Страница 58 из 68
Он ерзал на стуле.
- Послушайте, мадемуазель, я вам уже однажды говорил и сейчас повторяю, - неожиданно скороговоркой забормотал доктор, - я никогда в жизни не уважал Петлюру, я всегда говорил, что это выскочка, авантюрист и мошенник...
- Да оставьте, - перебила его Кудревич. - Сейчас вы его называете авантюристом, а когда он был в городе, вы приютили у себя офицеров из его булавной сотни - Догу и Кривенюка? А какую речь вы произнесли о петлюровской директории, когда город заняли петлюровцы? Помните? А кто адрес Петлюре подносил на Губернаторской площади во время молебна? А сейчас вы мне объясняете, кто такой Петлюра? Да мы и без вас знаем, кто он. Такой же наемник мировой буржуазии и Пилсудского, как все эти коновальцы, огиенки и прочая националистическая шваль. Служат тому, кто больше заплатит. Расскажи-ка ты, паренек, как было дело, - внезапно обратилась ко мне Кудревич.
Я оторопел и сперва молчал. Но потом, сбиваясь и путая слова, стал рассказывать, как петлюровцы убивали Сергушина. Я заодно передал Кудревич и Петькин рассказ о том, как доктор Григоренко обнаружил Сергушина во флигеле сапожника Маремухи.
Кудревич кивнула головой. Видно было, что все это она и без нас хорошо знала и что лишний раз слушала мой рассказ только затем, чтобы заставить сознаться доктора. А Григоренко, когда я говорил, все ерзал на стуле и глухо покашливал, точно напугать меня хотел, чтобы я все не рассказывал.
- А после того как они выстрелили, доктор того человека ощупал и руки платочком вытер! - помог мне Куница.
- Да что ты брешешь, босяк! - неожиданно вскочил доктор, но тотчас же, спохватившись, снова грузно опустился на стул. - Вы издеваетесь надо мной, мадемуазель! Я Львовский университет кончил, я - доктор медицины, а вы мне здесь очные ставки со всякой босотой устраиваете! Да это выродки - мало ли кто вам что наговорит. Я не был...
- Сами вы выродок... и... брехун! - вдруг, блеснув глазами, зло перебил доктора Куница, но Кудревич в ту же минуту осадила его.
- Тише! - сказала она. - Нужно будет - спрошу.
- Я и говорю... Дайте им волю - они и про вас наговорят, - обрадовался доктор. - А я вам сейчас объясню, почему они про меня выдумывают. У меня сад есть. Знаете... груши, яблоки всякие. Как осень - прямо мука одна, только и гляди, как бы не пообрывали. И все такие шаромыжники, а я им пощады не даю. Как поймаю, сразу - к родителям. Ну, а они, конечно, злятся на меня. Да вы их побольше еще соберите, они могут вам сказать, что я вор, разбойник...
- Погодите! - оборвала доктора Кудревич и крикнула: - Товарищ Довгалюк!
Из коридора в комнату вошел красноармеец с винтовкой.
- Внизу, в свидетельской, дожидается гражданин Блажко. Приведите его сюда! - попросила часового девушка.
Красноармеец, стукнув прикладом, ушел.
- А вы, ребята, свободны, - сказала нам Кудревич. - Давайте ваши повестки, я отмечу.
Уже внизу, у выхода, мы столкнулись со сторожем Старой крепости. Вот оно что! Так это и есть Блажко. Он держал в руках такую же, как и наши, повестку и, прихрамывая, шел нам навстречу. Сторож нас не узнал.
На улице Куница возмущенно сказал:
- Ты смотри, вражина, как отпирается!
- А ты ему хорошо сказал, что он брехун. Пусть знает!
Мы вошли на Новый бульвар с чувством большого облегчения, чуть усталые и взволнованные. Вокруг хорошо пели птицы. То здесь, то там на утоптанных глинистых аллеях искрились желтые пятна солнца. Спешили куда-то по своим делам суетливые прохожие. Мы побрели вслед за ними.
...Сегодня с самого утра льет проливной дождь. Струи дождя стучат по железной крыше. Вода гремит в водосточных трубах и разливается по всему двору мутными пенящимися лужами. По окнам, извиваясь, бегут прозрачные струйки. В комнатах так темно, будто наступил вечер.
В эту пору со двора ко мне на кухню вдруг ввалился Куница - весь мокрый, блестящий от дождя.
- Васька, я уезжаю!
Я изумленно уставился на Куницу.
- Куда?
- В Киев! К дядьке! На, читай!
И с этими словами Куница протянул мне влажное, слегка помятое письмо. Пишет его дядя - тот самый, о котором не раз рассказывал мне Куница. Он плавает старшим механиком на днепровском пароходе "Дельфин". Дядя зовет Куницу к себе в Киев. Он обещает устроить его в школу моряков. Пока я, усевшись на топчане, читал письмо, Куница ждал. В мокрых его волосах блестели, как росинки, крупные капли воды. Тонкие струйки ее стекали по щекам Куницы.
- Когда едешь?
- Послезавтра. Мама уже пирожки печет на дорогу, - усаживаясь около меня, с гордостью говорит он.
Осторожно смахнув с письма дождевую каплю, Куница спрятал письмо в карман штанов. Я следил за его движениями, и мне стало почему-то очень грустно. Вот Куница уедет в большой город, а мы с Петькой Маремухой останемся здесь одни. Распалась наша компания. Вдвоем уже будет не то. Разве Петька сможет заменить Куницу? Никогда. С ним даже в Старую крепость - и то не полезешь... Эх, жалко, что Куница уезжает.
А он, точно угадывая мои мысли, сказал:
- Вот я выучусь в морской школе на капитана, тогда приезжай ко мне, я тебя бесплатно на пароходе покатаю!
- Да, покатаешь... Когда это еще будет... - с горечью ответил я.
- Когда? Ну, когда... Очень скоро... - утешил меня Куница, но говорил он это неуверенно. Видно, он чувствовал, что расстается со мной надолго.
Дождь как будто перестает. Проясняется.
Юзик подошел к окну. Он провел пальцем по заплывшему стеклу и, не глядя на меня, сказал:
- А хочешь, попрошу дядю, он тебя устроит в школу. Поедешь в Киев, будем жить вместе...
- Да, устроит... Он меня и не знает...
- Ничего... Устроит... - так же нерешительно протянул Куница.
Теперь мне стало совсем ясно, что он сам не верит своим обещаниям.
- Васька, хочешь, я тебе турманов своих подарю? Банточных! - вдруг предложил Куница. - Они хорошие, ты не думай, они тебе таких молодых еще выведут?
- Подари!
- Конечно! Ты будешь Петькиных голубей подманивать. Приходи завтра после обеда...
- Приду, только смотри - никому не отдавай.
- Ну, что ты! - возмутился Куница. - А писать мне будешь? Я тебе оставлю дядькин адрес.
Я записал новый, киевский, адрес Юзика и мы расстались с ним до завтра.