, Морозовых, Рябушинских. Отчасти – коллекции чисто производственные, каталоги тканей их мануфактур и мануфактур конкурентов, отчасти – собрания раритетов. Императорские ткани и платья угнетателей культурного интереса для революции не представляли, однако считалось, что красные ткачи должны были овладеть секретами царского мастерства для одевания освобожденного пролетариата. Им для обучения и передавали эти коллекции вместе с церковными облачениями, уникальной тканетекой конца XIX века (гигантские фолианты с образцами тканей сотен европейских мануфактур) и с дипломатическими дарами. А потом, когда Косыгин умер, Брежнев, относившийся к нему с известной иронией, назвал его именем текстильный институт. На том основании, что высшее образование Косыгин получил как текстильщик. И так у нас получилось, что платья из коллекций главных европейских кутюрье XIX века, Чарльза Ворта, Пакена, Дусе, сестер Калло, оказались как бы посмертно в коллекции Алексея Николаевича Косыгина.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.