Страница 6 из 63
К своей мечте Евгений шел трудно, с фанатичным упорством.
Рос он на Волге. С детства парня манили две стихии - вода и воздух. Но победило небо. Обратился в военкомат, чтобы отправили в летную школу. Дошел до медкомиссии, вернее, до терапевта, и тот поставил диагноз - расширение сердца. Растерялся, чуть не расплакался в кабинете, но врач только развел руками.
Решил нажать на спорт, выдумывая всевозможные упражнения, бегал, плавал, осаждал гимнастические снаряды, но от своего не отступил. Подал заявление в Саратовское авиатехучилище ГВФ - все-таки ближе к авиации. Год учебы, остался еще год. А тут родители переехали жить на станцию Мартышкино, что находится в одном километре от города Ломоносова. Здесь Женя, и узнал о существовании аэроклуба. Прошел комиссию - все нормально, абсолютно никаких отклонений. С трудом отпустили из училища, уговаривали, но он настоял - только летать. Так мы с Женей оказались за одной курсантской партой.
Особенно туговато нам пришлось зимой. Форсировали налет. Руки у всех обморожены металлом, пропитаны бензином, маслами. Приходилось самим быть, и летчиками, и техниками, из кабин буквально вываливались, насквозь пронизанные холодом. Терли перчатками окостеневшие носы, бежали в помещения и, схватив порцию благодатного тепла, вновь возвращались, на летное поле.
И опять гудели моторы, рассекая винтами морозный воздух, и ни одного звука ропота, жалоб, нытья не срывалось с обветренных губ ребят, тех ребят, которым через полгода впору пришлись и солдатская гимнастерка, и кирзовые сапоги. Поколение, юность которого опалила война, получило надежный заряд мужества и стойкости.
К концу зимы закончили учебно-летную программу. Вскоре нас представили военным летчикам, прибывшим из Тамбовской авиашколы пилотов. Старожилы аэроклуба называли их "купцами", но ничего купеческого в их облике мы не увидели. Командиры выглядели безукоризненно подтянутыми, форма на них сидела ладно, элегантно.
Мной занялся майор Соловьев. Сначала слетал с ним в зону. Он проверил технику пилотирования. После тщательного разбора майор сразу задал вопрос:
- Сколько вам лет?
- Девятнадцать.
- Военным летчиком хотите быть?
- Да, истребителем...
Наступила пауза. Затем проверяющий улыбнулся и продолжил:
- Ну, а если не истребителем?
Майор Соловьев так убедительно рассказал о других, более тяжелых самолетах, управление которыми требует высокого искусства, мастерства, незаурядной физической подготовки, что я сдался, согласился учиться "не на истребителя".
После разговора с майором встретился с Мякишевым. Его обычно было трудно вывести из равновесия, а здесь он показался возбужденным, как будто перенесшим какое-то потрясение. Мое предположение подтвердилось.
Перед контрольным полетом у Жени что-то случилось со зрением. Сначала правый глаз заплыл, затем он им совсем перестал видеть. Что делать? Доложить начальству, командиру отряда Кривцову? Тогда - прощай училище. А если разобьется, угробит машину да еще кого-либо? Где выход? Да и погодка, будь она неладна: мглистая, пасмурная, под стать настроению. Нет, только лететь!
В зону он вошел нормально, вход в круг произвел без отклонений. Но надо посадить машину. Выполняя четвертый разворот, начал снижаться. Полосу видно. Посадочное "Т" - двадцать-двадцать пять метров слева. Создав трехточечное положение машины, лыжами плавно коснулся снега. Все... И словно гора с плеч.
А по спине еще пробегала дрожь под одеждой Чувствовалась липкая, неприятная пленка. Хотелось все сбросить, кинуть под ноги... Пережитое как-то ушло на задний план, когда проверяющий объявил
- Мякишев - отлично.
Пришла весна. Заголосили пернатые над своими гнездами, изрядно потрепанными студеными ветрами, закружились в хозяйских хлопотах. Птицы прилетели, а мы, наоборот, уезжали из родных мест.
На Московском вокзале - шум, гам, объятия, напутствия... Меня провожал отец. Он тяжело опирался на суковатую палку, положив мне на плечо мозолистую руку. Наказ его звучал строго: "Чтобы не упрекнули ни в пиру, ни в миру". Уходя, протянул пачку папирос "Красная звезда", которую я сразу раздал своим товарищам. Это была моя последняя встреча с отцом.
Тамбовский поезд набирал скорость, покачивался на стыках, унося нас в новую жизнь. Стоял у окна, смотрел на калейдоскопический бег березовых рощиц, а из головы не выходили отцовские слова: "Трудно вам будет, хлопцы, ох и трудно. Война на подходе, порохом веет..."
И действительно, не пройдет и нескольких месяцев, как война сломает границы, разбросает тысячи семей по огромным пространствам, разъединит, оторвет друг от друга самых близких людей, бросит их в круговорот мук и лишений. Разметает она и наше драченковское гнездовье.
...В парикмахерской училища летели на пол шевелюры разных цветов и оттенков. Поеживаясь, будущие "покорители пространства и времени" гуськом заполнили баню, расхватывали шайки. Смех, визг, шутки... Облачившись в военную форму, мы все стали похожими друг на друга. Но пожили, притерлись, и постепенно начали вырисовываться характеры, наклонности, привычки членов большой курсантской семьи.
Я по-прежнему дружил с Женей Мякишевым, сошелся и с Сашей Маркирьевым, вокруг которого существовало какое-то особое поле притяжения. Ребята шли к Саше и с радостью, и с неудачами. В чем секрет? Думаю, что в характере: он у Маркирьева был не только твердым и принципиальным, но, главное, отзывчивым. Саша чужую неудачу, беду всегда за свою принимал.
Начались занятия. Времени в обрез, дел невпроворот. Кое-какие предметы казались лишними, ненужными, но особо сомневающихся убеждали - в военном деле лишнего нет. Некоторые роптали: зачем бегать с полной выкладкой, трамбовать плац, если будущая спе
22
циальность связана с воздухом. Командиры деликатно вносили свои коррективы в "смуты", убедительно доказывали: небо начинается с земли, а летчик обязан быть в первую очередь крепким солдатом, иметь кремневую закалку, быть сильным, готовым переносить любые перегрузки.
Со временем привыкли -к укладу курсантской жизни, и кажущееся ее однообразие наполнялось особым смыслом. Ведь мы мужали, становились самостоятельными парнями, стали придирчиво заботиться о своем престиже. А уже когда уходили в город, тут товар покажи лицом: и выправку, и поведение. И не скрою, что на ребят в штатском смотрели чуточку свысока.