Ваше Благородие

Флэннеган покосился на ботинки Артема с некоторым недоверием.

- Не понимаю, чем вы недовольны. Неплохой репортаж. Боб Коленко никакой не газетчик, конечно, он телевизионщик, но Брук помог ему слепить вполне приличную полосу. Да я почти горжусь, что мои ребята приложили к этому руку! Кстати, вашего имени не называют. Брук осторожен до паранойи...

- Угу. Мудрено будет им узнать Дубровского. Зачем, Флэннеган?

- Затем, что нужно было преподнести мировому общественному мнению удобоваримую версию происходящего. Армейский капитан возмутился беззаконием вторжения и передал с телевышки "Красный пароль". Арт, вам из игры уже не выйти. Официальная версия событий выглядит именно так: вы провели радиодиверсию по собственной инициативе, будучи ярым, непримиримым и последовательным противником Идеи Общей Судьбы. Кстати, это правда. Только не вся. Следующий ход сделает Москва. Кстати, пора бы вам узнать, что происходит в Москве. Откройте вторую страницу...

Верещагин покорно зашуршал газетой. Вторая страница встретила его заголовком "Умер Леонид Брежнев". Конечно, при Лучникове это сообщение попало бы на первую полосу, но Брук - не Лучников, и местечковые крымские бури в стакане воды для него всегда были важней потрясений большого мира.

О смерти Генсека было сказано ровно столько, сколько попало в сообщение ТАСС. Но этот коротенький стейтмент с посмертной фотографией из Колонного Зала был богато декорирован аналитикой и рассуждениями на тему "что же теперь будет". Внизу страницы разместились портреты шестерых наиболее вероятных претендентов на престол.

- Ну, кто из них? - спросил Флэннеган.

- Это лотерея?

- Нет, это допрос.

- Гебист. - Верещагин ткнул пальцем в Пренеприятнейшего.

- Как интересно... А почему?

- Он выглядит самым больным.

- Опять шутка... Три дня назад у него были самые твердые шансы... А сейчас они пошатнулись. Он был главным инициатором военной агрессии в отношении Острова. Эта ошибка ему может обойтись дорого.

- Значит, он постарается всех опередить.

- Вряд ли успеет... Мы тут с вами приятно беседуем. А между тем время идет. Арт, вы сейчас находитесь в очень опасном положении. Выбирайте - на танке вы или под танком.

- Я что-то плохо соображаю...

- Полковничьи погоны. Должность в Главштабе. Полная защита от любых посягательств, все, что может предложить ОСВАГ. Должность во временном правительстве. Деньги.

Артем приподнял бровь.

- Сколько?

- Полмиллиона. В долларах. Для начала.

- Нет.

- Хорошо, назовите вашу цену.

- Идите к чертовой матери. Проверять они меня будут...

- Это не проверка, уясните себе наконец! Вы мне нужны, и не только мне, и я расшибусь, но вы будете нашим! Верещагин, я повторяю: вы потеряли право чего-то хотеть или не хотеть. Вы принадлежите армии.

- Ну, тогда прикажите мне.

- Приказ вы можете нарушить. Нужен более четкий стимул.

- Так вы решили меня купить? И шантажировать тем, что я куплен?

- А вы чего хотели? Арт, что вы ломаетесь, как девочка - любой капитан форсиз из штанов бы выскочил ради второго просвета, я этого я должен уговаривать...

- Я отклоняю ваше предложение.

- Предпочитаете быть повешенным? Вопрос насчет ответственности я задавал не для проформы.

Артем промолчал.

- Это идотизм врожденный или благоприобретенный? Артем, вы знаете, что всех иммигрантов в годы войны проверял ОСВАГ? В особенности это касалось иммигрантов с Севера.

Верещагин смотрел в сторону.

- Я проглядел досье на Павла Верещагина. Совершенно заурядное досье на иммигранта, кроме одной подробности: пулевого ранения в плечо. Арт, вы знаете, кто стрелял в него?

- Его расстреляли СМЕРШевцы. Как дезертира.

- Вам рассказывала мать?

- Дед.

- Видимо, феноменальная везучесть - семейная черта. Как и феноменальная глупость. Я честно пытался представить себя на его месте: отступление, переходящее в бегство, пыльная дорога, СМЕРШевский кордон, торопливый расстрел, немецкий плен, побег... Казалось бы: отвоевал, прошел и Грецию, и Италию, жив остался - живи спокойно! Как, как можно вернуться в страну, которая за все рассчиталась с тобой пулей в спину? Кем надо быть, чтобы, поверив лживому пропагандистскому плакатику, дважды влезть в ту же канаву? Или вы, русские, думаете, что подставлять свою задницу ни за хрен собачий героизм? Что за идиотская тяга к саморазрушению? Почему нужно пустить к черту свою жизнь ради какой-то химеры?

- Потому что я устал. Потому что мне надоело переходить от разведки к разведке, как засмальцованный полтинник.

- Блестяще... Сначала он говорит, что готов отвечать за свое дело головой, а потом прячется в кусты. Штабу нужен от вас не треп, ему нужно дело. Речь идет о должности командира дивизии. Вашей, Корниловской. О ситуации, когда мы полностью утратим над вами контроль. И о том, что нужно быть железно уверенными в вас.

- Десант? - без голоса выдохнул Верещагин.

- Я этого слова не произносил. Советую и вам его не произносить.

Артем вытер со лба пот.

- Господи... Флэннеган, я черт знает что подумал.

- Арт, ваш ответ! Да или нет? Назначение у меня в кармане - вы подпишете его?

- Да, - Верещагин расцепил пальцы.

Флэннеган, как козырь на зеленое сукно, бросил сложенную вдвое бумагу:

- Подписывайте.

Артем прочитал бланк. Печать кадрового управления Главштаба была настоящей. Подпись полковника Адамса он узнал.

Впрочем, в ОСВАГ сделают лучше настоящих - если надо.

Он усмехнулся краем рта, взял протянутый Флэннеганом "Паркер" и расписался в том, что принимает назначение. На стол перед ним упала офицерская книжка новенькая, еще тугая на сгибе, где в графе "звание в настоящий момент" красовалось: ПОЛКОВНИК.

- Следуйте за мной, - сказал коммандер, сложив патент и положив его в карман.

- Куда? - спросил Арт, когда они проделали весь путь в обратном направлении и сели в машину. "Руссо-балта" со штабными номерами во дворе уже не было.

- Мы едем в гости, ваше высокоблагородие, - тон Флэннегана снова обрел непринужденную легкость. - Можно сказать, в приличный дом.

- Предупреждаете, чтобы я не сморкался в рукав?