Пелхэм, час двадцать три

- Примерно по два на станцию.

- Еще одно, - прервал молчание комиссар. - Следует принять все меры предосторожности в отношении заложников. Мы не можем допустить, чтобы кто-нибудь из них погиб.

- Да, - кивнул начальник округа. - Нужно помнить, что их жизни по-прежнему под угрозой.

Высказавшись, он неожиданно почувствовал холод. Мрак сгущался, казалось, что толпа смерзается в единый ком, полицейские стали похожи на замерзшие голубые статуи. Он вспомнил, что сказал недавно комиссару - когда все это кончится, он уже не будет прежним. Это правда. Что-то его явно покидало.

Том Берри

Неожиданно вспыхнувший в вагоне полный свет застал пассажиров врасплох, и они растерянно заморгали. В ярком свете неоновых ламп стало отчетливо заметно напряжение на лицах, крепко сжатые дрожащие губы, набрякшие морщины, полные страха глаза. Теперь Том разглядел, что девица в модной шляпке вовсе не так молода - полумрак был для неё более благоприятен. Младший из двух мальчиков казался недовольным, словно его раньше времени вырвали из сладкого послеобеденного сна. Носовой платок, который военного облика негр все ещё прижимал к лицу, уже не был свежим, по нему расплывались ужасные красные пятна. Только старая пьяньчужка не изменилась. Она спала, храпела, с её губ срывались маленькие радужные пузырьки. Бандиты выглядели ещё более массивными и угрожающими. Да, действительно, - подумал Берри, - они стали гораздо массивнее, - на четверть миллиона каждый.

Дверь кабины машиниста распахнулась, и вышел главарь. Его появление вызвало приглушенный шум среди пассажиров; щеголеватый старик заметил:

- А, вот и наш друг, сейчас узнаем, что ждет нас дальше.

- Прошу внимания. - Главарь спокойно подождал, и Берри подумал: в нем чувствуется что-то профессиональное, он наверняка привык работать с людьми. - Все в порядке, примерно через пять минут поезд тронется. Все должны спокойно оставаться на местах и точно выполнять приказы.

При этих словах в памяти Тома Берри мелькнуло неприятное воспоминание. Где он мог их слышать? Ну конечно, в армии. Этот оборот очень часто встречался в речи инструкторов, офицеров и унтер-офицеров. - Вы должны носить форму класса А... Вы должны отработать восемьсот часов... Вам приказано патрулировать этот район. - Отлично, маленькая тайна раскрыта главарь служил в армии и привык отдавать приказы. Ну и что с того?

- Мы рассчитываем в ближайшее время вас освободить, так, чтобы никто не пострадал. Но пока вы остаетесь заложниками. Так что ведите себя соответственно.

- Раз вы собираетесь в поездку, то не могли бы высадить меня на Фултон-стрит?

Вожак даже не взглянул на старика. Не сказав больше ни слова, он вернулся в кабину. Большинство пассажиров явно осуждало старика за легкомыслие. Но он только глуповато улыбался.

Ну, вот, - подумал Берри, - тяжкое испытание идет к концу. Вскоре пассажиры глотнут отравленного воздуха поверхности и начнут потчевать полицию неточными и несовпадающими оказаниями очевидцев. Но только не полицейский Том Берри; он изложит точнейшую версию. И плевать на осуждение коллег. Когда закончится допрос и он отправится к Диди, его уже практически уволят. Хотя официально об этом ещё не объявят, но ждать останется недолго. И что он станет делать дальше? Женится на Диди и погрузится в стихию революции? Будет идти с ней рука об руку, распевая антивоенные песни и выкрикивая проклятия в адрес ЦРУ? Два сердца будут биться в унисон, когда они станут швырять жестянки с мусором в зеркальные окна богатых особняков?

Младший из мальчиков захныкал. Берри заметил, как мать трясет его, чтобы заставить замолчать.

- Перестань, Брэндон, сиди спокойно.

Мальчик крутился у неё в руках и громко ныл:

- Я устал, я хочу домой.

- А я сказала, сиди спокойно, - сердито прошептала мать. - Ты слышал, что сказал дядя? Он сказал, чтобы ты сидел спокойно!

Она шлепнула мальчика по попке.

Центральная диспетчерская

Когда поезда к югу от захваченного Пелхем Час Двадцать Три пришли в движение и на экране центральной диспетчерской замелькали огоньки, в зале раздались одобрительные выкрики. Марино нахмурился и оглянулся: он помнил, Каз Долович требовал, чтобы в зале стояла тишина. Но, конечно, Каза там не было, Каз был мертв. Что, как пришло в голову Марино, делало его старшим. Ну, что же, он тоже предпочитает, чтобы было тихо.

- Прошу тишины, - сказал он и поймал себя на том, что воспользовался любимой фразой Каза. - Прошу тишины в зале.

Он крепко прижал к уху телефонную трубку. На другом конце провода находился диспетчер узла связи в штаб-квартире полиции на Центр-стрит. Сидевшая рядом миссис Дженкинс связалась с оперативным отделом штаб-квартиры транспортной полиции.

- Пока ничего, - сказал Марино в трубку. - Мы начали расчищать путь до станции Саут-ферри.

- Хорошо, - и диспетчер в полиции повторил, - пока ничего.

Марино жестом поманил миссис Дженкинс.

- Скажите, что пока ничего. Пелхэм Час Двадцать Три ещё не движется.

- Пока ничего, - сказала миссис Дженкинс в трубку.

- Я прошу тишины, - потребовал Марино. - Сейчас вся ответственность лежит на нас. Так что сохраняйте тишину.

После этого он повернулся к экрану и стал пристально вглядываться в красную точку, обозначавшую положение поезда Пелхэм Час Двадцать Три. В зале стало очень тихо.

- Прошу тишины, - твердо повторил Марино. - Пусть будет так же тихо, как при Казе.

Заместитель главного инспектора Даниельс

Заместитель главного инспектора Даниельс вел свой отряд к поезду Вудлоун Час Сорок Один. Тот стоял на путях для экспрессов в 500 футах к северу от станции на Двадцать восьмой улице. Его силы состояли из двадцати бойцов отдела специальных операций и десяти транспортных полицейских в голубых шлемах. Машинист увидел их на подходе и высунулся в окно кабины.

- Отоприте дверь, - приказал заместитель главного инспектора. - мы должны подняться в поезд.

- Не знаю, - возразил машинист. У него было лицо цвета кофе, висячие усы и небольшие бакенбарды. - Я не получал приказа пускать в поезд кого бы то ни было.

- Приказ вы только что получили, - сказал заместитель главного инспектора. - Мы что, похожи на Красную армию?

- Ну, полагаю, вы полицейские, - рассудил машинист, неспешно покинул кабину и с ключом в руках появился возле аварийной двери. Дверь скользнула в сторону. - Полагаю, у вас есть соответствующие права.

- Вы все правильно полагаете, - кивнул заместитель главного инспектора. - Подайте мне руку.

Кряхтя и чертыхаясь, он вскарабкался в поезд. Полтора десятка пассажиров встали было с мест. Даниелс остановил их.

- Назад, ребята. Вам придется перебраться в другие вагоны. Уберите их, - приказал он четверым транспортным полицейским, которые уже поднялись в вагон.

Общий протестующий хор голосов перекрыл один, пронзительный и разъяренный.

- Вы знаете, сколько времени я торчу в этом проклятом поезде? Уже не первый час! Я намерен предъявить городу иск на сто тысяч долларов! И я их получу!

Транспортные полицейские, обладавшие большим опытом обращения с толпой, двинулись вперед. Пассажиры с ворчанием отступили. Даниельс приказал остальным полицейским подняться в вагон и взял машиниста под локоть.

- Нам нужно догнать поезд, - сообщил он. - Я хочу, чтобы вы выключили все огни, а потом отцепили этот вагон от поезда.

- Господи, я не имею права делать подобные вещи.

Даниельс сильнее сжал его локоть.

- Выключайте все огни, включая головные прожектора, габаритные огни, одним словом, все. Мне нужно, чтобы и внутри вагона, и снаружи, было темно. А ещё я хочу, чтобы вы отцепили его от поезда.

Машинист явно намеревался продолжить дискуссию, но усиленный нажим на локоть убедил его этого не делать. С легкой помощью Даниельса он вернулся в кабину и забрал свою тормозную рукоятку и остальные ключи.

Даниельс выделил человека в помощь машинисту, и они торопливо отправились в хвост вагона. Там полицейские уже проталкивали в дверь последних пассажиров. Еще трем голубым шлемам он поручил помочь в наведении порядка, а оставшуюся часть своей армии рассадил на сидениях. Те кое-как разложили свое снаряжение: винтовки, автоматы и ружья для стрельбы слезоточивым газом,