Созвездие Ворона

Захаржевская молчала. До сих пор ей казалось, что эта так называемая сила, дар — настоящее проклятие, повисшее над ее родом. Словно тяжелая наследственная болезнь. И она — жертва этого проклятия.

Анна Давыдовна покачала головой, словно сокрушаясь из-за ее заблуждения.

— Столько веков прошло, а люди все так же страшатся того, что непонятно им.

После перерыва гости снова оказались в гостиной. Захаржевская оглядела собравшихся. На ее губах была улыбка гостеприимной хозяйки, но в сердце разрасталась тревога. Анна Давыдовна не могла поручиться за силу своих чар, она была слишком стара. Нет, пыталась Татьяна убедить себя, — только не сейчас. Сейчас ничего не может произойти. Здесь столько ее друзей. Нюта, Баренцев, Нил-Нил и Розены с Иваном, и брат. Анна Давыдовна о чем-то разговаривает тихо с Никитой. Все враги повержены, и имена их забыты уже. Отчего же так страшно, словно что-то неминуемо должно произойти?

«Пир Валтасара, — вспомнила она. — Вот-вот на стене появится рука… Ты взвешена на весах и найдена слишком легкой…»

Ей показалось, что на улице раздался голос, зовущий ее по имени. Она выглянула в окно, нет — это был только ветер. Так недолго дойти до слуховых галлюцинаций, подумала она.

— Кажется, вы забыли меня пригласить! — из мрака в свет шагнула тень.

Захаржевская онемела на мгновение. Она почувствовала, как дрожат пальцы, но не могла унять эту дрожь…

— Вы милая, стали непозволительно забывчивы! — продолжал незваный гость, приближаясь мягко, по-кошачьи и не оставляя за собой ни мокрых следов, ни даже тени.

Почему он не боится света, мелькнуло у нее в голове. Должен был бы метнуться как ошпаренный… Интересно, отражается ли он в зеркале…

— У вас нет тени! — сказала она.

Прозвучало примерно так же, как в известной комедии — «у вас ус отклеился». В отличие от героя Папанова, Вадим Ахметович за справку благодарить не стал, а небрежно бросив взгляд за спину, сказал только:

— Ах! — и прищелкнул пальцами.

Тень сразу появилась и зазмеилась за ним, то опережая, то отставая, пока не пристроилась к ритму его шагов.

— Эти чертовы спецэффекты! — сказал он раздраженно.

А шея у него была гибкой, как у совы. «К чему так откровенно демонстрировать себя? — подумала Татьяна. — Все равно — это только видимость, иллюзия!»

— Верно рассуждаете, товарищ Захаржевская! — ответил вслух Вадим Ахметович и исчез.

Гости прошли в гостиную, где был накрыт длинный узкий стол, за которым, по преданию, некогда вкушал святой Бенедикт. Предание было весьма сомнительным, как отмечал Макс Рабе — стол был изготовлен гораздо позднее, в шестнадцатом веке. Во времена дедушки Макса стол не раз исполнял роль скатерти-самобранки, благодаря чарам старого волшебника на нем сами собой появлялись яства. Входя в гостиную, Нил-Нил вспомнил об этом и не мог не вздохнуть с грустью. Но тут же взбодрился, не желая портить настроение окружающим. Да и дед бы не одобрил такого поведения в подобный день. Отец и Тата женятся.

И будет торт. Сейчас Нил-Нил был просто мальчишкой, который предвкушает радости праздника. Все остальное отошло на второй план. Торт, как и приличествовало настоящему торту, был в несколько ярусов. Изготовленный лучшими кондитерами Европы, он был доставлен сегодня точно к началу церемонии. По предварительной договоренности верхушку не стали украшать изображениями жениха и невесты — по мнению Захаржевской, это выглядело бы чересчур слащаво. Сама она не была большой любительницей сладкого.

На этот раз Вадим Ахметович появился из торта, подобно красавице Эрике Эленьяк в фильме «В осаде». Правда, стриптиза в исполнении заслуженного деятеля преисподней не последовало, эффект был и так сногсшибателен. По крайней мере — для Захаржевской, остальные ничего не заметили. Баренцев, ненадолго отвлекшийся от обсуждения состояния современной киноиндустрии с Татьяной Лариной, совершенно спокойно отрезал кусок Вадима Ахметовича и положил на тарелку собеседнице. Демон стоически перенес такое обращение и тут же волшебным образом регенерировался.

Татьяна замотала головой, пытаясь прогнать видение, но это не помогло.

Вадим Ахметович погрозил ей пальцем и растворился в креме и бисквите.

«Теперь я этот торт точно в рот не возьму, — подумала невеста. — Нужно что-то делать, пока я не сошла с ума». Она обернулась, почувствовав на себе чей-то взгляд.

К ее большому облегчению, это был не вездесущий Вадим Ахметович, а Хэмфри Ли Берч, который странно улыбался.

В зал вошел Дубойс, пропустивший и бракосочетание, и церемонию поздравлений. Его с утра одолевала головная боль, и он пытался избавиться от нее, отлеживаясь в постели. Предметы плыли перед глазами. С чего бы это, думалось ему, — не иначе сказывается пребывание в клинике! Не вовремя, совсем не вовремя! Нюта вызвалась было помочь ему, но, наткнувшись на ревнивый взгляд Клэр Дубойс-Безансон, сочла за лучшее отступить.

Захаржевская первая заметила Дубойса и сочувственно улыбнулась.

— Ну как, получше? — поинтересовалась она.

— Да, намного, спасибо, — ответил Дубойс, но сведенное болью лицо выдавало его состояние. — Последние дни я был страшно занят, — признался он и поглядел в другой угол, на Делоха, стоявшего рядом с Нил-Нилом и обсуждавшим с ним достоинства свадебного торта.

— Посмотрите-ка на это! — позвал мальчик, приглашая разделить восхищение кулинарным шедевром.

Клэр улыбнулась и подошла к торту, а Дубойс направился к Делоху, который похоже, на время забыл обо всех своих грандиозных идеях. «Как ребенок, честное слово», — подумал Дубойс.

— Мне говорили, ты собираешься посетить Академию ФБР? — спросил он Нил-Нила.

— А я уже посетил! Очень интересно. Я бы, наверное, и сам поступил, только у меня гражданство британское. А вы ведь тоже работали в Бюро?

— Да, — Дубойс помрачнел и посмотрел на Берча, который приветливо кивнул ему.

«Сегодня здесь собрались и друзья и враги, — подумал Питер. — Врагов больше. Не хотелось бы мне на своей свадьбе видеть столько людей, у многих из которых есть веские причины недолюбливать друг друга. Впрочем, недолюбливать — очень мягко сказано. Ненавидеть!»

Берч, как он хорошо помнил, живо интересовался результатами расследования убийства Фэрфакса, но и пальцем не пошевелил, чтобы вытащить Питера Дубойса из психушки, куда тот угодил из-за своей ретивости. Сто к одному, что Берч его туда и упрятал. Скорее всего. Однако сейчас нужно было быть вежливым. Как японец.

Берч кивнул ему дружелюбно, как старому знакомому, Дубойс ответил тем же и, отвернувшись, встретил внимательный взгляд Георга. Профессор покачал головой и отполз в уголок с куском торта. Сейчас он напоминал тощего паука, утащившего в свой угол добычу.

— Россия — прекрасная страна, — говорил тем временем Берч Ивану Ларину, — я всегда мечтал побывать там. Столько времени нас разделяли непримиримые противоречия. Мы смотрели друг на друга, как говорится, через прорезь прицела!

— О, да! — сказал Иван. — Я помню эти плакаты в школе, где изображен бедный негритянский мальчик перед школой, которую закрыли нехорошие белые полицейские. Это подавалось под заголовком — «У них». «У нас», как нетрудно догадаться, картина была совершенно другая. Аккуратные такие школьнички весело бегут на уроки. В Америке, насколько я знаю, шла примерно такая же пропаганда.

— Почти, — сказал Берч, — нам вдалбливали, что злокозненные русские спят и видят, как бы уничтожить нас, наш образ жизни, нашу свободу, частную собственность и веру!

— Мне кажется, с тех пор не так уж много изменилось! — сказал Иван. — Америка по-прежнему видит в нас, в первую очередь, угрозу себе, но теперь вас пугают русские мафиози, и в каждом моем соотечественнике вам мерещится бандит. Ну, а в России считается хорошим тоном пнуть Штаты за ваш так называемый образ жизни. У русских он ассоциируется с культом денег и беспринципностью как политиков, так и отдельных граждан.