Хвост огненной кометы

Я не был доволен собранным материалом, но чтобы удовлетворить любопытство Бориса Абрамовича, касаемо мирных инициатив в республике, его вполне хватало.

Пристроился возле вертолета, стал сочинять. В голову ничего толкового не лезло. Долго мучился, прежде чем выплеснуть в потертую записную книжку первую фразу:

«Под жарким чеченским солнцем идут переговоры, под жарким чеченским солнцем продолжается война…» Конечно, получилось вычурное начало, но я не погрешил против истины – жара действительно стояла для меня невыносимая, а, какие-никакие переговоры протекали своим чередом. Как воды Аргуна, прибивающие к берегам истерзанные трупы. Да, именно так. На следующий день я узнал, чего на самом деле стоили федералам всевозможные мирные договоренности и моратории, приведшие, в конечном итоге, к позорному для России Хасавюртовскому соглашению.

И в том нет вины Анатолия Романова. Злой гений Березовский запутал не только военных, но и всю страну.

19.05.95. Сюжет второй. Бой под Сержень-Юртом

Была, не была!

Накануне вечером, за рюмкой чая, контрразведчики из нашей палатки пообещали взять нас с собой на важное задание. Что оно собой представляет, не уточнили. Подполковник Валера пил только кофе и без конца делал мне комплименты по поводу сюжета в программе «Время». Материал прошел на 21.00, его видел Анатолий Романов и остался доволен. Радовался и Валера. Ведь за «неправильные» репортажи пишущей и снимающей братии генералы снимали стружку с сотрудников своей пресс-службы. С нас-то, журналюг, какой спрос? Ну, откажут в очередном интервью, а от грязи в глазах общественности долго не отмоешься. В те годы наш народ, в большинстве своем, еще мыслил советскими категориями – раз показывают по телевизору, или печатают в газете, значит правда.

Я тоже смотрел свой репортаж на релейке, откуда и перегоняли материал в Москву. От главной нити сюжета, что генерал Романов – и один в поле воин, разумеется, ничего не осталось. Но то, что командующий всеми силами пытается наладить мирный процесс и тем самым сохраняет русские и чеченские жизни, в репортаже прозвучало. Монтаж картинки, правда, был как всегда аховый. На тексте о Грозном, планы Ханкалы, я рассказываю об аэродроме, вставляют танки. В группе оперативной информации работало полно женщин, которым до чеченской войны было как аравийскому верблюду до Северного полюса. Хорошо, хоть, верные субтитры на командующего дали. Причем, редактору Кате я долго втолковывал, что синхрон этого офицера нужно подписать: «Командующий группировкой внутренних войск в Чечне Анатолий Антонов». Грамотная Катя никак не хотела уразуметь: «Какой же это Антонов, Вовочка? Ха-ха». Вмешался Кипин: «Это, конечно, Романов, но нужно написать – Антонов».

– Ты зачем секретную информацию по открытой связи выдаешь? – нарочито грозно взглянул я на оператора.

Володька стушевался, но до Кати, наконец, дошло.

Итак, материалом вэвэшники остались довольны, можно было продолжать творческое сотрудничество. Однако когда я проснулся ранним утром, след контрразведчиков уже простыл.

Я растолкал своих товарищей, и мы поспешили к штабу Романова. Возле входа стоял часовой и на вопрос, где командующий, так грозно взглянул на нас, что похолодело в животе. Было ясно, генерал куда-то улетел, а от бойца ничего конкретного не добьешься.

Слоняясь по военной базе, натолкнулись на палатку «Вестей». У «россиян» имелся свой просторный шатер, где корреспонденты чувствовали себя вполне удобно и независимо. За подобную «квартиру» Российское телевидение платило министерству обороны небольшую сумму, и все были довольны. Наша же редакция не проявляла тогда никакого интереса к бытовым условиям командированных на войну сотрудников. Заместитель главного редактора по производственной части Георгий Акопян – умный, хитрый, как крот расчетливый армянин, всегда расставался с редакционными деньгами, будто со своими собственными. Позже все наладилось, но тогда мы могли лишь позавидовать вестюкам.

Внутри палатки, упершись руками в колени, похожий на Леонова в «Джентльменах удачи», сидел Саша Сладков. Ему прислуживала вся съемочная группа. Один размешивал сахарок в чае, другой нарезал белый хлебушек. Вот воспитание, подумал я, а мои орлы даже водки командиру первому не нальют! Но это я ворчал так, по – стариковски. Я всегда старался выстроить с бригадой равные отношения, тем более на войне. Сладков же из бывших военных, субординацию блюдет четко. У него не забалуешь.

Разговорились. Выяснилось, что ежедневно из штаба Куликова часов в двенадцать дня появляется какой-нибудь Гаврила и выносит оперативную сводку по всей Чечне.

– Толку от нее мало, – откусил большой кусок от горбушки Саня, – нужно самому суетиться. Я уже сегодня командующего объединенной группировкой записал.

– Когда же ты успел?

– Спать меньше нужно.

Я потом узнал, что Сладков ежедневно, с утра пораньше, засылал к штабу одного из своих хлопцев. Когда тот отлавливал какого-нибудь ответственного военного, приводил Саню.

Ну вот, у «Вестей» уже синхрон Куликова имеется, а у меня кукиш с маслом. Чтобы не расстраиваться еще больше, мы покинули сладковский вигвам и направились к штабу. Стрелки на часах показывали только десять. Перспектива бессмысленно топтаться целых два часа, не радовала. Даже если и вынесут заветную оперативку, чего с ней делать? Ее в Москве и по информационным агентствам редакторы прочтут. А Минаев вчера просил продолжить миротворческую тему. Была, не была!

– За мной! – скомандовал я бригаде.

На мое счастье, въезд на взлетное поле никто не охранял. На краю бетонки разгружалась «восьмерка». Из чрева вертолета хмуро выпрыгивали бойцы в чистой форме, с вещмешками и касками за плечами. Пополнение. Вчерашние школьники, приземлившись за чеченскую землю, нервно рылись в карманах и засовывали во рты сигареты.

– Не курить возле машины! – кричал на них пилот. – Совсем что ли осатанели?!

Я вздохнул. Пока еще не осатанели, но осатанеют непременно и очень скоро. Может и прав генерал Романов, войну нужно прекращать как можно скорее и всеми возможными и невозможными способами.

Сглотнув, я подошел к вертушке.

– Куда-нибудь сейчас полетите?

– Чего надо? – грубо отрезал пилот.

– Нам на юг нужно, желательно под Сержень-Юрт.

– А, может, вашу милость сразу на Гавайи доставить? Там тепло.

– Здесь тоже не холодно.

– Ну и двигайте отсюда. Эй, Степаныч, слышь, – крикнул он не видимому мне с земли человеку, – тут телевизионщики нашу яхту зафрахтовать хотят.

В проеме железной стрекозы показался майор в шлемофоне. Кажется, я где-то его видел.

– А, программа «Время», кивнул приветливо майор.

Признаться, я очень удивился. Фамилия то моя, конечно, на слуху – почти каждый день в эфире. Но лицо? Корреспонденты редко появляются в кадре, поэтому нас редко узнают.

– Я тебя в Моздоке видел. На совещании. Вы после этого в своей передаче Юшенкова гаденышем обозвали.

– Не мы, Грачев.

– Какая разница. Без вас бы его страна не услышала. Лихо. Лучше, Коляныч, с телевизионщиками не шути, еще объявят, что ты чеченский шпион.

– Объявят! Я им объявлю, – уже не зло возмутился Коляныч.

– Куда на этот раз собрались? – поинтересовался у меня майор.

Я честно признался, что точно не знаю. Вроде бы под Сержень-Юртом идут бои.

Летчик махнул рукой и сказал, что они везде идут и никогда не прекращались. Везение, как известно, случается редко, но на войне гораздо чаще. Несказанно повезло и на этот раз. Майор тщательно проверил нашу аккредитацию, удостоверения и коротко бросил:

– Залезайте. Мы как раз под Сержень-Юрт двигаем. За «трехсотыми».

Иди и смотри

Все полчаса полета вертолет трясло так, что мне казалось, он сейчас развалится. Машина явно была старой, с небрежно подкрашенными топливными баками и фюзеляжными рейками. Летели низко, но не как в январе по-пластунски, более уверенно, что ли, не крадучись.