Страница 4 из 36
- Стойте, стойте, - ошалело остановил его Бербедж. - Я ничего не понимаю. Виллиам-то при чем?
Они уже сидели за столом, а Четль размахивал жареным угрем, обычной закуской пьяниц.
- То есть как при чем? - удивился Четль. - Я же говорю вам: к Виллиаму привязался этот рыжий...
- Так что же вы мне сразу... - ахнул Бербедж. Он грозно поднялся из-за стола, нащупывая в кармане острый кривой кинжал, купленный у заезжего матроса.
- Куда вы? - рванул его за руку Четль.
- Билл! - крикнул Бербедж во всю свою могучую, звонкую глотку, покрывая шум все растущего и восходящего скандала. - Держись, Билл, я сейчас же иду к тебе! - И, не обращая больше внимания на сразу вспотевшего и притихшего Четля, бросился в толпу, как будто нырнул в нее - головой вперед.
V
Могучий, плотный гигант с густой каштановой бородой стоял на столе, а трое человек норовили схватить его за ноги. Лицо уж у него было разбито, глаз заплыл, и кровь капала даже с бороды, но в руках был нож, и он махал им молча и свирепо. Здесь не кричали. Дрались по-деловому: тихо и сосредоточенно. Зато в другом углу, где находился второй центр драки, - там орали уже во все горло: во-первых, орал хозяин, которого притиснули к стене и не отпускали, затем закатывался толстый повар, которому мимоходом дали ногой под живот и он теперь вертелся под столом и верещал; затем с теми двумя, с которыми сцепился Виллиам, шел тоже очень крупный разговор. Виллиама хватали за ворот, а он хлестко бил по рукам и говорил: "Уйди!" Надо было бы ему пустить в ход шпагу, но обнажить ее было невозможно - негде.
- А я тебе говорю, что нет, ты пойдешь! - орал на Виллиама длинный, тонкий, светлоглазый парень с острым, лисьим лицом, покрытым со всех сторон хитрыми морщинками. - Пойдешь с нами, а там мы разберем, кто ты такой есть. Если ты действительно дворянин...
- Уйди, - свирепо и тихо говорил Виллиам. Его длинное лицо вздрагивало при каждом слове.
Бербедж подошел к молодцу, взял его за шиворот, рванул назад и приложил мордой о стену. Тот завопил, но сразу же обернулся и вцепился ему в руку.
Глава 2
НОЧНОЙ РАЗГОВОР.
Меня влечет к тебе размолвка
прежних дней.
Страданья прошлые и прошлые
печали...
(120-й сонет,
перевод С. Маршака)
I
Они шли по улице. Лошадь вели сзади. Было уже совсем темно.
- Если бы не вы, - робко сказал Шекспир, - все это кончилось бы плохо для меня.
- Из-за чего же это все началось? - спросил юноша.
- Да все из-за чертовой постановки, - сердито ответил Шекспир.
- "Ричарда"? - спросил быстро юноша и даже остановился.
- Видите, какое дело. Сейчас пришел Четль и сразу же меня спрашивает: "Что случилось? Почему не идет "Ромео и Джульетта"?" Я его спрашиваю: "А что?" Он отвечает: "Я только что из театра. Сбор плохой, публики мало, актеры недовольны". Ну, знаете, как это всегда бывает, когда идет старая, штопаная-перештопаная пьеса. Опять драка. Кого-то там чуть в помойной бочке не утопили. Неприятно всем, а больше всех Ричарду. Вы знаете, Ричард ведь живет сценой. Если его плохо приняли, ему никаких денег и не надо. Ну, я объясняю Четлю, что это не моя воля. "Ричард. Второй" был заказан. Он и спрашивает: "Как заказан?" - "Да так, говорю, пришли двое известных мне джентльменов и спрашивают: "Какой у вас бывает полный сбор?" - "Такой-то". "Но ведь не всегда такой?" - "Ну, конечно, не всегда! - говорю. - Если пьеса старая, на дуэли не дерутся, никого не убивают и не казнят, так и половину не соберешь". - "Ну, а завтра как?" - "А вот завтра, говорю, надеюсь на полный. Завтра идет "Ромео". Это пьеса доходная. Там одних убитых пять человек". - "Так вот, - говорит один из джентльменов, - вы поставите все-таки "Ричарда Второго", а до полного сбора мы вам доплатим". - "А зачем вам это нужно?" - "А просто хотим посмотреть еще раз эту поучительную пьесу". - Он обернулся к юноше: - Интересно ведь?
- Интересно, - ответил юноша. - "Поучительную"!
- Вот в том-то и дело! Признаться, я стал несколько в тупик. Тут один джентльмен говорит мне: "Мы видим, что вы колеблетесь. Так вот, мистер Шекспир, здесь разговора быть не может. Это воля королевы, вот перстень графа". И показывает мне кольцо с печатью. "Ну что ж, - тут я только плечами пожал, - будет сделано, как приказывает королева".
Они приближались к Темзе. Было совсем темно.
- Да-да, - сказал юноша, что-то обдумывая.
- Ну-с, ладно. Рассказываю я это Четлю, а он меня вдруг и спрашивает: "Но позвольте, позвольте, дорогой, ведь эта пьеса о свержении законного монарха. Чего же здесь поучительного? Как королева могла пожелать видеть эту пьесу взамен "Ромео"? Для чего ей это?" Смотрим мы друг на друга и молчим. Конечно, и мне приходит в голову такая мысль. И вдруг Четль говорит: "Ладно. Положим, воля королевы, ну а кольцо-то чье? Какого графа? Графа Эссекса, что ли? И не думаете ли вы..." Ну, вы понимаете, что я могу ему на это ответить? Тогда он мне говорит: "А помните, вы как-то рассказывали мне, мистер Шекспир, что ваш покровитель прямо в лицо назвал ее величество кривым скелетом, она ему дала пощечину, а он шпагу выхватил". И тут вот я смотрю: идет к нам, - и черт его знает, откуда он взялся, - тот молодец, которого вы видели, и спрашивает: "Здесь никто не сидит?" Я говорю: "Милости просим, место свободно". И толкаю Четля: "Молчи! Дурак!" Куда! Он выпил и начинает мне рассказывать все то, что от меня же и слышал: и про ирландские острова, и про взятие Эссексом Кадикса, и еще черт его знает про что. А молодец сидит, стучит по столу, просит кружку и нас будто не слушает. Я вижу, Четль совсем пьяный, встал, хочу уходить. Тут смотрю - с другой стороны подходит ко мне молодец с леопардами и говорит мне...
Он вдруг спохватился и замолчал.
Так молча они прошли несколько шагов.
- Ну? - спросил юноша.
Через сгустившуюся темноту можно было только угадать, как неподвижно его лицо.
- Подходит слуга миссис Фиттон и сует мне записку, - сказал Шекспир, решившись.
- Ну? - повторил юноша.
- А там сказано: "Не приходите завтра в театр. Садитесь на лошадь и уезжайте куда-нибудь из Лондона этак недели на две".
Сейчас они стояли друг перед другом.
- Недурно! - усмехнулся юноша.
- И вот, пока я читал записку...
- Понятно, - сказал юноша. - Тут он на вас и полез и устроил драку, чтобы отнять это письмо, но...
Он вдруг с внезапным порывом схватил его за руку.
- Виллиам, Виллиам, - сказал он почти со слезами, - как же мне не сладко было с нею. Ох, как не сладко! Чего я только не вытерпел за то, что увел ее от вас.
Тут они подошли к знаменитому, хотя и единственному, мосту через Темзу.
II
... Я взял тебя объедком
С тарелки Цезаря, и ты была
К тому еще надкушена Помпеем,
Не говоря о множестве часов,
Неведомых молве, когда ты вряд ли
Скучала. Я уверен, что на слух
Тебе знакомо слово "воздержанье",
Но в жизни неизвестна эта вещь.
("Антоний и Клеопатра",
перевод Б. Л. Пастернака)
Комната Пембрука находилась на втором этаже. Было еще довольно светло, и поэтому свечи зажигать они не стали. Или, может быть, потому, что каждый понимал - лучше не глядеть в лицо друг другу.
- А где альбом? - спросил Шекспир, привычно осматривая стол. - Он всегда лежал здесь.
- Нету, - ответил Пембрук, - ей подарил. - И Шекспир почувствовал, как мучительно и туго он улыбается. - Она знала, что это ваш подарок, и не давала мне покоя.
Помолчали.
- Она часто бывала здесь? - спросил Шекспир, прошел, сел в кресло и посмотрел на Пембрука. Тот ходил по комнате все быстрее и быстрее, поднимал руку и приглаживал волосы. Ах, этот знакомый, милый жест! Он всегда так ходил и так приглаживал волосы, когда волновался.
Шекспир сидел, постукивая пальцами по столу.
- Так вот как это получается, - сказал Шекспир.
Пембрук ничего не ответил.