Страница 47 из 61
Несмотря на вечернее время, людей на улице было много -- мужчины и женщины прогуливались под руку и поодиночке, но все почему-то шли навстречу Сварогу. Ни одного лица он разглядеть не смог -- мешали широкополые шляпы, надвинутые на глаза капюшоны плащей и темные зонты. Когда люди проходили мимо фонарей, у них из-под ног выползали тени, удлинялись, деформировались... и исчезали под следующим фонарем.
Они вели размеренные беседы на различные философские и житейские темы -- Сварог слышал только обрывки, но ему казалось, что все без исключения разговоры эти касаются напрямую его, хотя никто не обращал на самого Сварога ровным счетом ни малейшего внимания, словно его там и не было. Тем не менее он телесно присутствовал в этом городе -- увлеченные диспутами пешеходы невежливо толкали его, раздраженно отпихивали и бесед не прерывали. И Сварог не мог ни остановиться, ни повернуть по течению толпы, прислушаться -отчего-то он должен был идти только вперед.
-- ...Дорогая моя, по-моему, вы заблуждаетесь, -- мягким менторским тоном говорил статный, судя но всему, пожилой мужчина с тяжелой тростью своей молоденькой спутнице в короткой накидке. Из-под капюшона девушки выглядывали мелкие рыжеватые кудряшки, в которых запутались бисеринки дождевых капель. -- В истории человечества еще не было случая, чтобы пришлый, пусть даже приглашенный, чужеземец смог разом изменить ход событий -- кардинально и, самое главное, в лучшую сторону. Тем более чужеземец-одиночка. Вспомните, например, чудесную работу гносеолога Аскулама "К вопросу об индетерминизме в исторических процессах"...
Дальнейшего Сварог не слышал: парочка удалилась, но ритмичные удары трости о тротуар еще долго доносились до него.
-- ...А я ему на это: "Вы, сударь, говорите, говорите, да не заговаривайтесь, -- бодро тараторил невысокий, крепко сбитый мужичок в мятом картузе. -- Нешто это дело -- людьми играть, что пасьянс раскладывать? Люди,-- говорю ему, -- и осерчать могут". А он мне: "Ты, Лабус, ни хрена в жизни не усекаешь, поэтому дураком и помрешь. Жизнь -- это и есть одна большая игра в карты. А человеческие желания да намерения ни хрена в расчет не идут. Вот только кто с кем играет -- вопрос..." -- Приятель коренастого, дылда в коротком, не по росту плаще, неопределенно хмыкнул.-- Я ему тогда и говорю...
-- ...Тут ведь как, -- убеждала подругу дородная дама в шляпке с вуалью, -- либо ты выходишь замуж за этого недотепу и век свой закончишь в хлеву, либо за господина Битула и безмятежно живешь в роскоши и довольстве. Или -- или, иного не дано. Так что выбор за тобой, я никого не хочу неволить.
-- Но, мама, -- патетически возражала спутница (ага, значит, дочь, а не подруга), нервно теребя выбившийся из-под воротника платок,-- как вы не понимаете, я люблю его! Люблю! И согласна на все ради нашей любви! Неужели сегодня слово "любовь" превратилось в пустой звук?!
-- Милая, я же не заставляю тебя. У человека всегда есть выбор -бросить всех и вся ради какой-то неведомой цели, которая в конце концов может оказаться тем самым твоим пустым звуком, или принять то, что предлагает тебе судьба; подумать не только о себе и своих детских мечтах, но и об окружающих -- например, о своих будущих детях, о том, как они будут прозябать в нищете...
-- Но, мама...
-- ...А ведь был не на службе и ничьих приказов не исполнял, действовал сам по себе, -- говорил один подтянутый молодой человек в форме гвардейца другому. -- Так какого ж рожна он полез в эту свару?
Его соратник вздохнул:
-- Ох и не люблю я людей, которые, видите ли, на все сто уверены, что борются на правой стороне. Где она, эта правда? Сколько их? Ведь нет только черного и только белого, существуют миллионы оттенков...
Старик в изношенном до дыр макинтоше скороговоркой бормотал себе под нос -- не запинаясь, без пауз, гнал как по писаному; подошвы его разбитых сапог шаркали по тротуару:
-- ...Прежде чем бросить вызов сопернику или принять вызов соперника, поединщик должен твердо увериться в том, что он в состоянии противостоять силе, умению и опыту соперника, иными словами, поединщик должен убедиться, что его сила, умение и опыт равны, превосходят или лишь немного уступают силе, умению и опыту соперника,-- только в этом случае вызов на дуэль соперника, равно как и принятие вызова соперника, оправдан и имеет шансы на победу, в противном же случае исход дуэли априори плачевен для поединщика, обречен на провал поединщика, и поединшику необходимо отказаться от противоборства, поскольку неучитывание реальной опасности уничтожения есть глупость, но не храбрость, о чем явственно свидетельствует история так называемого Серого Рыцаря...
Услышав прозвище, которое упоминал на корабле Борн, Сварог круто развернулся -- но увидел только спины гомонящих прохожих, и среди них опознать старика уже было невозможно. Когда же он вновь двинулся вперед, впереди уже никого и ничего не было. Не было людей, не было фонарей на улице, не было и самой улицы, города, Вселенной. А он должен был идти вперед, вперед, вперед...
Сварог проснулся в холодном поту, открыл вдруг глаза, тут же вспомнил, где он и с кем он, пошевелился, ощупав рукой топорище Доран-ан-Тега, лежавшего вдоль тела лезвием к ногам, острием наружу.
Поднес руку ко рту, чтобы закурить, -- и оцепенел, уловив краешком глаза какое-то движение неподалеку.
Уже светало, благодаря выбитым окнам и пролому в крыше Сварог хороню различал спящих спутников. Слышно было, как за окном прохаживается, зевает с хрустом кто-то из матросов. Сварог мог бы поклясться, что не спит, что все окружающее -- наяву.
И женщина -- тоже. Она стояла совсем рядом, глядя на него сверху вниз спокойно и отрешенно. Тоненькая, в синем балахоне, синий легкий капюшон чуть сдвинут на затылок, из-под него струятся светлые прямые волосы. Красивое, тонкое лицо, словно бы чуть изможденное или невероятно усталое. Огромные глаза, светло-синие, печальные, до чего же печальные, боже!
Сварог сторожко пошевелился. Незнакомка неспешно, несуетливо, грациозно даже, приложила палец к губам:
-- Спи, еще не время...
У нее был очень странный голос -- он словно бы и не звучал в воздухе, а возникал в мозгу Сварога. Сварог лежал неподвижно, уставясь на загадочную печальную красавицу, не представляя, что делать. Она грустно улыбнулась уголками губ, гибко склонилась над лежавшим рядом со Сварогом Борном, легонько поцеловала его в лоб. Отошла к одному из матросов, нагнулась, коснулась губами его лба. Все это происходило в совершеннейшей тишине, даже ее странное платье не шелестело по полу.