Забытый - Москва

По тому, что успела рассказать ему жена, Вельяминовы вырисовывались главными, самыми серьезными и, что было самым тяжелым и неприятным, совершенно непримиримыми противниками ему самому, а стало быть, и всей его деятельности. С ними не выходил контакт, не получалось договориться, найти хоть какой-то компромисс. Тут следовало очень внимательно разобраться и определиться. И не дать маху! Ни в коем случае!

И все-таки первой мыслью сейчас вертелось в голове: Юли! "Вот подъедем, выскочит, кинется... Или нет? Ведь Иван - мужик сильный, видный. А ну как улестил, ублажил, успокоил? О, Господи, Господи! И ведь дрожу опять, как мальчишка".

Но когда подъехали к избушке, никто их не встретил. Калитка была заперта на засов изнутри. Иоганн достал из-под пня и подал князю специальный крюк - открыть. Дмитрий недоуменно оглядывался, но Иоганн успокоил:

- Она всегда позже является. На всякий случай. Вдруг посторонний кто... Так что сначала мы, мужики, а потом уж...

- Одна?

- Одна.

- И не боится...

- Когда она чего боялась?

- Это верно. Но вот теперь-то следовало бы и побояться.

- Она и боится. В тайну наших сношений лишних людей посвящать. И это действительно главное. Потому что узнай про то Иван...

- Да, завязались вы тут, ребята, крепко. По-моему, даже чересчур.

- Поеду я, князь. Теперь не заблудишься, а тут... - Иоганн вежливо улыбнулся.

- Поезжай.

Оставшись один, Дмитрий завел коня во дворик, прикрыл калитку, осмотрелся. Избушка была срублена недавно. Крепко, уютно, почти красиво. Слева у забора переплескивал через край аккуратненького сруба родник.

Вошел. Печка с трубой! - он снаружи-то и внимания не обратил. Стол. Широкая лавка, взглянув на нее, Дмитрий мгновенно представил, как это будет, и даже прикинул, как половчее расположиться.

Конь за дверью гоготнул коротко. "Приехала!" - Дмитрий выскочил на крылечко, увидел всадника, ладно сидевшего на коне невысокого парнишку в большой шапке, и остановился, оторопел. Парнишка лихо перебросил правую ногу через холку, положил ее на левую по-татарски, пяткой на колено и громко вздохнул:

- Хоть бы кто помочь догадался с коня сойти.

- Юли! Чертовка! - он кинулся к ней с крыльца. - Ведь не узнал!

Только протянул руки, она уже упала на них, обхватила своими за шею, прижалась, но вдруг отстранилась, взглянула со строгой улыбкой:

- Эх, бродяга. Думала, уж и не дождусь, - поцеловала нежно, бережно, осторожно, а потом вдруг вцепилась, прижалась, впилась, стала целовать часто, бешено, безумно. Это была та же сумасшедшая Юли, но и какая-то совсем другая, новая, странная, удивительная.

Впрочем, после каждой разлуки она была новой, странной и удивительной, и он уже не только не удивился, но и не стал разбираться, что в ней появилось нового, а жадно схватил и отдался ощущениям минуты. Узнавание было впереди, оно происходило в процессе общения и само по себе доставляло дивную радость и сознание неправдоподобного, сказочного счастья.

- Неси в избу.

- Дай, лошадь привяжу.

- Не надо, она тут привычная.

- Тогда моего отвязать...

- После. Позже. Между делом!

- Ах ты, ведьма!

- Ах ты, мой колдун! Правильно все-таки я придумала.

- Что?

- А вот так отдалиться от вас, на расстояние отойти. Ты неси, неси, а то держать устанешь.

- Тебя - никогда!

- Ведь врет - а приятно! Устанешь. Я теперь женщина в теле, солидная. Даже дородная.

- Какая дородная?! Ведьма из огня! Ну ладно, пошли, коли так настаиваешь.

- А! Устал! Уже устал! А говорил, грозился... Врал! Все вы так, мужики. Стоит чуть подольше поласкать - уже надоела, устал.

- Неужто все? - он дотянулся носом ей за ухо, сбросил с головы шапку, зарылся лицом в холодные, пахнущие лесной сыростью и хвоей волосы.

- Все. Только один есть на свете - не такой. Колдун.

- Ну вот видишь...- и он понес ее в избушку.

* * *

В избушке все завертелось как обычно, а отличалось от обычного лишь тем что Юли, впервые, пожалуй, за все время их любви, не сдерживалась, никого и ничего не опасаясь. В секунды экстаза она заходилась в крике чуть не до визга так что за дверью всхрапывали и перестукивали копытами лошади. Те, видимо, вполне понимали, чем занимаются хозяева, потому что когда в коротком перерыве между ласками Дмитрий выскочил к родничку, то увидел, как его Карий рвется как бешеный с привязи, потому что кобыла Юли явно и нагло его соблазняла. Дмитрий отвязал его и бросился назад в избушку, и с этого момента любовь внутри и снаружи пошла каждая сама по себе, уже не обращая внимания друг на друга.

Продолжалось это часа полтора. В конце концов, Юли перестала кричать, только стонала, да и то тихо, а Дмитрий стал увядать.

Юли вдруг как будто вспомнила о чем-то, отпустила, замерла, отвернулась, вздохнула, а потом неожиданно неуловимо скользнула в сторону, оказалась рядом, а он ткнулся носом в скомканные одеяла.

- Мить, а если я ребеночка смогу, ты как?..

- Ребе...- Дмитрий вскинулся, поперхнулся, - как?! Ты ведь... Давно ведь, и все никак... Или знахаря нашла?!

- Не я. Иван Вельяминов намекнул, что есть у него старушка в лесу. Стра-а-ашненькая...

- Почему он?

- Угодить хочет.

- Так крепко взяла?

- Крепко, Митя, крепко, сама удивляюсь.

- Не мужик, стало быть? Тряпка?

- Нет. Нет и нет! Крутой мужик. Резкий, властный, напористый. Жесткий, жестокий даже. Чей воспитанник! Василь Василич сам наследника готовил. А наследник, по-моему, уже дальше отца метит. Но вот со мной... Странные вы все-таки, мужики...

- Что значит - дальше отца метит?

- В свои дела князя вообще не пускать. Но это Василь Василич уже, считай, осуществил. А вот князя оседлать, заставить его делать по-своему...

- Ну, и этого у отца не отнимешь. Да и каждый, кто возможность имеет, норовит князю на шею сесть.

- Этот, Митя, хочет расширить права тысяцкого.

- Куда ж еще? И так прав у него немеряно.

- Вширь. Ну, как бы... тысяцким не только московским, а всего княжества. Чтобы все тысяцкие подчиненных городов подчинялись не своим князьям, а ему. Так я поняла из его откровений.

- Откровенничает?

- А как же. Иначе на черта бы он мне сдался, хвастун проклятый.

- Хвастун? Значит - глуп?

- Опять нет! Как ты сразу на общее скачешь! Это он передо мной. Грозится: вот стану тысяцким, я то и то, я тебя выше княгини подниму, я так и этак, я им покажу...

- А что - то и то?

- Бояр в кулак. Многие бояре его сейчас в упор не видят. А действительно - кто он пока такой? Сын тысяцкого - что за звание? А ему обидно, и если станет тысяцким, обязательно всем припомнит. Купцов всех подгрести мечтает. Сейчас у Василь Василича только сурожане прикормлены и прижаты, а Иван хочет и ордынцев, и новгородцев.

- А сам Василь Василич что же? Не понимает, не может или не жаден, не хочет?

- Хочет, да не очень может.

- Не понимаю.

- У сурожан положение самое сложное, хоть и самые богатые они. Товар дорогой, а тащить его из Сурожа приходится мимо татар. Кто с Ордой торгует, пайцзу имеет, да и товар попроще, не каждый решится из-за него через пайцзу переступить. У новгородцев путь чистый, татар нет, только от своих лихачей отмахнуться. А сурожанам постоянно и конвой нужен нешуточный, и с большими татарами дружба. Все это в руках тысяцкого. В этом и вся причина великой дружбы и взаимного интереса.

- Так-так. Здорово. А правда, что Иван тебя на сурожской торговле обогатил?

- Не могу сказать. Он говорит, что на сурожской, а там кто .его знает... Дает мне денег, драгоценностей - мешками. Говорит - заработала. Может, обдирает кого, а может... Я не вникаю - зачем? Не узнаю, если бы и захотела, а полезешь - смекнет еще неладное... Верно?

- Да-а, брат. В твоих способностях я не сомневался, но чтобы так!... Такого человека и так с ума свести...