Страница 84 из 96
– А где же «Тубо, на место!»?
Дело в том, что Бейли из всех членов компании был самым большим аккуратистом, несмотря на холостяцкую жизнь, с которой, как и Гард, не хотел расставаться. В особняке у Рольфа всегда был идеальный порядок – не без оттенка юмора и игры, однако. Так, всякому гостю приходилось дергать на улице ручку звонка, и тогда за дверью раздавался свирепый рев волкодава, записанный на пленку для устрашения возможных грабителей, а для друзей – для экзотики. Затем слышался громкий голос хозяина, тоже сошедший с магнитофона: «Тубо, на место!» – только после этого дверь сама распахивалась, и довольный эффектом Рольф приветствовал гостя, сходя к нему со второго этажа по мраморной лестнице. Вечерами в доме горели непременно свечи, а не электролампы, потому что Рольф Бейли считал ужин без свечей равным свадьбе без попа. Впрочем, иногда гость слышал не рев волкодава, а рык льва, крик ночной совы или даже свист анаконды или раздирающий душу павлиний визг, про который говорят, что он «нечеловеческий», – Рольф варьировал своих «сторожей», – но «Тубо, на место!» было неизменным «блюдом», которым хозяин всегда угощал, успокаивая, гостей.
– Рольф, – повторил Честер, – почему я не слышу «Тубо»?
Увы, вернуть Гарда, Бейли и себя во времена их недавней безоблачной дружбы, как и задать предстоящему разговору непринужденную тональность, Фреду не удалось: никакой реакции ни от Дэвида, ни от хозяина дома не последовало. Рольф не улыбнулся, не встал из-за стола, не протянул гостям обе руки, как это делал обычно, а всего лишь поднял на них глаза, едва приоткрыв тяжелые веки, и потянулся к коробке с сигарами.
– Прошу, – сказал он сухо, раскурив сигару, выпустив первую скупую струю едкого дыма и протянув коробку Гарду и Честеру, – курите.
Наступила гнетущая пауза, которую нарушил Гард, и то по обязанности, а не по желанию:
– Я хотел бы уточнить некоторые детали, связанные с твоей научной работой, Рольф, проводимой на базе «Фирмы Приключений». Прошу тебя учесть, что это никакой не допрос, а всего лишь разговор, хотя его юридические последствия не исключены.
– А какова роль при всем при этом Фреда Честера? – спросил Бейли. – Он что, свидетель? На всякий случай? Доброволец? Или по принуждению?
– Не обижай Фреда, – сказал Гард. – Здесь он твой друг. Но если ты хочешь, я попрошу его удалиться.
– Черт с ним, – сказал Бейли, словно Честера в кабинете не было, и речь шла о человеке, в данный момент отсутствующем. – Пусть сидит, мне не жалко. Итак, я тебя слушаю.
– Ты не понял, – сказал Гард. – Это я тебя слушаю.
– Какие же необходимы детали?
«Спасибо и за то, – подумал Честер, – они на „ты“ и, кажется, говорят без откровенной вражды и неприязни. Но моя роль при этом действительно весьма сомнительна…»
– Детали даже мне интересны, Рольф, – сказал Честер вслух. – Как репортеру. Вероятно, опыты были во имя чего-то?
– Дурацкий вопрос, – констатировал Бейли. – Какой смысл ставить эксперименты, которые не во имя «чего-то», а сами по себе? Равносильно «искусству для искусства». Откровенно признаться, это была самая перспективная работа из всех, какие я когда-либо вел.
– И самая «закрытая»? – спросил Гард.
– Настолько, что даже намекнуть никому нельзя, – ответил профессор. – Кроме, разумеется, властей и полиции. Репортеры пусть затыкают уши или дают подписку молчать.
Честер сконфуженно приподнялся, но Гард остановил его движением руки:
– Фреда не трогай. Он, повторяю, здесь скорее для того, чтобы блюсти твои интересы, а не мои, и если ты этого еще не понял, это факт из твоей биографии, а не честеровской. Кстати: тебя никогда не тянуло кое-что рассказать мне, как старому другу, ведь «кое-что» можно было и приоткрыть?
Впервые Рольф Бейли выдавил из себя подобие улыбки:
– Ты угадал: тянуло! Всякая тайна для человека противоестественна, особенно для нормального и к тому же занимающегося научным поиском. Помнишь легенду о брадобрее царя Мидаса? Того самого, у которого выросли ослиные уши? Хотите выпить? Валяйте!
Рольф Бейли нажал кнопку, в стене раскрылись дверцы зеркального бара, из которого по рельсам выехал столик, уставленный разнокалиберными бутылками. Дэвид Гард, не мешкая, налил себе любимого стерфорда, а Честер, на цыпочках подойдя к столику, осторожно плеснул себе на донышко кальвадос: он очень боялся спугнуть намечающийся контакт.
– Так что там случилось с брадобреем? – напомнил Честер.
– Казалось бы, чего проще: брей себе ослиные уши хозяина и помалкивай. Так нет, ушел в чистое поле, выкопал ямку и выболтал земле все про уши, идиот! А знаете почему?
– Нет, – сказал Гард. – Твое здоровье.
– Ваше здоровье. – Рольф тоже выпил что-то. – Это еще с пещерных времен пошло – недержание. Увидел зверя или его след – скажи, иначе зверь слопает твоего соплеменника, и тебе же будет плохо. Заприметил мамонта – донеси, иначе весь род останется голодным. Вот откуда в человеке это неудержимое желание поделиться тайной, это роковое неумение ее сохранить. Тут обусловленная средой наследственность. Секретность – роскошь, которую может позволить себе лишь богатое общество. Выпьем за упразднение всех и всяческих секретов!
– Выпьем, – сказал Честер.
– Не возражаю, – добавил Гард. – Так что там случилось с брадобреем, Рольф?
– А черт его знает! – сказал Бейли. – Не помню. Но, думаю, если он болтанул ямке, тайна сразу перестала быть тайной, и царь Мидас, вероятно, «принял меры» – так это теперь называется в твоем ведомстве, Дэвид?
– Это когда отрубают голову? – сказал Гард. – Похоже. При всем при этом я все же не понимаю, каким образом тебе прикрыли опыты, если ты не брадобрей, а Дорон – не царь Мидас? Тем более что эксперименты столь перспективны?
– Понятия не имею.
– Кто-нибудь интриговал против тебя?
– Исключено. Я бы знал об этом. Нет, все случилось как гром среди ясного неба. Еще во вторник я получил от мистера Хартона… ты знал такого?
– Да, мы были знакомы, – подтвердил Гард.
– Получил от него очередную партию «живого материала», правда, с предупреждением, что последнюю: у него уже были какие-то трудности… не знаю, право, какие… А вскоре он исчез, я больше его не видел. А ты?