Новеллы о Шекспире

Домбровский Юрий

Новеллы о Шекспире

Юрий Домбровский

Новеллы о Шекспире

СМУГЛАЯ ЛЕДИ

Только глупец может считать

стратфордского Шекспира автором "Гамлета" и

"Короля Лира"...

(Из одной старой книги о Шекспире)

По единогласному заключению ученых,

Гулливер не что иное, как миф, легенда,

созданная простым народом, в виду его

склонности к чудесному и необыкновенному.

Гулливер не существовал никогда, а тот, кто

утверждает обратное, лишается звания ученого,

навсегда изгоняется из академии и предается

проклятию в "Ежегоднике".

Леонид Андреев, "Смерть Гулливера".

Глава 1

ТЕАТР

1

Ричард Бербедж, играющий преступного короля, пришел со сцены, снял на ходу железные рыцарские перчатки и с размаху бросил их на дряхлый скрипучий столик.

- ... с этой вашей пьесой-то!.. - сказал он крепко и очень искренне.

Все, кто сидел в уборной, переглянулись, - таким Бербеджа видели впервые, что-что, а спокойствие он не терял никогда. Длинный малый в женском платье покосился на него и встал с табуретки, уступая место.

- Да сиди, сиди! - приказал ему Бербедж раздраженно и милостиво. Сиди, я еще Билла буду ждать! Ax, черт! Ну уж, я ему на этот раз скажу одно слово... Да, скажу.

Он прошел и сел к другому зеркалу, нахохлился, погрыз большой палец и вдруг раздраженно фыркнул.

- "Сборы, сборы!" - передразнил он. - Вот и сборы - два пенса да медная пуговица на дне кружки! А то еще "сборы"!

Опять все переглянулись. Хотя, верно, сборов не было, но все знали Бербедж сердится все-таки не за это. Сборы-то сборами, а играть было тяжело и противно. Публика слушала плохо, громко разговаривала, и раз чуть было не вспыхнула драка и пришлось на добрых пять минут прекратить игру: в партере поймали воришку, и тот стал визжать и вырываться. Поднялся шум. Но тут со сцены, где сидела чистая публика, вдруг поднялся высокий молодой в голубом зимнем плаще с тремя золотыми леопардами и гаркнул оскорбительно и громко:

- Эй, вы, милорды! Висельная дичь!

Ему ответили руганью, хохотом и свистом, кто-то даже запустил моченым яблоком, но молодец был тоже не промах, он встал - а был он высок и хорошо сложен - молча обнажил до половины шпагу, потом вытянул руку, сжал кулак и показал его партеру.

- Гы-ы! - длинно было засмеялся какой-то дурак, но в партере поняли и сразу же замолкли. Тут пахло серьезной дракой, а то, пожалуй, и кровопролитием.

Шум замолк, и пьеса продолжалась, но Бербеджу-то все это было очень неприятно, он играл плохо, с накладками, и чувствовал, что и зрители понимают, что он не в себе, а мучительнее этого состояния для него вообще ничего не было. Теперь он сидел красный от стыда, раздевался и был так зол, что вообще никого бы не хотел видеть: ни приятелей, ни театр, ни эту темную, скверно обставленную уборную, где все шатается и скрипит, ибо все здесь сделано на скорую руку, - он сам был столяром и сыном столяра и в этих вещах толк понимал. Кроме того, было еще и холодновато, со сцены через колючие доски дуло так, что шевелились дешевые, реденькие занавески. Бербедж кончил раздеваться, встал и тут в дверь вкатился пухленький, толстый человечек с очень румяным и ясным лицом.

- Уф, - сказал человечек и покачал головой, ведь еле-еле протискался. Его величеству привет!

Он сам взял стул, сел на него верхом, вытащил платок и начал вытираться. Лицо было потное и блестело.

- Еле-еле, - повторил он. - Там какого-то молодца потащили купать, говорят, что кошелек срезал. А что это ваше величество не в духе?

Бербедж, когда увидел старика, сразу просветлел.

- Сплошной убыток, мистер Четль, - сказал он весело. - Это прибавка одиннадцать шиллингов на брата, кажется, все, что останется в кассе. Ведь это с ума сойти - играть такую трудную пьесу, со столькими переодеваниями, за одиннадцать шиллингов на человека. Где у него была только голова?

- У кого это? - спросил старик.

- Да все у него, у Билла. Понимаете, вчера приходят два каких-то джентльмена, встречают Билла и спрашивают: "Что вы играете седьмого февраля?" Билл им отвечает: "Ромео и Джульетту". - "Нет, играйте "Ричарда Второго". Билл говорит: "Это нам невыгодно, сборы маленькие, пьеса уже давно не идет, половина зала пустая". А они говорят: "Мы заплатим по одиннадцать шиллингов каждому участвующему". Ну, Билл и настоял, чтобы отменили "Ромео". - Он вдруг опять помрачнел и выругался. - Знаете почему? Нет! Меня-то не проведешь. Он там играет монаха. Роль-то маленькая, но у него там строк сорок в самом конце, а он... Ну, в общем, ему теперь надо освобождаться пораньше.

- О?! - покачал головой старичок, его глаза округлились от удовольствия. - Это какая же? Неужели все та же?

- Ну! - ответил Бербедж с легкой улыбкой, снисходительной и чуть-чуть высокомерной (старик заметил и это). - Нет, конечно. Там дело вполне конченое.

- Ах, значит, и сонеты не помогли? - глумливо спросил старик.

Бербедж ничего не ответил, только головой мотнул.

Так они, улыбаясь, смотрели в лицо друг друга, отлично понимая все и слегка злорадствуя.

- В ее гнездышко залетает теперь большая птица, - сказал Бербедж очень отчетливо, - ее милость завела себе такого пеликана, что он каждую ночь прилетает клевать до крови ее сердце. Ее душа теперь наполнена до краев дарами его милости.

- Хотел бы я знать тогда, - сказал старик задумчиво, - что у леди называется душой и куда она ее прячет на ночь?

Все, кто был в уборной, засмеялись.

- Вы уж скажете, мистер Четль, - махнул рукой Бербедж.

Зашел кассир - старик медлительный, сухой и сердитый.

Все обернулись к нему.

Он дошел до стола и со звоном грохнул на него медную кружку.

- Черт знает что такое! - сказал он. - Напакостили целую бочку да и перевернули ее под конец. Такая вонь пошла по всему помещению! Велел курить можжевельник. Да куда там! До сих пор не продохнешь.

- А почему перевернули бочку? - быстро спросил Четль.

- Вора купали, - сердито ответил старик и погремел кружкой: Выручка-то, видите, а?

- Нет, Билл совсем сошел с ума! - решительно сказал Бербедж.

- Но к кому же он тогда бегает? - задумчиво спросил старик. - Чтобы Виллиам без всякой причины потерпел убыток? Да никак я этому не поверю. Если он промахнулся, значит, было из-за чего. Было, было, мистер Бербедж. Будьте уверены, что было.

- Очевидно, что так, - сказал Бербедж.

- Если я говорю, что это так и есть, будьте уверены. Да, что-то делается с Биллом. Помните, вы мне рассказывали, что он начал для вас новую пьесу? Ведь это было месяца три назад, никак не меньше. И помните, вы говорили, что недели через две она уже пойдет. Так где же она? А вот я действительно пишу трагедию и поставлю ее.

- А вы что-нибудь разве пишете сейчас? - спросил кассир. Он тоже имел долю в театре, и его мучило, что сборы начали падать.

- Я-то пишу, - важно кивнул головой Четль, я-то, молодой человек, пишу! Не говорю наверное, но очень скоро, возможно, что в этом месяце я окончу большую трагедию про Вильгельма Завоевателя, и посмотрите, какие сборы она будет делать.

- Ну что ж, дай-то Бог! - мирно согласился Бербедж, которому очень хотелось, чтобы Биллу натянули нос. - Вильгельм Завоеватель солиднее Ричарда. Во всяком случае, пришел раньше его.

- Да, - подтвердил Четль. - Был солиднее и пришел раньше. Но только для того, чтобы приобрести мою трагедию про этого несравненного героя, вам придется раскошелиться. Это ведь не ваш дурной "Ричард", за которого и одиннадцать шиллингов высокая цена. Так я прямо и скажу, когда мы встретимся с вашим Шейлоком.

- Ладно. Будет мех, будет и цена, - ответил Бербедж. - Я иду в "Сокол". Поищу Билла хотя бы там. Не составите ли мне компанию?

II

В коридоре, узком и темноватом, их остановил мальчишка, бойкий, востроглазый чертенок, один из тех, что держал лошадей у входа в театр, и сунул Бербеджу записку.