Страница 15 из 16
Приземлились резко, без всяких заходов, разворотов. Коляныч рванул люк, и мы тут же выбрались наружу. Кругом простирались зеленые холмы, на которые словно выплеснули алую краску. Маки. Такого количества красных маков я еще ни разу в жизни не видел. Казалось, прилетели на курорт. Легкий ветерок, птички поют, хорошо! И никакой стрельбы.
К летчиком подошел невысокий старлей в домашних тапочках на босу ногу.
– Что это? – недовольно кивнул он в нашу сторону, будто спрашивал не о живых людях, а о ящиках с ржавыми гвоздями.
– Корреспонденты.
– Зачем?
– Сами разбирайтесь.
На Кипина напала жажда работы. Он не замечал недружелюбия старшего лейтенанта.
– Откуда лучше местность осмотреть? – засуетился Володька.-Виды прекрасные.
Наивный Володька явно не понимал куда попал.
– А-а, – лукаво протянул старлей.-Виды. Иди и смотри. Туда.-Он указал за кусты акаций.
Кипин по-деловому вскинул камеру, велел Мишке взять штатив и поспешил в указанном направлении.
Я протягивал офицеру документы, когда из-за кустов раздался утробный Володькин кашель, затем сдавленный стон.
– Что там? – забеспокоился я.
– Ничего особенного, – побагровел вдруг старлей.-Два члена отрезанных и их хозяева в полиэтиленовых мешках. А что вы здесь хотели найти? На прогулку приехали! – перешел он на крик.-Вам здесь не Ялта! Не парад Победы на Красной площади.
Ялта, Гавайи. Каждый выполняет в этом мире свою работу, но почему-то многие считают, что их труд самый тяжелый. Остальные дурака валяют. Старлей меня просто взбесил. Глядя ему прямо в глаза, пронзительно и глубоко, как гадюка перед выпадом, я прошептал:
– От-ста-вить.
– Что? – наклонил голову старший лейтенант.
– Отставить! – заорал я на всю округу командным голосом. Все же недаром в армии я был сержантом, а на военной кафедре журфака старостой курса. – Мы тоже здесь по государевым делам!
Офицер в тапочках как-то сразу сник, погас.
– Ну, пошли.
Опять испортилось настроение. Не из-за крика. Парад Победы. Ровно десять дней назад, сидя в редакционной студии, я вел прямую трансляцию юбилейного парада Победы. Вместе со своим другом Шурой Оносовским. До этого все парады озвучивали дикторы, но новому руководству канала захотелось чего-то особенного, живого. За две недели до священного действа нас с Оносовским освободили от основной работы и велели писать тексты. Ничего сложного в этом нет. Связаться с пресс-службой Московского военного округа, уточнить последовательность прохождения колонн, взять прошлогодний текст парада и на его основе сваять новый. Ну, еще добавить несколько лирических отступлений. Однако к 50-летию Победы открывали мемориальный комплекс на Поклонной горе и военную часть парада решили перенести туда. Перелопатили кучу архива, по десятку раз на день мотались на Поклонную, заранее записывая интервью с Зурабом Церетели, священниками храма св. Георгия Победоносца, строителями. Накануне парада тексты принесли главному редактору Олегу Точилину. Читали все начальники и никаких существенных замечаний они не сделали. Все хорошо. Правда, мы с Сашкой не показали им вставки, необходимые для латания дыр в эфире. Это когда во время прямой трансляции возникают непредсказуемые паузы. Вставки были обычные – «Поклонная гора – пологий холм на западе Москвы между реками Сетунь и Филька…», «На Поклонной ждал ключи от Москвы Наполеон, да так и не дождался…, «Большой вклад в строительство комплекса внес лично Юрий Лужков, приказавший выделить на его создание дополнительные средства…» Последняя вставка и выстрелила. Я прочитал ее на паузе, когда режиссеры в очередной раз начали «обсасывать» стелу с греческой богиней Никой. Если ехать из Москвы, кажется, что богиню Победы насадили на гигантский каменный шампур. Мне и в голову тогда не пришло, что Ельцин в очередной раз на ножах с Лужковым.
– Зачем ты прочитал про Юрия Михайловича? – спросил меня Точилин, пряча глаза, когда мы с Сашкой после эфира пришли на «разбор полета». – Евстафьев рвет и мечет. Требует от тебя объяснительную записку.
Ничего себе благодарность!
– Предупреждать же надо было, – возмутился я.
– Словом, или объяснительная, или заявление об уходе, – отрезал шеф..
Черт подери! Я уже, было, решил плюнуть на вечно неблагодарную редакцию, (меня давно звали на «Россию»), но народ уговорил не горячиться.
Похоже, в Кремле не предали значения моему вольнодумству и генеральный директор ОРТ Евстафьев успокоился. Но тут как гром среди ясного неба. В «Московском комсомольце» вышла подробная статья об этом скандале. Правда, без упоминания моей фамилии.
Минаев молча положил передо мной газету.
– Не знаешь, кто слил?
– Не знаю, – честно признался я.
Дело вроде бы затихло, но многие считали, что это я, таким образом, решил себя обезопасить. Хотя, скорее всего, публикацией в газете прикрывали свои тылы редакционные начальники и, по ходу дела, не преминули вставить Евстафьеву шпильку.
Илья Пророк
Под камуфляжной сеткой сидел подполковник и игрался штык-ножом.
– У вас есть разрешение на пребывание в районе боевых действий? – спросил он, не отрываясь от своего занятия.
Я сунул ему под нос аккредитацию.
Подполковник искоса взглянул на бумажку и ухмыльнулся.
– Внутренние войска для нас не указ.
Во время полета Коляныч сказал нам, что мы двигаемся в расположение 506-го мотострелкового полка из Тоцкого. Этим я и решил воспользоваться.
– Две недели назад мы были в командировке в вашем городе, – не моргнув глазом, врал я, хотя даже не представлял, где он находится.-Комитет солдатских матерей просил передать вашим бойцам привет.
Подполковник недоверчиво на меня взглянул, отодвинул в сторону нож и прищурился.
– Лучше бы они Ельцину привет передали. Сидим тут в окопах как вши амбарные.
Я молил Бога, чтобы командир не спросил меня о достопримечательностях его родного города. Не спросил. Разговорился.
– Три недели перед ущельем топчемся. Его Сержень-Юрт закрывает. Но в село заходить не смей. А «черти» нарыли траншей с лазами возле Стержня и шмаляют почем зря. В село за продуктами бегают и за патронами, отсыпаются там и снова в окопы. То одно перемирие, то другое. Замучили миротворцы. А наши ребята гибнут. Пятнадцать «двухсотых» за это время отправили. Сегодня утром двух разведчиков потеряли.
– Разве нельзя их артиллерией накрыть? – осторожно поинтересовался Мишка Сотников.
– Они там аки вши амбарные засели, – повторил, видимо, свое любимое выражение подполковник и, наконец, представился:
– Илья Комаров. Что еще мамаши, кроме привета просили передать?
Я изворачивался, как мог, и был сам себе противен. Но профессия спасла.
Комаров неожиданно потребовал все наши документы и отдал их лейтенанту.
– Свяжись по рации с Ханкалой, пусть проверят.
Пока ждали ответа, Мишка нашел в кустах кривой зазубренный тесак.
– Вот такими ятаганами они нас и режут, – кивнул подполковник.-Я удивляюсь, почему до сих пор не уничтожили Дудаева. Он же болтает по спутниковому телефону, сколько раз засекали его переговоры. Есть же ракеты, которые наводятся на телефонные сигналы. Или нет?
Даже и представить себе не мог Илья Комаров, что через год этот вопрос будет мучить очень многих, в том числе и меня.
Джохара Дудаева уничтожили поздно вечером 21-го апреля 96-го года, рядом с селом Гехи-Чу Урус-Мартановского района в тот момент, когда он разговаривал по спутниковому телефону с Константином Боровым. Некоторые информационные агентства сразу сделали предположение, что его убили с помощью самонаводящейся на сигнал телефона ракетой. Версия представлялось логичной, но несколько для меня сомнительной. Для порядка я обзвонил пресс-службы всех силовых ведомств, заранее зная, что ничего конкретного мне не скажут. «Информация уточняется». Тогда я начал набирать номера телефонов руководителей оборонных предприятий, на которых производятся авиаракеты. С кем удалось связаться, в один голос утверждали, что таких ракет они не делают. Странно.