Тайный брак

— Точно так, точно так, по совести… Не прикажете ли чего? Рюмку хересу или…

— Не надо ничего, благодарю вас. Но прежде всего, мистер Шервин, я имею причины желать, чтобы мое объяснение, как бы вы его ни приняли, осталось совершенно в тайне между нами. Могу ли я надеяться, что мое желание не затруднит вас?

— Будьте уверены, будьте уверены.., это сохранится в совершенной тайне.., положитесь на мое слово.., по совести… Сделайте одолжение, продолжайте.

Он придвинул стул свой ко мне. Несмотря на его судорожное подергивание и беспрерывное моргание, я подметил на его лице выражение любопытства и хитрой предосторожности. У него в руках была моя визитная карточка, он беспрестанно то свертывал, то развертывал ее, не давая пальцам ни минуты отдыха, в нетерпении узнать, что я хочу ему сказать.

— Еще я должен попросить вас не принимать вашего окончательного решения, пока вы не выслушаете меня до конца. Может быть, в первую минуту у вас сложится обо мне невыгодное мнение… Словом, мистер Шервин, без обиняков скажу вам, что мое посещение относится к вашей дочери мисс Маргрете Шервин.

— Моей дочери! Марг… Клянусь душою… Небо премилосердное… Я никак не думал…

Он остановился, затаив дыхание, вытянув голову ко мне, а в руках все мял карточку до невозможности.

— Более недели прошло после того, как я случайно встретил в омнибусе мисс Шервин с почтенною дамой пожилых лет…

— Жена моя, мистрис Шервин! — сказал он с нетерпеливым движением руки, как будто мистрис Шервин была недостойным предметом для разговора, который он желал скорее выкинуть из дела.

— Вероятно, вас не удивит, если я скажу, что был поражен необыкновенной красотой мисс Шервин. В том внезапном чувстве, вспыхнувшем во мне, был не простой порыв восторженного удивления. Говоря откровенно, я… Слыхали ли вы когда-нибудь, мистер Шервин, о внезапной любви с первого взгляда?

— В книгах, сэр! — отвечал он, похлопав по сафьяновому переплету одной из книг, разложенных по столу.

При этом он улыбнулся. Прелюбопытная улыбка! Такая почтительная и вместе саркастическая!

— Быть может, вы станете смеяться, если я буду говорить откровенно и попрошу вас смотреть на меня как на живое доказательство того, что любовь с первого взгляда существует не в одних книгах. Но не останавливаясь на этом предмете, я считаю долгом сказать вам прямо и откровенно, что красота мисс Шервин произвела на меня такое впечатление, что я тотчас посчитал за счастье познакомиться с ней, и по этому случаю я узнал о месте ее жительства, следуя за ней до самого этого дома.

— По совести, сэр.., позвольте мне сказать.., клянусь душой, вот уж это чересчур…

— Прошу вас, мистер Шервин, выслушайте меня до конца, я уверен, что, выслушав меня до конца, вы не станете осуждать мои поступки.

Он пробормотал что-то непонятное; цвет его лица стал еще желчнее; из рук его выпала моя карточка, превращенная в кусочки; быстро засунув руку в волосы, он взъерошил их почти щеткой, торчащей над его лбом, и в то же время его страшно подергивало; смотрел он на меня с мрачным и гадким выражением. Я понял, что с ним бесполезно было бы поступать как с человеком благовоспитанным. Очевидно, что вежливость и деликатность моих выражений и обращения ни к чему не привели, а только дали ему повод делать самые грубые и гнусные предположения. Я переменил план и прямо приступил к делу, «к нашему делу», как бы он сказал.

— Мне следовало бы проще объясниться, мистер Шервин, может быть, с самого начала надо было сказать, что я приехал затем, чтобы.., чтобы…

Я хотел было сказать: чтобы просить руки вашей дочери, но как ни поглощала меня любовь до забвения всего, однако в эту минуту мысль об отце мелькнула в моей голове, и слова застыли на моих губах.

— Так зачем же, сэр?

Это было сказано таким грубым и даже нахальным тоном, что во мне тотчас совершилась перемена. Я вполне пришел в себя.

— Чтобы просить у вас позволения засвидетельствовать мое глубочайшее уважение вашей дочери, — и потом прибавил для большей ясности, — и чтобы просить у вас ее руки.

Слова сорвались с языка, сердце у меня сильно билось, я чувствовал, что побледнел. Когда бы от меня даже зависело вернуть эти слова, и тогда, кажется, у меня не хватило бы на то силы воли. Однако я невольно дрожал, делая первый шаг — шаг решительный в этой азартной игре — и высказывая в точных выражениях желание, втайне ласкаемое мной в прекрасных мечтах, которые теперь переставали быть тайными мечтами.

— Небо премилосердное! — воскликнул Шервин, выпрямившись во всю длину стула и смотря на меня с таким удивлением, что на эту минуту его подвижное и подергивающееся лицо выразило спокойствие. — Ну, это совсем другая история, это очень прилично! По совести, мне это очень лестно, любезный сэр! Удивительное дело! А я начинал было думать, что вы мне хотели делать предложение… Иногда молодые господа вашего звания забирают себе в голову такие вольнодумные идеи насчет жен и дочерей своих.., своих.., короче, тех, кто ниже их званием. Но дело не в том. Я жестоко ошибался… Глупец я.., глупец, по совести. Сделайте одолжение, позвольте мне предложить вам стакан вина. Нет?.. А! Так моя милая дочка произвела на вас такое впечатление… По совести, это трогательно.., да.., я растроган до глубины сердца… Вы еще не говорили с ней… Да!.. А! Мне следовало бы на вас за это рассердиться, но делать нечего… Милая дочь! Она вполне заслуживает вашего восхищения, по совести, заслуживает!

— Никто не уверен в том так, как я, мистер Шервин. Теперь позвольте мне просить вас еще выслушать меня внимательно, потому что я должен объяснить, в каком исключительном положении я нахожусь, делая вам это предложение.

— Да, да!

Он опять вытянул ко мне свою голову, и его лицо приняло выражение еще более проницательное, еще более лукавое.

— Я не скрыл от вас, мистер Шервин, что нашел случай говорить с мисс Маргретой, я говорил с ней два раза. Как следует человеку с честными намерениями, я объяснился с ней в любви, мое объяснение она приняла или, скорее, не хотела принять с той скромностью и достоинством в словах и манерах, которые я и надеялся найти в ней… Самая знатная дама в мире не могла проявить большего достоинства.

Тут мистер Шервин почтительно перенес свои взоры на портрет королевы, потом глаза его устремились на меня, и он торжественно преклонил голову.

— Хотя мисс Шервин ни одного слова не сказала такого, которое могло бы внушить надежду, однако мне кажется, что я могу без всякого суетного чувства самолюбия надеяться, что она так говорила по чувству долга, а не по сердцу.

— Ну да, ну да! Понятно! Я внушил ей самые похвальные правила нравственности, она ни на что не решится, не спросив заранее моего согласия.

— Без сомнения, это и было одною из причин, почему она так приняла меня, но, кроме того, была и другая причина, которую она выставила мне как преграду, именно различие наших званий.

— А! Так она вам о том говорила? Она подумала о том?.. Это достойно удивления. Она видела в этом затруднение… Без сомнения… Вот что значат превосходные правила! Слава Богу, у нее превосходные правила!

— Мне почти не надо объяснять вам, мистер Шервин, как я умею оценить деликатное чувство чести проявляющееся в возражении вашей дочери. Вам легко также понять и то, что это возражение не преграда для меня. От мисс Шервин зависит счастье моей жизни Красота и доброта любимой женщины — вот высшие преимущества, которые я предпочитаю всем другим Что же касается до меня лично, нет чести выше, нет счастья больше, как иметь женой вашу дочь. Вот что я сказал ей, вместе с тем предупреждая ее, что переговорю о том с вами. Она ничего не возражала на то и вот почему мне извинительно думать, что если вы разрешите ее сомнения, сомнения, делающие ей честь то, быть может, она не столь будет сурова ко мне.

— Вот превосходный образ мыслей!.. Невозможно лучше рассуждать… Это самое практичное стремление, если позволите так выразиться… А теперь, любезный друг, позвольте обратиться к другой стороне… Что скажет о том ваша фамилия, ваша высокороднейшая фамилия, по совести, высокочтимая?.. Как вы полагаете?