Страница 130 из 138
- Он это... попозже зайдет... По делу. Насчет москвичей там чегой-то...
- Шкура-то для этого зачем?
- Нну... может, за беспокойство отплатить... или что... я не знаю...
- Понятно, - она, не оглядываясь, продолжала возиться над постелью, и Тимоха решился. Бросив шкуру на пол к чертовой матери, он подскочил к ней, обхватил сзади, вцепившись в груди, и с силой притянул к себе. Груди оказались действительно чудовищной величины и крепости. Никогда больше за весь свой недолгий век не встретил он ничего похожего, потому и запомнил их на всю жизнь. У него мгновенно пересохло во рту, помутилось в голове, а мужское достоинство рванулось наружу, разрывая порты.
Однако быстро, почти сразу, Тимоха про груди забыл. Хозяйка, когда он схватил ее, сильно вздрогнула, И замерла. Ни звука, ни вздоха! Замерла! Он, облапив ее, ожидал всего: что вырываться начнет, драться, царапаться и кусаться, даже кричать (хотя кричать - вряд ли, дети спали). А она вдруг прижалась к нему всей спиной, далеко выставив свой маленький и острый, как шило, зад и часто крупно задрожала. Дрожь эту прежде и сильнее всего воспринял его гордый и сильный, храбро рвущийся в бой мужской отросток. Не размышляя, он тут же изверг из себя все, что накопил за время похода, замочил и испачкал тимохины порты до самых колен и обмяк, вполне, вероятно, удовлетворенный.
"Ну е-мое!" - Тимоха замычал и обвис на хозяйкиной спине, забыв и про груди, и про все, в панике и стыде заметавшись мыслями от изумления - как же это он так жестоко опростоволосился, к полной растерянности - как же теперь дальше-то быть?!
Хозяйка все прочувствовала и поняла. Резко крутнувшись в ослабевших Тимохиных обьятьях, она легко, как котенка, отшвырнула его к самому порогу (он к тому же чуть не грохнулся, зацепившись за проклятую шкуру) и прошипела:
- Ссопляк! Вон пошел! Если князь твой такой же, пусть лучше не суется!
* * *
Тимоха выполз на улицу как побитая собачонка. Мокрые штаны на морозе сразу отвратительно заявили о себе. И переодеваться идти - странным покажется. Да и вообще! Князя бы предупредить... Да как?! Зачем?! Поймет сразу и голову снесет вгорячах. А если она сама князю капнет?!!
Колючий ужас шевельнулся у Тимохи в животе. Почему он раньше о таком никогда не задумался? Потому что побеждал всегда. И тут - вот тебе! Да-а... Так неуютно и позорно Тимоха никогда себя не чувствовал.
"Что ж делать-то?" Единственное конструктивное, до чего он додумался, это хватить ковш меду. И через пять минут мир перестал выглядеть мрачным, а сам мыслитель столь уж жалким. И к штанам малость притерпелся. "Бывает!" бодрясь, сказал себе Тимоха и пошел докладывать князю.
* * *
Утром, в конце собачьей стражи, когда следовало уже начинать будить поваров, охранник у княжьего дома увидел такое, от чего его хватил столбняк. Из пристройки, где ночевала семья хозяев, вывалился совершенно голый босой мужик с кучей рухляди под мышкой. От него валил пар, как из предбанника. Зевнув во всю пасть с собачьим прискуливанием, он неожиданно рухнул в сугроб, как его подрезали, и замер.
"Кондрашка!" - подумал стражник, но ни двинуться не смог, ни крикнуть, ни даже затворить широко раскрывшийся рот.
В неподвижности мужик оставался недолго, а заворочавшись, стал подвывать, как побитый пес, завалился на бок, потом на спину, опять на брюхо, встал на четвереньки и начал хватать снег ртом, потом умываться, потом, прямо на коленях стоя, долго-долго мочился, все время тихо поскуливая.
"Господи! Да что ж это с ним? Рехнулся!" - все недоумевал стражник. Когда же мужик, натерев морду снегом, схватил свою рухлядь и напялил на себя, стражник совсем ополоумел. Рухлядь оказалась знакомой собольей шубой, а мужик, значит... Князь! - вслух выдохнул стражник, но того уже след простыл.
* * *
Рано разбуженное рязанское войско привычно и споро готовилось выступать, а князь, сегодня почему-то в одиночестве, завтракал у себя в светелке. Тимоха заскочил к нему за указаниями:
- Князь! Каких мне... - и поперхнулся, и раскрыл рот.
- Чего ты? - недоуменно поднял голову Олег.
- Да ты здоров ли, князь, - пришибленно прошептал Тимоха, - лица на тебе нет. - Он понял, что пришлось перенести за эту ночь князю, и не на шутку за него испугался.
- Что, страшно? - князь гоготнул (Тимоха только мотнул головой). - Да, брат, помочалили меня нынче. Под конец уж думал - живым не уйду! А сбежать - стыдно! Ну и бабенка! Она ведьма, точно ведьма. Хорошо, хоть до смерти не затрахала. Шкуру ей оставь - заслужила.
- Еще чего! Каждой шкуру оставлять - медведей в лесу не хватит. Тимоха оправился от вчерашнего и вскипел на хозяйку, так взявшую за живое князя и так жестоко обошедшуюся с ним, Тимохой.
- Не каждой! - прикрикнул князь. - Оставь!
- Ладно, - Тимоха спрятал глаза (Хрен ей, сучке, а не шкуру!). - Так тебе каких коней готовить, какого в дорогу, какого в бой? Нынче ведь догнать москвичей собрались.
- В дорогу, пожалуй, никакого. В санях поеду. Вздремнуть часок надо. Глаз ведь не дала сомкнуть! Ну и бабенка... Да-а... А в бой Гнедка, как обычно.
Тимоха выкатился вон, а князь велел позвать хозяйку. Та долго не появлялась, а когда вошла, посмотрела гордо, высокомерно, даже как будто с обидой. Князь выскочил из-за стола, обнял, постеснявшись, однако, хвататься за вожделенную грудь:
- Хороша любовь твоя, Марьюшка! Хочу отблагодарить тебя чем-нибудь. Какие у тебя заботы?
Она дернула плечом:
- Мои заботы князьям не интересны. А таких дюбовей у тебя на каждом привале десяток.
- Что ж так плохо ты обо мне?.. А вот такой любви у меня никогда еще не было.
- Да-а уж... - Марья хмыкнула с еще большим недоверием.
- А вот и да. Только мне по гордости твоей и предлагать-то как-то... боязно. Деньги тебе за постой тиун хорошие отдаст, тут уж ты не откажешься. А вот от меня... Хоть колечко возьми. Выбери, тут плохих нет, - Олег потянулся за шкатулкой, но Марья решительно мотнула головой:
- Колечко. Муж увидит, спросит. Что отвечу?
- Так у тебя муж? (Тимоха шепнул вчера, что мужа нет!) А где ж он?
- В Орде. С караваном.
- Он что, купец?
- Купец. Только тяжко ему. Пока через пять княжеств товар протянешь, на пошлины весь изойдешь. Ты, уж если угодить хочешь, дай мужу грамоту на беспошлинную торговлю. Вот это подарок будет. Княжеский.
- А про грамоту муж не спросит?
- Спросит. Только грамота - не колечко, можно и стерпеть. Он хитрый. К тому же от любви моей устал давно.
- Да уж, любовь твоя... - князь крякнул, передернул плечами, - не каждому по плечу. Но знаешь, грамота - это долго. Сочинять, писать. У меня дьяк этим занимается, его нет сейчас, а нам выступать,.. Давай, я через пару дней вернусь, тогда и напишу.
- Хха! - Марья скривилась так, что левый зрачок ее уехал вовсе куда-то в угол глаза. - Вот и вся любовь. Завтра, да потом. А потом ищи тебя, как ветра в поле. Ладно уж, обойдусь. По бедности вашей.
- Что?!! - князь взревел как медведь и взвился, словно ему шило воткнули в задницу. И эта стерва тоже упрекала его в бедности! Но Марья ничуть не испугалась:
- Слуга твой малохольный шкуру вон, и ту утром уволок. А уж грамота...
- Что?!!! - еще громче рявкнул князь. Марья дернула плечом и исчезла.
- Тимоха! - Олег гаркнул так, что во дворе вздрогнули и переступили кони. Тимоха возник с испуганно вытаращенными глазами. Князь подскочил, схватил левой рукой за грудки, затрещали нитки, посыпались крючки.
- Ты зачем, поганец, шкуру уволок?! Как ты князя посмел позорить, мерзавец! Убью!!! - и отшвырнул его к стене. Лавка подсекла Тимоху под коленки, он упал на нее, больно и громко стукнувшись затылком об стену. Скривился плаксиво, заканючил:
- Ну что ты, князь, я ж как обычно... я ж не успел, когда ты... откуда ж мне было знать?..
Но князь его не слышал, а продолжал орать как глухому:
- Пергамент давай! Перо, чернила! Мигом, стервец! Пришибу!