Бунт обреченных

Но. к тому времени, когда они действительно сели, я уже встретил Алике, чье тело оказалось гораздо привлекательнее, чём синтетические груди и бедра кинозвезды.

Еще тогда, когда я должен был уехать, моя постель была уже коротка для меня, а сейчас для громилы, стоящего посреди комнаты, она выглядела просто скорлупкой. Я осторожно присел на краешек и прислушался к жалобному скрипу пружин. Но старая технология оказалась на высоте. Я сидел, пожирая глазами богиню своей юности, припоминая про. веденные с ней счастливые мгновения.

Она все еще сохранила свежесть тела, которое, как и в старые добрые времена, казалось, блестело от влаги.

Интересно, где они нашли новые батарейки, чтобы вернуть безымянную красавицу к жизни? Также меня интересовал вопрос, почему родные решили, что я буду рад вновь ее увидеть?

Напротив кровати висела полка с книгами. Названия были знакомы. Книги хотелось взять в руки и перечитать. Они размещались в установленном мною порядке, не по авторам, а по хронологии — в какой последовательности я читал их. Детские книги, детские авторы, такие, как Джоана Спайри, Джей Эй Генти и Кальвин Содерблом перемежались с юношескими произведениями раннего и позднего периода — Эдгар Раис Барроу, Марта Дарни. А те две действительно взрослые книги, что я только начал читать, будучи в выпускном классе, были поставлены в самый конец.

Я протянул руку и вытащил одну из книг Барроу, чье название и обложка привлекли внимание: «У недра Земли». Слегка сдавив книгу, я увидел, как почти обнаженная девушка на обложке повернулась ко мне, выпятив крупную грудь, обратив на меня свое изящное лицо, а в ее глазах застыла мольба.

Еще одно сжатие, и начался рассказ, повествующий о Девиде Инне и Эбнере Перри, механических игрушках, Пелицидаре, Махарсе и саготах, Диане Прекрасной и Ходже-Хитроу, Йазе Муне…

Я разжал пальцы и отложил книгу. Глядя прямо перед собой, попытался вспомнить, почему сиркарскую полицию называют саготами. Воспоминание, до этого хранящееся в недрах памяти, заставило меня снова обратиться к книге.

Мозг работает не какими-то таинственными, а, лучше сказать, скрытыми путями. Наш мозг представляет собой множество независимых сложных приспособлений, работающих вместе и взаимодействующих друг с другом посредством длинных Цепей событий, а наше сознание — это лишь иллюзия, сумма векторов всего, что делают наши мысли.

Мы не принадлежим этому миру, то есть не существуем, такие же нереальные, как и поппиты, что создали господ, которые, в свою очередь, явились завоевать нас и править нами, такие же нереальные, как и сами машины-повелители.

Когда открывается наконец правда, люди не хотят ей верить. Цивилизация господ создана кем? Жуками?

Это, конечно, не совсем верно, не жуками, а теми голубыми маленькими лягушками. Эволюция работала над ними в течение биллиона лет: жуки построили гнезда, создали приспособления, что, в свою очередь, создали более сложные механизмы, а те уже начали мыслить самостоятельно, избрав свой путь.

Это действительно трудно представить. Нам все же легче принять такую версию: разумные существа, как мы, создали господ, то есть машины, как своих paбoB, но однажды рабы взбунтовались и убили своих хозяев. Саберхаген назвал их берсеркерами, Шелли же назвал их монстрами.

Но Вселенная назвала эту силу расой господ — машины, вышедшие из-под контроля и ставшие королями над особями, создавшими их. Подходящий Бог, чтобы на судный день припомнить наши грехи.

Через некоторое время я разделся, выключил свет и улегся в свою маленькую постель, глядя на бледную, светящуюся в темноте богиню своего детства.

Сейчас она стояла в скромнейшей и невиннейшей из своих поз, приподняв одно колено и слегка уперевшись в другое, скрывая треугольник волос и сложив руки на груди, немного приподняв их.

Думая, что парень, продавший мне эту картину, не знал, что она умеет делать. Он запросил бы более высокую цену, если бы знал. Вытянув ногу, я дотронулся мыском до девушки, заставляя ее танцевать.

В глазах модели сразу загорелся огонь; скромная улыбка превратилась в соблазнительную, развратную улыбку; ноги раздвинулись, давая возможность хорошенько рассмотреть строение ее наружных половых органов; колено, приглашая приподнялось, а руки упали вниз.

Даже сейчас, после десяти тысяч ночей, проведенных с наложницами, она сумела возбудить меня.

ГЛАВА 5

Утром яркий солнечный свет залил заросли кустарника и деревья за окном, но комната по-прежнему оставалась сумрачной. Богиня, давным-давно закончившая свое маленькое шоу, вновь сидела в скромной позе — одно колено прикрывало другое, она улыбалась со стены, как невинный ангел.

Встав, я вытащил из чемодана халат и застыл, думая, с чего начать и что делать. Во мне с трудом уживались два чувства: нежелание, смешанное с ленью, и давно умершее прошлое, сейчас пытающееся возродиться к жизни. К моей комнате не примыкало ни ванны, ни туалета, не то, что в детстве. Помню, когда вышла из строя система водоснабжения, я долго горевал по доброму старому туалету. Мне пришлось надеть ботинки и идти по талому снегу Новой Каролины в уличный сортир, что выкопали мы с отцом.

Внизу, в холле, находилась душевая с замечательной, отдающей какими-то минералами водой. Я склонен думать, что это была дождевая, подогреваемая солнечными батареями вода. У отца всегда была светлая голова и умелые руки. Еще в детстве мы пускали с ним по спиральной железной дороге игрушечные маневренные паровозики, приводимые в действие гением отца. Я даже боялся, что его ум заставит меня стать просто зрителем, наблюдающим за возможностями собственных игрушек.

Внизу мать, почему-то застеснявшаяся и покрасневшая, накормила нас завтраком: французскими тостами с яйцом, приготовленными на пропановой плите, намазанными сладким маслом, и какой-то гусцой, бледно-красноватой стряпней, имеющей вкус тростникового сахара, конечно, если я правильно помню. Наложницы все время приносили мне завтрак, сделанный по рецептам графства Нью-Гемпшир.

Еще одно воспоминание: мать, готовившая еду на плите, которая топилась дровами, сделанной для нее отцом, всегда ворчала и злилась: «И когда это стало женской работой?» Не могу вспомнить ее профессии до Вторжения.

Кем она работала, адвокатом? Наверно, надо когото расспросить об этом.

После завтрака мы с отцом ушли. Он напомнил мне о необходимости регистрации в местной полиции. Я согласно кивнул и, глядя в его серьезное лицо, сказал:

— Конечно, да и господин с нетерпением ожидает моего появления.

Отец с сомнением посмотрел на меня, затем сомнение исчезло или было искусно замаскировано.

Мы шли под лучами жаркого утреннего солнца мимо изрытой канавами грязной лужайки. Грязь засохла, покрыв землю хрустящей, трескающейся под ногами коркой. Озеро Джордан, если, конечно, оно еще существует, должно было быть окружено широкой полосой грязи и песка. Дети любили приходить на его пляжи и в бинокль наблюдать за серыми и белыми цаплями, подсматривать за орлами или ястребами или просто лежать, рассматривая грифов, парящих в вышине. Когда я еще был совсем маленьким, мне однажды удалось услышать крик орла — безобразный гортанный вопль ярости, а вовсе не благородный крик, как сказано в мифах и легендах.

Отец время от времени поглядывал на меня и наконец произнес:

— Мне кажется, ты изменился, Ати…

Я посмотрел на старика, и тот невесело рассмеялся:

— О да, я понимаю, прошло двадцать лет, но. — Он пожал плечами: — Черт, а ты стал даже выше, чем был. Я-то думал, что тебе больше не вырасти.

Я кивнул:

— Может быть, стресс, который я испытывал во время начальной стадии тренировок, стимулировал рост костей… Может быть…

Над головой сияло солнце, пробиравшееся через высокие деревья изящные, стройные сосны какойто особой породы, верхушки которых, качаясь под воздействием ветра в разные стороны, очерчивают на фоне неба маленькие круги. Мне начало припекать голову — волосы будто забирали и накапливали солнечную энергию. На обитаемых планетах некоторых низкотемпературных звезд класса К, где я побывал, этот эффект довольно сильно ощутим и более ярко выражен. Там можно было лежать обнаженным; лучи солнца были просто невыносимы, но не стоило беспокоиться об ультрафиолетовом излучении и его последствиях — ожогах.