Страница 15 из 22
– Пусть Мукунда зайдет, если хочет. – В глазах мудреца отразилась улыбка. – Моя уединенность существует не для собственного комфорта, но для удобства других. Мирские люди не любят прямоты, уничтожающей их иллюзии. Мало того, что святые встречаются редко, их еще и страшатся. Даже в Священных Писаниях говорится, что их смущаются!
Я последовал за Бхадури Махасая в его комнату на втором этаже, из которой он выходил редко. Некоторые учителя, пока полностью не утвердятся, удаляют из поля внимания панораму мирских сует. Современниками мудреца являются не только те, кто относится к сугубо настоящему времени.
– Махариши[5], вы первый йог из тех, кого я знал, всегда остающийся дома.
– Иногда Бог сажает Своих святых на необычную почву, дабы мы не считали, что можем его проигнорировать!
– Махариши, мне хотелось бы, чтобы вы для пользы мира написали книгу о йоге.
– Я воспитываю учеников. Они и их ученики будут живыми книгами, защищенными как от естественного разрушения, так и от своевольных толкований критиков.
Мудрец заключил вибрации жизни своего тела в позу лотоса. Ему было семьдесят лет, но, несмотря на это, в нем не обнаруживались никакие отрицательные признаки возраста или сидячего образа жизни. Крепкий и прямой, он был идеален во всех отношениях. Лицо его было ликом риши, описываемых в древних текстах. С величественной головой и пышной бородой, он всегда сидел совершенно прямо, остановив свой спокойный взор на Вездесущем.
Святой и я вошли в блаженное медитативное состояние. Через час мое внимание привлек его нежный голос:
– Ты часто входишь в молчание, но развил ли ты анубхаву?[6] – Он напомнил мне то, что Бога следует любить больше, чем медитацию: – Не следует принимать технику за цель.
Предложив несколько плодов манго, с добродушным остроумием, которое я находил восхитительным в его серьезной натуре, он заметил:
– Люди в общем больше предпочитают джала-йогу (единение с пищей), нежели дхьяна-йогу (единение с Богом).
Каламбур йога бурно подействовал на меня.
– Что у тебя за смех! – глаза его отразили нежность. Его же лицо было всегда серьезным, хоты в нем угадывалась улыбка экстаза. Божественная радость постоянно пряталась в больших лотосных глазах. Мудрец указал на несколько толстых конвертов на столе: – Вон те письма пришли из далекой Америки. Я переписываюсь с несколькими обществами, члены которых интересуются йогой. Они по-новому открывают Индию, с лучшим чувством направления, чем Колумб. Я рад им помочь. Знание йоги открыто, как дневной свет, для всех, кто хочет его получить.
То, что риши считают важным для спасения людей, не стоит выхолащивать для Запада. Ни Восток, ни Запад, схожие в душе, хотя внешний опыт у них и различен, не придут к расцвету, если не практиковать какую-либо форму дисциплинирующей йоги.
Святой задержал на мне спокойный взгляд. Я не понял, что его речь была завуалированным пророчеством. Только теперь, когда я пишу эти строки, пришло понимание полного смысла случайных намеков, которые он часто делал на то, что я когда-нибудь принесу в Америку учения Индии.
– Махариши, мне хотелось бы, чтобы вы для пользы мира написали книгу о йоге.
– Я воспитываю учеников. Они и их ученики будут живыми книгами, защищенными как от естественного разрушения, так и от своевольных толкований критиков.
Я оставался наедине с йогом, пока вечером не прибыли его ученики. Бхадури Махасая начал одну из неподражаемых бесед. Как чистый поток, смывал он умственную грязь со своих слушателей, неся их к Богу. Его замечательные притчи выражались на безупречном бенгали.
В этот вечер Бхадури Махасая излагал разные философские вопросы в связи с жизнью Мирибаи, средневековой махарани Раджпутана, оставившей жизнь во дворце в поисках общества святых. Великий саньясин Санатана Госвами отказался принять ее, потому что она была женщиной. Однако ответ поверг его в смирении к ее стопам: «Скажи учителю, – ответила она, – что я не знаю, есть ли во вселенной какой-либо мужчина, кроме Бога. Разве мы все не женщины перед ним?»[7]
Мирабаи написала много экстатических песен, все еще хранимых Индией. Здесь я перевел одну из них:
Некоторые ученики клали рупии в домашние туфли Бхадури Махасая, лежавшие сбоку от него, когда он сидел в йоговской позе. Это подношение уважения, обычного в Индии, указывает, что ученик слагает материальные блага к стопам гуру. Благодарные друзья – это только замаскированный Господь, заботящийся о Себе Самом.
– Учитель, вы удивительны! – прощаясь, заметил один из учеников, бросив пылкий взгляд на патриархального мудреца. – Вы отреклись от богатства и удобств, для того чтобы искать Бога и учить нас мудрости! – Было хорошо известно, что Бхадури Махасая в раннем детстве отказался от большого семейного богатства, когда, преданный своему делу, вступил на йоговский путь.
– Ты все перевернул! – на лице святого был мягкий упрек. – Я оставил несколько жалких рупий и несколько незначительных удовольствий ради Космического Царства бесконечного блаженства. В чем же мое отречение? Я знаю радость участия во владении истинным сокровищем. Разве это жертва? Вот близорукий мирской люд – настоящие отрекшиеся! Они отказываются от ни с чем не сравнимого божественного обладания ради жалких земных игрушек!
Я позабавился этим парадоксальным взглядом на отречение – взглядом, возлагающем корону Креза на любого святого нищего и в то же время обращающим всех гордых миллионеров в мучеников, не осознавших источника мук.
– Божественный порядок устраивает наше будущее более мудро, чем любая страховая компания. – В последних словах учителя было осознанное кредо его веры. – Мир полон беспокойных людей, верующих в некую внешнюю гарантию. Их горькие мысли подобны шрамам на их лбах. Единый, Кто с первого вздоха дал нам воздух и молоко, знает, как обеспечить постоянно преданных Ему.
Я продолжал паломничества в дом святого после окончания уроков в школе. С тихим усердием помогал он мне достигать анубхавы. Через некоторое время он переехал на улицу Рам Мохан Роя, находящуюся далеко от моего дома. Любящие ученики построили ему новое жилье, известное как Наджендра Мат[8].
Хотя мне и придется забежать на несколько лет вперед, я приведу последние слова Бхадури Махасая, обращенные ко мне. Незадолго до отъезда на Запад я разыскал его и, смиренно склонившись, получил прощальное благословение:
– Сын, поезжай в Америку. Сделай своим щитом достоинство седой Индии. Победа написана на твоем челе. Далекие благородные люди хорошо примут тебя.
[5]. Махариши – великий мудрец.
[6]. Анубхава – истинное восприятие Бога.
[7]. Концепция Писаний о Боге как о Единственном безусловном творческом принципе. Творение же Его – не что иное, как пассивная майя.
[8]. Его полное имя было Наджендранат Бхадури. Мат – это, строго говоря, монастырь, но этот термин часто применяется к понятиям ашрам или уединенное жилище.
Среди левитирующих святых христианского мира XVII века был святой Иосиф из Кьюпертино. Его способность получила всеобщее признание. Святой Иосиф в миру отличался рассеянностью, что в действительности отражало погруженность в духовное. Собратья по монастырю не могли позволить ему прислуживать за общим столом, дабы он и посуда не поднялись к потолку. Святой действительно не был приспособлен к земным обязанностям, так как не мог подолгу находиться на земле. Часто одного вида божественной статуи было достаточно, чтобы он совершил взлет вверх. Можно было видеть, как двое святых – один из камня, другой из плоти – вместе парили в воздухе.
Святая Тереза из Авилы с большим душевным волнением говорила, что физический подъем приводит ее в замешательство. Будучи весьма занята повседневными обязанностями, она тщетно пыталась препятствовать полетам. «Но небольшие предосторожности тщетны, – писала она, – когда Бог делает все иначе». Тело святой Терезы, покоящееся в Альбе, в Испании, оставалось нетленным на протяжении четырех веков. Это место явилось свидетелем многих чудес.