Палачи и жертвы

- Слышь, Войцех, этот пан смахивает на Герека, нет?

- Мне тоже так показалось. Но нет, не может быть. Он сейчас сидит у себя во дворце, и думает, как еще пососать у народа кровь. До чего он довел Польшу.

А Герек улыбаясь и наслаждаясь весенним воздухом, продолжал гулять, потом спустился к набережной, к реке Висла. Он посмотрел на неспешно бегущую воду. ''Вот бы потопить Варшаву, и потом смотреть на эти дома под водой, любоваться ими. Было бы интересно', думал Герек. И вдруг он натолкнулся на нищего. Это был грязный оборванец, весь в лохмотьях, с седой бородой. У него тряслись руки, глаза были отчаянные.

- Панове, подайте бывшему дворянину на хлеб.

Герек протянул ему 50 злотых. Тот с изумлением взглянул на деньги, потом на отходившего Герека, и заорал:

- Сволочь, гад! Держите его, люди добрые, ловите. Вор он, вор!

Герек опешил. Ему впервые стало страшно. ''Как? Ведь он сделал доброе дело, а его позорят''. От криков нищего прохожие стали озираться на Герека, который заспешил побыстрее ретироваться от этого места. В жизни все имеет свою цену, даже подачка. Дача взяток без умысла - оскорбление.

- Ловите, ловите его! Это гад, гад! Держи его!

Почти вся улица косо поглядывала на Герека. Он был страшно разгневан, ему даже показалось, что некоторые прохожие узнали его. Они оживленно шушукались между собой, показывая рукой на него. Герек так быстро удалялся по улице, что его охрана еле поспевала за ним. Среди мелькавших мимо людей Герек узнал одну особу. Это была его старая знакомая, пани Кречковская. Она тоже узнала его. Она даже узнала бы его в Африке, среди туземцев. Они встретились взглядами буквально секунду, может две. Он быстро прошел дальше, а пани остановившись, обернулась вслед, прошептав про себя тихо: "Господи, Эдвард? Что с ним?'' Ее раздумья оборвал неугомонный крик нищего?

- Сволочь, гад!!!

Пани Кречковская перевела взгляд на нищего, потом опять на убегающего Герека, и опять ничего не поняла. '' Что происходит?''

Наконец-то Герек успел оторваться от этого проклятого проходимца, который спутал его с кем-то, обознался, а может нет. А может он узнал его, Эдварда Герека. Боже, неужели он в таком плачевном состоянии.

В таких горьких раздумьях он подошел к городской католической церкви. Хоть коммунисты были атеистами, все же в подсознании своем был верующим. Его встретил священник в длинной черной сутане.

- Панове, прошу сюда. Вы хотите исповедаться?

- Если можно.

Герек воротником прикрывал подбородок и туго натянул на голову серую шляпу, чтоб его не узнали.

- Панове, что вас беспокоит?

- Падре, может выйдемте на террасу. Там тихо, никого нет.

- Как пожелаете. Я - отец Кадзимеж.

Они вышли в фасад, что находился во дворе церкви, с ее задней стороны. Это был действительно божеский уголок. Церковь утопала в зелено-коричневом лесу. В шагах 50 от них пробегали олени, а на дереве после ливня пел счастливый соловей. Воздух был свежий, бархатный, в траве прыгали кузнечики. Гереку стало хорошо, легко. После этого проклятого нищего, который в течении почти пяти минут преследовал его и орал вслед, надо было отдохнуть. И сейчас он отдыхал от шума и нервов. Он сидел на каменной тумбе и слушал пение птиц. У птиц есть крылышки, а у человека ресницы. Не одно и то же ли это? Старый священник строго посмотрел на Герека.

- А я вас узнал, пан Герек.

- Тсс, падре, тсс. Цыц. Никто не знает, что я здесь.

- Они с вами?

Он показал в сторону четырех мужчин в черных костюмах.

- Я так и понял.

- Падре, мне больно.

- Зачем?

- Понимаете, иногда даже совестно. Я верить хочу, верить! Верните мне веру. Верните!!! Мне с верой легче будет подойти к палачу.

- .... (удивленно) Вы это серьезно?

- Да! Отдайте Бога мне (красноречиво).

- А Бога не смутит ваш партийный стаж (съязвил)?

- Не смейтесь, мне веровать стало все трудней.

- Неужели?

- Вы издеваетесь надо мной?

- А вы же не верующий, пан Герек. Вы же коммунист, атеист (с ехидцей).

- Заладили, атеист, атеист. А может Бог сам выбрал меня атеистом? Атеист-это тоже Бог, играющий с собой в прятки, а верующие, типа вас, увидев тень Бога, ухватываются за нее. Так что, одному Богу известно, верующий я, или нет.

- Ах так? Да уж, печально. Так знайте, что многие карабкаются к Богу по трупам ближних...

- Вы что-то хотите мне сказать? Хорошо, говорите. Не молчите, говорите!

- Хорошо. Как изволите (перекрестился). Пан Герек, вы уже столько лет правите Польшей, вы довели ее до могилы. Вы ведете себя низко по отношению к своему народу, беспрекословно слушая только русских. Иногда вы из себя воображаете благотворителя, устраиваете всякие торжества, веселья. Окружение пешек создало иллюзию, что вы король. Я понимаю, нельзя поставить на колени народ, привыкший ползать. Сдирая шкуру с овцы, волк тоже часто ее уверяет, что она будет жить. Если захочет. Но спрашивается, зачем вы сюда пришли, зачем? Каким путем и методом вы собираетесь замаливать свои грехи? Не знаю, пан Герек, не знаю.

- Странно. Вы падре, любите Бога, но не в силах полюбить свой народ или человека, т.е. меня. Тогда, собственно, кого вы любите?

- Я люблю свой народ. Ну, а если бы человека создал человек, то ему было бы стыдно.

- А я особый заказ, партийный так сказать.

- Не фамильярничайте! Стыдитесь пан, стыдитесь! ... И все же Богу верить надо, пан Герек, так как жизнь уже дорожает.

- Перестаньте, отец Кадзимеж. Надоели уже. Вы знаете, что сказала одна копия другой? Она сказала: - Вы не оригинальны!

- Пан Герек, если так дальше будет продолжаться, то экономика Польши рухнет, и здесь произойдет переворот. Вот увидите, не улыбайтесь. Я слышу об этом оттуда.

Он показал рукой на небо.

- Нужно иметь пустое сердце, чтобы многое туда поместить.

- Эх, падре, падре! Деньги пахнут тем, что на них куплено.

- Это советское мышление, именно советское!!!

Священник после этих последних слов как бы выпустил пар. Но потом испугался, обернулся по сторонам.

- Извините меня, старого дурака, пан Герек. Простите, ради Иисуса. Если честно, то я боюсь ангелов. Они так добры, что согласятся быть и демонами. Я старый идиот!

- На счет ангелов согласен. Но старости бояться не надо, падре, она проходит.

Отец Кадзимеж перекрестился и ушел. Герек опять остался один. Вновь кругом стало тихо, спокойно, мирно и гладко. "Ах, как хорошо. Неужели во сне мать именно его имела ввиду. По моему нет''.

Он еще около часа побродил по пустынной аллее церковного двора. Все стало на свои места. Запел одинокий соловей, с церкви доносилось хороводное пение.

Он вышел из церкви с заднего двора, охрана четко обеспечила ему спокойное шествие. Но прямо перед выходом его ждал отец Кадзимеж.

- Товарищ Герек, простите меня, дурака. У меня маленькие и больные внуки, не трогайте меня. Я просто не выдержал (заискивающе улыбаясь). Простите, помилуйте. Не слушайте меня.

- Хорошо, падре. Ступай, не бойся.

Эдвард Герек вышел на улицу Варшавы. Он улыбался. Как ему было хорошо. ''Нет, он неплохой правитель. Иначе такой святой человек как отец Кадзимеж, не извинялся бы перед ним. Чего ему бояться? Значит он неплохой руководитель''.

Герек со своей идущей чуть сзади свитой шел по каменистым улицам польской столицы. А отец Кадзимеж после непростой беседы с ним, дабы успокоиться, вошел к себе в церковный кабинет. Там на столе его ждала дежурная водка, налитая в фужер. Рядом, как часовой, стояла молодая красивая монашка, ей было не больше 16 лет. Отец Кадзимеж осторожно сел в кресло, устало выпил водку, закусил черным хлебом и салом, и тихо зевнув, сказал своей монашке: "Ани, раздевайся быстрее, сегодня у меня мало времени''. Ани, сжимая губы в ниточку, стала через голову снимать платье.

А Герек, улыбаясь и вдыхая чистый воскресный воздух, шагал по тихим улицам. Впереди, за углом красовался ресторан "Польша". О, какой это раньше был ресторан. Старое заведение, куда он сам ходил очень давно, еще до войны. Правда, потом ресторанчик переделали, перестроили. И все же это была известная точка на всю Варшаву. "Зайду - ка я туда, выпью по бокалу пива. А что, нельзя что ли?''