Новеллы о Шекспире

"Так что же это за актер такой? - подумал Гроу. - Во дворец его вызывают, с королем он беседовал! Пайщик! Рескрипт! Дом двухэтажный. Дочка у него замужем за доктором! Вспыльчив, с причудами! Не больно много среди актеров таких! Бербедж разве?" Он было приоткрыл рот, чтобы спросить, но вдруг остро и болезненно подумал: ну что толку спрашивать? Ведь от сестры все равно уходить надо! Это еще хорошо, что случай такой подвернулся завтра она проснется, а его уж нет.

- Я не буду говорить ему под руку, - мирно согласился он, - я вообще не буду ему перечить. Профессор Фенелл на лекциях фармакопеи нас учил: "Соглашайся со всеми жалобами больного - и он согласится со всеми твоими прописями".

- Ну, ваш Фенелл, мягко сказать... - недовольно поморщился Холл. Только избави вас Боже вот от этого. Если он заметит, что вы ему подыгрываете, он вас перестанет замечать.

- А он это умеет, - усмехнулся Волк и взглянул на доктора.

Опять замолчали все. Холл сидел и думал, Гроу смотрел на него и тоже соображал: это неспроста, что доктор решил позвать к больному его, совершенно неизвестного там человека. Значит, он точно нужен доктору. Это хорошо!

- А самое главное - имейте в виду вот что, сказал доктор, - не верьте его простоте. Ни один судья не прощупает вас так, как он. Вы и не заметите, как сами выложите все. Самое трудное будет скрыть, насколько он болен.

- Скажите о семье, - тихонько напомнил Волк.

- Ну что говорить о семье? - нахмурился доктор. - Семья как семья! Достойная и дружная семья! Все хорошо устроены. Болезнь главы - это большая скорбь для всех его родных. А в городе сэра Виллиама любят и уважают. Не у каждого же хранятся письма короля! - Он проговорил это все спокойно и скучно и с минуту просидел неподвижно, потом поднял голову и, смотря Гроу прямо в глаза, окончил: - Но в то же время надо помнить: это же Стратфорд. Актеров в город вообще не пускают. В городе только одна церковь, но каждый день она полна. А сэр Виллиам свой недуг нажил на сцене, дома не бывал годами. В церковь заглядывал только мимоходом. Это не всем по вкусу. Особенно женщинам!

- Понятно, - кивнул головой Гроу. После нескольких стычек с сестрой он на этот счет вообще стал понимать очень многое.

- Ну вот, - кивнул головой доктор, - все такие разговоры доходят и до семьи, так что предупреждаю: если дочери и жена вам сгоряча скажут не то, что нужно, не придавайте этому чрезмерного значения.

- В общем, - вдруг вмешалась Джен, и он не узнал ее голоса, всегда ласкового, мягкого и певучего, - хозяина в его доме не любят, и добром вас никто там не встретит.

- Н-да, - хмыкнул доктор, - н-да!

Наступила неудобная пауза. Все смотрели на Гроу и ждали, что он ответит, а он молчал, и тут доктор поднялся.

- Ну что ж, - сказал он. - Вино выпито, час поздний, пора в постель. Ничего, все будет в порядке, - повернулся он к Гроу, - я всех предупредил, что привезу своего ученика. За больным нужен уход. Примут вас как родного, ручаюсь.

- Ну, ухода-то там хоть отбавляй, - грустно усмехнулась Джен. - Дочка, внучка, жена, сестра, племянничек. И все ждут, ждут! Только не вас, конечно, - обратилась она к Гроу...

Доктор вдруг бесшумно поставил на стол кулаки - не положил, а прямо-таки поставил на стол два сильных, крепких докторских кулака.

- Гиппократ учит, - сказал он: - "... пусть около твоего больного постоянно дежурит кто-нибудь из твоих учеников, ибо ты ничего не вправе поручить посторонним". По-сто-ронним! А для меня все профаны около ложа больного - это посторонние, кем бы они ни приходились. - Он положил руку на плечо Гроу: - Ну, молодой человек, если ехать, то идемте спать. Завтра я вас подниму с петухами.

"Если бы не сестра, - подумал Гроу, - не ее проклятый бычина, послал бы я вас... А что, если их и вправду послать, а?" И сказал обидчиво:

- А где же я лошадь возьму? Нет у меня лошади!

Он до сих пор помнит это утро. Когда он вышел из дому с сумкой, воздух был тонкий, острый. Высоко над головой стояла полная луна - желтая и светлая, как ночью. Придорожные кусты только что пробуждались и сонно перещелкивались, зато грачи с платанов и тополей около гостиницы орали вовсю. Волк запретил разорять гнезда.

Гроу постоял, подумал, потом пристроил сумку под лавкой у "Короны" и пошел к колодцу. На свежем срубе стояло деревянное ведро. Вода в нем была со льдинками и такая холодная, что, когда он сделал глоток, заломило у глаз. Ровно в семь, как было договорено, он постучал молоточком - он висел на цепи - в дверь "Короны". Не ответили. Он постучал еще. Снова не ответили. Только лениво гавкнула и сейчас же со звоном и визгом зевнула за дверью собака. Но тут появился поваренок и сказал, что его ждут, а заходить нужно с другой стороны. Когда они вошли, доктор, уже свежевыбритый, в дорожном платье, розовый и душистый, что-то быстро писал на полоске бумаги. Волк сидел напротив. Перед ним была раскрыта Библия, он держал палец на какой-то строке.

- Да, было, было такое, - спокойно говорил доктор, - я-то, конечно, не помню, но отец рассказывал. Однажды, говорит, во время такого зрелища Иуду чуть не убили. Вскочили на сцену - и ну его таскать и топтать. Даже все скамейки поломали.

- Ну вот видите! - сказал Волк.

- Ну так что ж хорошего-то! - поднял глаза доктор. - Зверство! А апостола Петра, говорят, такой пьяница играл! Его каждый день из кабака за ноги выволакивали и бросали около забора, а тут, - пожалуйста. Он - святой! Вокруг головы веночек золотой! Нет, мистер Джемс., язычество оно и есть язычество. Что там, у папистов, что здесь у моего тестя! Женщины-то правы!

- И петух тогда кричал? - спросил Волк с любопытством. - На сцене?

- Наверное, - пожал плечами доктор. - А что тут хитрого? Мало ли у нас шутов! И залают вам, и закукарекают - поднеси только! И Петр был пьяный, и Пилат, и Иуда! И все, вы говорите, укрепляет веру? А вы знаете, что они сейчас на сцене плетут? Вот только времени нет, а то бы я вам рассказал что племянничек мистера Виллиама на его рождении ляпнул. А мальчишке шестнадцати нет! И подучил его кто? Бербедж. Ведь вот, кажется, самый порядочный из них, а... Достопочтенный Кросс на что человек добрый, тихий, а и тот тогда не выдержал!

- Что же он ляпнул? - спросил Волк.

- А! Говорить даже не хочется, - ответил Холл. Он положил рецепт на стол. - Тут все, что нужно, моя дорогая леди, - сказал он ласково. - Когда кто-нибудь поедет в Лондон, дадите ему это. Пусть заедет в аптеку возле моста. Я позавчера заходил, проверил, там все это есть. Так! - он взглянул на Гроу и улыбнулся, как будто только что его увидел. - Ну, молодец, коллега, не запаздываете, сейчас поедем! Завтракали?

- Ну когда же?! - ответила за него Джен и вышла из комнаты. У нее была легкая девичья походка.

Волк захлопнул Библию и бережно отнес ее в шкаф.

- Пошли, - сказал он. - Я вам, мистер Гроу, самую смирную дам, только не надо ее понукать.

Втроем они подошли к конюшне. Рядом был большой курятник, и в нем бойко переговаривались куры. Когда Волк взял в руки тяжелый замок и стал вставлять в него ключ, заорал петух. Доктор поморщился.

Волк взглянул на него и улыбнулся.

- "И пропел петел третий раз", - сказал он. - И тогда Петр, - продолжал он с внезапным вдохновением, - вспомнил слова Спасителя: "Прежде чем петух пропоет третий раз, ты трижды отречешься от меня". И заплакал. Вот!

- Да, Христос понимал толк в таких вещах, - холодно и буднично ответил доктор, - ведь среди двенадцати учеников был Иуда, Фома неверный и этот Петр. Но только не всякий возглашающий: "Господи, Господи, я люблю тебя", спасется. Вот что я хотел сказать вам. Мистера Виллиама всю жизнь любили через край, а что толку?

Волк распахнул конюшню и вошел. Пахнуло, как из медвежьего садка, соломой и животным теплом. Он вышел, ведя под уздцы молодую лошадь. Она горячилась, косила большим карим глазом, взметывала голову и переступала с ноги на ногу.