Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 40 из 54

Он вошел в почти пустой зал ресторана. Никого не было. Только в темном углу сидел бородатый мужчина неопрятного вида лет 50-ти и пил водку. Герек уселся у окна, охрана рассыпалась по залу. Он заказал кроме пива жареную селедку с луком, квашеную капусту и, конечно же, выборную водку. Выпив граммов 200, закусив рыбой, а сверху еще добавив пивка, Герек развеселел. Ему стало приятно. ''Нет, я еще поживу на этом свете''. Он повернулся в сторону зала, где сидела его охрана и пила кофе. Его от них тошнило. Вдруг он заметил того бородатого клиента, который расплатившись собирался покинуть ресторан. Это был Еже Машталер. Он был изрядно пьян, шатался, "бил восьмерку''. Даже столкнулся со столом, где сидели двое сотрудников охранки Герека. С близи борода его оказалась рыжей, а ростом он был высоким, одет был в какое-то барахло. Одним словом, нищий. Герек захотел с ним пообщаться, потешиться, так сказать, поиграться.

- Уважаемый пан, не изволили бы вы присесть и выпить со мной водки? Прошу вас (с иронией).

Бородач искоса и недовольно посмотрел на Герека.

- Ну, если только по чуть-чуть...

- Пожалуйста, присаживайтесь. Так. Как вас звать?

- Еже, пан, просто Еже. А вас?

- А меня Герек, Эдвард Герек! Собственной персоной, к вашим услугам, пан Еже. Хм...

Еже, прищурившись, посмотрел на него, потом обернувшись оглядел охранку Герека, и понял что перед ним действительно сидит глава государства.

Судьба не могла ошибиться в выборе встречи этих двух людей.

- Я Президент Польши, сам Герек. Как вам это? Ну? Что скажете?

- Скажу, что так вам и надо. Я пью за вас, вы царь, а значит человек (выпил чарку водки). Вы раб мольбы, сомнений и страстей.

- Хм... Да, интересный ответ. Вовсе не дурно. Хотя извилин не видно, но все же когда их нет, это очень заметно.

- Да что вы говорите? (уже разошелся) Вы хотите, чтобы перед вами снимали шляпу? Ну тогда идите работать в гардероб. Только туда, пан Герек, туда! Ха - ха!

Еже Машталер уже не контролировал себя, он был заново пьян.

- Да уж, пан Еже, родились бы вы до Шекспира, то Шекспиром были бы вы, а не сам Шекспир.

- (Опять выпил водки) Уф! Какая разница, кем быть, ослом или бараном. Важно быть, а не казаться.

- Неплохо сказано, молодец. Не ожидал. Но жаловаться на жизнь поздно, если ты уже родился.

- А я не жалуюсь. Я сижу и пью с самим царем. Это ж событие! Хотя мне по одному месту с кем сидеть.

- Ах, вон оно как! Да... Все карлики считают, что нет незаменимых великанов. Разве нет?

- Это как сказать?

- Так, послушайте, а вы давно в Варшаве или как? Что-то я не разберу. У вас акцент чувствуется

- Да, я недавно приехал из России. Только в отчем доме можно стать блудным сыном.

- И что же ты там увидел, в России то своей? Может, расскажешь.

- Умом Россию не понять (закурил сигарету).

- Умом? Россию? Да ты с ума сошел!!! Братство кончается там, где уже нечего брать. Россия нам не брат. На весь мир Ильича не напечешь.

- Пан Эдвард, я понял одно, что бояться вам надо маленьких людей, от них все беды, больших людей вам нечего бояться. Но и последних нельзя упускать из виду. Сила единиц в поддержке нолей. Это мое мнение.

- Охо! Это интересно. Давай, продолжай, у тебя умные мысли, товарищ.





- Я вам расскажу один случай, из моей практики. Это было давно, когда мы охотились на кабана в лесах Катовице (опять выпил рюмку водки и закусил). Хотите послушать?

- Конечно, говори.

- Дело было зимой (задумался, отпил пива, затянулся сигаретой). Так вот, во время охоты, один из наших товарищей с открытым ртом засмотрелся на красивый удивительный пейзаж, на заснеженные горы, и потерял бдительность. Этим воспользовался медведь, который внезапно напал на него сзади и разорвал на куски. Мы с ужасом смотрели на это, оцепенев от страха. Потом мы отогнав медведя, тащили труп нашего товарища на спине километров 30, не меньше. И на всю жизнь простудили свои почки. Пришли домой злые и несчастные.

- ...Да, печально. И что же?

- Мораль рассказа такова, что умейте в жизни не упускать из виду ничего. И любоваться красивой панорамой, и охотиться, и не болеть.

- Однако ж толково сказано, пан Еже. Мои аплодисменты (тихо зааплодировал).

- Какое счастье, когда тебя понимают.

- Вы это серьезно? Н-да, но хуже всего, когда тебя понимают до конца.

- Не знаю, не знаю. Если вы не можете жить, то займитесь чем - то другим.

- Зачем, я еще поживу на этом свете. Ведь жизнь, пан Еже, это рай для грешников. А грешны мы все, и даже вы.

- Вы за кого меня, дурака, принимаете (улыбаясь)?

- Это ты в России научился так острить? Может, ты там окончил конно-партийную школу? А?

- Может быть.

- Тебе случайно череп не жмет?

- Если бы вы знали, как отвратительно в России по утрам. Я имею в виду похмелье.

- Товарищ, а вы на дне, даже в бездне. И куда вы катитесь, а?

- Даже не знаю, пан Герек. Мутно там.

- Хотя да, дна нет. Просто глубже уже вас не пускают, и не пустят.

- Хм...Это как сказать! Вы знаете, сколько яблок промахнулось, упав не на ту голову.

Эта последняя фраза задела Герека. Он демонстративно, с улыбкой на устах плюнул в бокал Еже и заставил его выпить это. "Пей!, приказал Герек. Тот выпил, потом его передернуло, а еще через секунду этот мерзкий бородач обеими руками схватился за край стола, чтобы не упасть, и вырвал, "блеванул" на голову и пиджак Герека все съеденное и выпитое доселе. Он вспыхнул, накалился как провод. Телохранители Герека не успели предотвратить это отвратное зрелище. Герек оказался в блевотине, он не понял, что произошло. Он сидел в страшном мерзком состоянии и представил себя на месте унитаза. Все разом смолкли, разговоры прекратились. Вся его голова, светло коричневый костюм, галстук утопали в гадкой слизи, желудочной грязи. Ну и видок у него! Гереку стало плохо, у него заболело сердце. Это как же бывает? Не успел он выйти на улицу в виде обычного такого пана, как его ругают, отчитывают, блюют, вырывают на него. Это что же такое получается? Это же полная беззащитность! Он сидел в страшном виде. Даже сотрудники охраны испугались, не решались что-то делать. Они топтались около его стола, брезгая подойти к нему. У них хватило смекалки только увезти, вывести этого бородача из ресторана. Того бородача больше никто не видел. Его звали Еже Машталер, его видели много лет спустя в варшавской психушке. Так говорили, но это неважно. Герек осторожно, очень осторожно, как в замедленном кадре, повернулся в сторону своей охраны, неподвижными губами произнес очень тихо:

- В баню хочу.

Как он доехал до бани, неизвестно. Кажется он сам затруднился бы ответить на этот вопрос. Одно ясно, что получасовая дорога в баню показалась Гереку вечностью. В бане он часа три, если не больше мылился и принимал горячий, даже кипящий, душ.

На следующий день, в понедельник, Эдвард Герек был злой. Сидя у себя в кабинете рассматривал официальные бумаги, и тут же издал указ об аресте одного местного писателя по фамилии Дубовски. Писатель был родом из Кракова, писал антисоциалистические и антиправительственные романы. Указом Герека его засадили в тюрьму на 4 года.

''Вот так им, сволочам. А то совсем уже я раскис. Не успел выйти на улицу, как на меня наезжают, вырывают. Хватит, все!'' Далее он издал указ о повышении цен на продукты, сказав, что "у меня все по желудкам рассчитано и забронировано, все, до последнего рта''. Польский народ попал под горячую руку Герека. ''Как бы внедрить в сознание людей мысль о восьмичасовом рабочем времени?''. В дальнейшем это привело к массовым протестам. Режим Герека зверел на глазах. Эдвард Герек боялся возможного разноса, нагоняя из Москвы, которого в этом случае трудно миновать.

А ночью ему опять снился сон. Точнее сказать, это было продолжение сна, которое он видел накануне. Ему опять приснилась мать. Лицо у нее было красивое, белое. Мать сказала Гереку: