Оружие скальда

Регинлейв непонятно усмехнулась и бросила на Торварда быстрый насмешливый взгляд. Но он не понял его значения. Дева Битв была так прекрасна, что рядом с ней он мало что замечал и терял часть своей обычной сообразительности. Упоминание о дочери Хеймира конунга прошло мимо его ушей — он был полон одной Регинлейв.

— Давно они отплыли? — спросил Хавард.

— Сегодня.

Внимательно осмотрев свою руку, валькирия слизнула еще какое-то пятнышко и облизнулась. Торвард бросил взгляд Эйстле. Вскочив, она вылетела в кухню и через мгновение вернулась, неся кубок лучшего меда. Самый лучший кубок, из которого обычно пил сам Торвард. Сейчас он был наиболее подходящим. Хотя, конечно, казался жалким черепком по сравнению с теми кубками, из которых Регинлейв пила в палатах Валхаллы.

Валькирия взяла из рук Торварда кубок, заглянула в него, вздохнула — после крови мед казался слишком пресным напитком. Но все же она приняла угощение и отпила из кубка. Мед был хорош, но не успокоил ее возбуждения. Запах крови растревожил ее, видения выступающих в поход боевых кораблей, звон оружия и сотни мужских голосов, поющих боевые песни, разбудили сущность Девы Битв. Она уже видела поля битв, связанные канатами корабли в боевом порядке. «Ударим мечами о щит боевой, с холодным копьем столкнется копье…» Десятки, сотни духов-двойников, толпящихся в ожидании близких смертей — белые волки и черные соколы, безголовые медведи и кони с огнистой гривой. И те же корабли после битвы — очищенные от людей, с сотнями копий и стрел, торчащих в изрубленных бортах, скользкие от крови скамьи для гребцов, поломанные весла. И сотни духов, которых она понесет от кораблей и морских волн вверх, в Валхаллу, Сияющую Щитами. И кто будет среди них — этого она еще не знала. Это решать не ей.

Регинлейв посмотрела на Торварда.

— Я сказала все, что знала, — проговорила она, глядя ему в глаза. Взгляд ее горел такими молниями, что Торварду было жарко, но этот жар был его счастьем и он готов был скорее умереть, но не отвести глаз. — Одно я знаю верно, Торвард сын Торбранда. Я не покину тебя.

Вальборг и Ингитора долго стояли на Корабельном Мысу — его еще называли Прощальным Мысом. Он находился за пределами общей стены Эльвенэса и возле него располагалась стоянка конунговых кораблей. Отсюда они уходили в путь. Вальборг и Ингитора смотрели вслед кораблям Эгвальда, пока их было видно. Но вот хвост последнего «Ворона» скрылся за выступом берега. Море снова очистилось и стало пустым, волны слизывали с песка последние следы жертвенной крови.

Ингитора еще стояла, похожая на упрямый язычок пламени на бурой скале, а Вальборг пошла домой. От всякой печали она знала хорошее средство. В усадьбе конунга еще оставалось немало гостей, для хозяйки найдется достаточно дел.

Неподалеку от ворот она заметила Рагнара, того купца из Аскргорда, что привез им блестящие шелка. Мысль о новых нарядах нисколько не обрадовала Вальборг, но самому купцу она учтиво кивнула головой в ответ на поклон.

— Тебе, верно, досадно, что твой корабль задержали здесь? — спросила она, остановившись.

— Я сделал здесь удачное дело, и мне некуда спешить, — без обиды, ровным голосом ответил старик и кашлянул в кулак. — Я верю в благородство Хеймира конунга — он не обидит своих невольных гостей.

— Я думаю, что ты прав, — сказала Вальборг. Ей казалось неловким стоять и разговаривать с купцом-фьяллем у всех на глазах перед воротами усадьбы, но отпускать его тоже не хотелось. Он был частью той самой земли, к которой уплыл Эгвальд. То ли славу он добудет там, то ли собственную смерть? И торговый гость из племени фьяллей, бывалый старик с умными внимательными глазами, казался ей более способным ответить на этот вопрос, чем кто-либо другой.

— Пойдем со мной, я велю сделать тебе отвар брусничных листьев с медом, — сказала Вальборг старику. — А не то этот кашель тебя погубит.

— Ты права, кюн-флинна, когда-нибудь этот кашель меня погубит, — с легкой усмешкой над собственным недугом согласился старик. — А раньше или позже — невелика важность. Но я благодарен тебе.

Вальборг внимательно посмотрела на него. Он посмеивался вместо того, чтобы жаловаться. Так поступают только настоящие воины. Во всей повадке старого фьялля было что-то такое, что неуловимо отличало его от торговых людей, которых Вальборг перевидала в Эльвенэсе множество. Он слишком мало значения придавал совершенной сделке, не жаловался и не хвалился торговыми успехами. Его заботы были гораздо выше мелких насущных забот купца, и он был слишком сдержан для торговца, которые в большинстве любят поговорить.

Вечером Вальборг послала Труду разыскать Рагнара и привести к ней в девичью. Меньше обычного склонные работать, девушки непрерывно болтали о походе Эгвальда и так надоели Вальборг, что она даже прикрикнула на них. Ингитора сидела в дальнем углу, хмурая, как осенняя туча, и теребила в пальцах ушки щенка. С самого утра, с отплытия кораблей, она оставалась хмурой и не разговаривала ни с кем, кроме своего раба Грабака.

Рагнар пришел быстро, поклонился, сел на предложенное место возле Вальборг.

— Ты, должно быть, часто бываешь в Аскргорде? — спросила она.

— Часто! — подтвердил Рагнар, поглаживая бороду. — В последние годы я зимовал только там.

Он имел в виду те годы, когда болезнь уже не позволяла ему ездить по усадьбам хельдов вместе с Торвардом конунгом, и таким образом не солгал. Вальборг же вполне удовлетворил этот ответ.

— И ты должен хорошо знать Торварда конунга, — продолжала она.

— Я хорошо знаю его, — спокойно подтвердил Рагнар. «Мало кто знает его лучше, чем я!» — добавил он про себя.

— Расскажи мне о нем что-нибудь! — попросила Вальборг. Никогда раньше она не славилась любопытством, но теперь она не могла отделаться от мыслей о конунге фьяллей. Да и чему здесь удивляться — ведь от этого человека зависело, увидит ли она снова своего брата.

Рагнар ответил не сразу, а сначала посмотрел на нее. В глазах старика Вальборг почудилась лукаво-ласковая усмешка. А может быть, это отблески очага ее обманули.