Колдовское зелье

— Потому что боялся твоей реакции — Он заставил себя посмотреть ей в глаза. — Как бы ты отреагировала, если бы узнала, что каждый раз, когда призывают Паладина, это я — ну, во всяком случае, значительная часть меня — буду вести сражение. Как бы ты повела себя, если бы узнала, что смерть Паладина неизбежно повлечет за собой и мою смерть тоже. — Он помотал головой, чувствуя, что запутался. — Но дело обстоит еще хуже. Каждый раз, как я перевоплощаюсь в Паладина и становлюсь с ним единым целым, я чувствую, как мое истинное “я” все больше и больше отдаляется от меня. Я становлюсь Паладином, и каждый раз мне все труднее возвращаться обратно. И я живу в постоянном страхе, что однажды не смогу вернуться. Не смогу, потому что не захочу, потому что забуду, кто я есть на самом деле, потому что мне нравится быть Паладином. Магия затягивает! Когда я Паладин, то не хочу быть никем другим. Если бы медальон не возвращал меня и не отсылал Паладина, не знаю, захотел бы я вернуться по своей воле. Думаю, что мог бы остаться им навсегда.

Было ужасно видеть боль в ее глазах.

— Тебе следовало давно мне рассказать, — спокойно произнесла Ивица Бен кивнул, не зная, что сказать. — Разве ты не понимаешь, Бен? Я отдалась тебе целиком и без всяких условий, когда нашла тебя у Иррилина. Я принадлежу тебе, и ничто не заставит меня покинуть тебя. Ничто!

— Знаю.

— Нет, не знаешь! Иначе давным-давно рассказал бы мне о своей тайне. — Она говорила мягким тоном, но в нем сквозила сталь. — Нет ничего такого, о чем ты не мог бы мне рассказать, Бен. Ничего. Мы всегда будем вместе, до самого конца. Ты знаешь, что это было предсказано. Тебе известно предсказание. И не стоит сомневаться в его правдивости.

— Я боялся.. — начал было он, но Ивица не дала договорить.

— Нет, забудь об этом. Забудь. — Она ласково погладила его. — Расскажи-ка еще раз. Ты чувствуешь всю его боль? Всю, что он испытывает после сражения?

Бен закрыл глаза:

— У меня такое чувство, будто меня рвут на части, будто я умираю, но не могу понять, от чего именно. Боль везде — внутри и снаружи. Меня по частям раскидали по этой комнате — в воздухе, в звуках дождя, в моем собственном дыхании. И я не знаю, что делать. Паладин победил, но я, кажется, проиграл. Призвать его так скоро оказалось для меня не под силу. Я еще не был готов, Ивица!

— Ш-ш-ш, все, хватит, — успокоила она его, крепко прижавшись и поцеловав. — У тебя хватает душевных сил на всех нас, Бен Холидей. И в этом твоя сила. Ты пережил ужасную вещь. Обычному человеку не удалось бы сделать то, что удалось тебе. Не казни себя. Не преуменьшай своего деяния. Послушай. Теперь секрет Паладина принадлежит нам обоим, ты больше не несешь этот груз один. Отныне мы делим его пополам. Я помогу тебе. Найду способ поддержать тебя, если устанешь или будет тяжело на душе, как сейчас. Я заслоню тебя от боли. Если ты перевоплотишься в Паладина ради нас, я найду способ вернуть тебя обратно. Всегда. И вечно. Я люблю тебя.

— Я никогда в этом не сомневался, — мягко ответил Бен. — Если бы сомневался, мне бы давно пришел конец.

Она ласково гладила ему лоб, целуя. Бен начал потихоньку расслабляться и засыпать.

— Спи, — прошептала Ивица.

Он едва кивнул, дыхание его стало ровнее и глубже. Боль немного утихла. Воспоминания о едва не проигранном сражении отступили под ласковыми руками Ивицы. Сон восстановит его силы, и утром он придет в норму. Останется только понимание того, что с каждым перевоплощением ему снова и снова придется проходить через такое. Но даже это можно принять. Даже это, если тебя так любит женщина.

Бен успокоился, отринув страх и отчаяние. Найди Мистаю, сказал он себе. Найди ее живой и здоровой, и тогда ничто не будет иметь значения. Верни советника Тьюса и Абернети. Положи конец гнусным играм Райделла из Марнхулла и уничтожь самого короля.

В чернильной тьме внутренний голос звучал, как колокол надежды.

Отыщи Ночную Мглу в Бездонной Пропасти. Ищи истину там.

На этом Бен провалился в глубокий сон.

Глава 18. СОБАЧЬИ МЕЧТЫ

Когда Абернети утром проснулся, на удивление хорошо выспавшись, несмотря на вчерашние треволнения, советник Тьюс сидел в кресле напротив и смотрел на него как на покойника. Это озадачило. Абернети моргнул, нашарил очки и посмотрел на чародея долгим задумчивым взглядом.

— Что-нибудь случилось? — спросил он. Волшебник сначала согласно кивнул, затем отрицательно помотал головой, неспособный прийти к какому-нибудь решению.

— Нам необходимо поговорить, старый друг, — устало произнес он.

Абернети чуть не рассмеялся над торжественностью заявления. Затем увидел пустые глаза советника и ощутил ледяной комок в груди. Тьюс был чем-то огорчен до глубины души.

Абернети встал, на секунду позволив себе еще раз полюбоваться ровными линиями своих рук и ног. Пальцы на руках были тонкими и длинными, но на ногах толстенькими, как те жевательные штучки, к которым он пристрастился за последнее время. У Элизабет на кухне их целый мешок, и она все время его угощала. А ему было как-то совершенно безразлично, что они по форме смахивают на его пальцы на ногах.

— О чем ты хочешь поговорить? — кашлянув, поинтересовался Абернети, надеясь, что тема разговора не кыш-гном.

Советник Тьюс с трудом вылез из кресла и подошел к окну, этакое высокое согнутое огородное пугало с торчащей в разные стороны соломой. Он раздвинул занавески и выглянул наружу, щурясь от света. День обещал быть солнечным и теплым, на небе ни облачка.

— Давай выйдем на улицу и присядем в тенек вон под теми деревьями, — предложил Тьюс, вымученно стараясь говорить бодро.

— Давай, — вздохнул Абернети. — Только сначала я приму ванну.

Приводя себя в порядок, Абернети размышлял, и до него вдруг дошло, что Тьюс собирается поговорить о книге “Теория магии и ее применение”. Абернети напрочь забыл о ней, озадаченный неожиданным появлением в Граум-Вит Щелчка и его последующей поимкой. Кыш-гном оказался еще одним невольным переселенцем из Заземелья, пойманным в ловушку, как и они. С той лишь разницей, конечно, что Щелчок не хотел иметь ничего общего с тем миром, в котором очутился, тогда как Абернети постепенно все лучше и лучше чувствовал себя в изгнании.

И сие означает, что советник выудил в книге что-то о возможности возвращения домой, пришел к выводу писец. Поэтому волшебник и не спал: он нашел ответ и размышляет теперь, как сообщить об этом Абернети, который, как известно чародею, вовсе не рвется обратно. Нет, урезонил сам себя писец, он хочет домой, потому что понимает не хуже советника, что Его Величество нуждается в них обоих. Мистая в руках ведьмы, и произойдет что-то ужасное, если они не вернутся вовремя, чтобы помешать этому.

Но что? Что должно произойти? Хотелось бы ему знать. Неплохо было бы иметь хоть какое-нибудь представление.

Он вышел из ванной комнаты и предстал перед советником. Повернувшийся к нему чародей, казалось, изумился тому, что увидел, и быстро отвернулся.

— Премного благодарен! — рявкнул Абернети. — У меня что, штаны наизнанку? Или ботинки не того цвета?

— Нет-нет. — Тьюс коснулся лба, как при головной боли. — Ты выглядишь очень внушительно. — Он чуть взмахнул рукой. — Извини, что был груб. Но я читал всю ночь напролет, и мне вовсе не понравилось то, что я вычитал.

Абернети кивнул, не имея ни малейшего представления, с чем, собственно, соглашается.

— Почему бы нам не спуститься вниз и не поговорить начистоту, — сказал он, желая поскорее прояснить ситуацию. — Можно посмотреть, проснулась ли Элизабет, и позвать ее к нам. Пусть послушает. Но советник резко тряхнул головой:

— Нет, мне бы хотелось, чтобы этот разговор остался между нами. — Он уставился в пол, прикусив губу. — Сделай мне одолжение, пожалуйста.

Абернети уступил. Они вышли из спальни, прошли по коридору и спустились вниз. Проходя мимо дверей Элизабет, они услышали, как она распевает. По крайней мере хоть кто-то чувствовал себя счастливым. Пройдя через гостиную на кухню, они столкнулись с миссис Аллен. Экономка готовила чай. Грубоватая, самоуверенная, она с абсолютно победоносным видом повернулась к ним и изрекла: