Страница 3 из 96
Уж на что Гард был отменным криминалистом, и он поднимал руки вверх, читая взбесившихся изобретателей тупиковых ситуаций. Однако в практической своей деятельности он, надо сказать, помнил хоть и считанные, но вполне загадочные случаи. С легкой подачи комиссара они стали называться преступлениями в «закрытой комнате», и Гард подумывал на досуге: не написать ли для молодых коллег небольшую инструкцию на тему о том, что из каждого тупика все же есть выход, если «шевелить ушами» и если отказаться от предположения, что убитый сначала сам себе всаживает восемь смертельных ножевых ранений, затем выкидывает через форточку нож, потом проверяет, насколько прочно заперты изнутри входные двери, а затем картинно ложится посередине комнаты в неудобной позе трупа, держа в кармане предсмертно сложенный, явно адресованный полиции кукиш.
– Так уж и «закрытая комната»? – недоверчиво сказал Гард, поглубже усаживаясь в кресло. – Да ну?!
– Честное слово, господин комиссар! – не сдавался инспектор. – Входная дверь заперта изнутри! Классика, комиссар!
– А что же Фукс?
– Старик справился с двумя английскими замками, как я с двумя бифштексами, – за три минуты!
– Так в чем же дело?
– Но дверь все равно не открывалась. Нам пришлось вызывать пожарную машину и тянуть лестницу к окну…
– Дальше! И конкретнее, Таратура.
– Вырезали стекло, я первым вошел в квартиру, труп с восемью ножевыми ранами, и эксперт сказал, что каждая, возможно, смертельна…
– Я это уже слышал!
– А входная дверь квартиры заперта изнутри на металлическую щеколду!
– Дверь в комнату?
– Тоже, комиссар!
– Что «тоже»? – Гарду ситуация начинала нравиться уже по-настоящему.
– Тоже заперта на щеколду!
Таратура умолк, а Гард подумал, что любой его вопрос теперь будет если не глупым, то по крайней мере бесполезным. И все же он спросил:
– Вы хорошо осмотрели квартиру? Окна, например? И не мог ли убийца спрятаться так, чтобы улизнуть, пока вы гуляли по пожарной лестнице и открывали дверь изнутри?
– Шеф! – только и сказал Таратура, но Гард на расстоянии как бы увидел выражение его обиженного лица. – Кроме того, окна защищены решетками, нам пришлось их перепиливать, несколько прутьев…
– Черт побери! – сказал Гард то ли с досадой, то ли с восхищением, он и сам толком не разобрался в оттенках собственного чувства. – Оставайтесь на месте, Таратура, я выезжаю. Да, передайте второй группе, чтобы немедленно доставили в квартиру с Фиалковой кого-нибудь из родственников… у кого нервы покрепче. И еще, Таратура: ограбление?
– Похоже. Сейф вскрыт. Антиквара, видать, пощипали солидно.
Гард щелкнул тумблером, и связь прервалась. Через секунду он встал с кресла, надел пиджак и рявкнул в микрофон местной связи:
– Еду на место!
Пока дежурный «мерседес» беспрепятственно мчался по оживающим улицам города, комиссар, сидя на заднем сиденье, сделал попытку поразмышлять, но из этого ничего не вышло. Он подумал сначала, что обыкновенный убийца не станет наносить своей жертве лишние ножевые удары, если ему очевидно, что человек мертв. Это может быть безумный или обезумевший в момент преступления человек, либо садист, которого возбуждает вид крови, либо жестокий мститель, либо… Короче говоря, многочисленные удары ножом – индивидуальный почерк преступника, своеобразная визитная карточка, которую он, сам того не желая и часто не ведая, оставляет полиции. Однако гадать можно сколько угодно – ни одно из предположений, сделанных на основании логики, ни на сантиметр не приближает истину, пока не увидишь картину собственными глазами.
А вот наконец и место события…
– Благодарю, – буркнул Гард, выбираясь из «мерседеса», дверцу которого распахнул полицейский в штатском. Выбравшись, комиссар огляделся. Дом, в котором произошло убийство, был оцеплен со всех сторон. Несмотря на ранний час, в отдалении уже толпилась публика. Ни одно зрелище не может обойтись без зрителей. Гард к этому привык, толпа никогда его не раздражала. – Давно поставили оцепление? – спросил он у штатского.
– Сразу, как только я прибыл.
– Вы сержант Мартенс?
– Так точно, господин комиссар! – И рука старого служаки, хоть он был не в форме, машинально дернулась к полям шляпы.
– Никто, надеюсь, из дома не выходил?
– Кроме одной кошки, – улыбнулся Мартенс. – У нас посты и на соседних крышах.
– Вы молодец. Мартенс. Ведите.
По широкой лестнице с чугунными узорчатыми ступенями они поднялись на второй этаж. На площадке их ждал Таратура.
– Ну, показывайте ваши чудеса, – сказал Гард.
– Начнем с этого, – в тон комиссару ответил инспектор, подходя к двери. – Смотрите!
Бросив беглый взгляд на английские замки. Гард занялся щеколдой. Это была массивная металлическая пластина, около сантиметра толщиной, довольно свободно передвигавшаяся в специальных пазах и входившая одним концом в глубокое металлическое гнездо, вделанное в деревянный стояк.
– Была задвинута до конца, – пояснил Таратура. – Уходила в гнездо на четыре с половиной сантиметра.
«Да, – подумал Гард, – антиквар неплохо защищал свою крепость…»
– Так, – сказал он вслух. – А на двери в комнату?
– Такая же и точно так же была задвинута.
– Следы?
– Нет, комиссар. Должно быть, они работали в перчатках.
– Почему «они»? Их было несколько?
– Не знаю, – сказал Таратура. – Но если один, то как он мог выйти, оставив дверь запертой, без посторонней помощи?
– Вы думаете, вдвоем или втроем это легче сделать? – усмехнулся Гард. – Нож нашли?
– Ножа нигде нет.
– Пройдем в комнату.
Убитый лежал на невысокой узкой тахте лицом вверх, одна рука и обе ноги свесились к самому полу. Белая рубашка покраснела от крови.
– Привет, Симпсон, – сказал Гард, пожимая протянутую экспертом руку. – Что скажете?
– Он умер от прямой раны в сердце. Какие ранения были предыдущие, а какие последующие и нанесенные, возможно, уже трупу, я пока определенно сказать не могу. Добавлю еще, что нож входил глубоко и вытаскивали его с трудом.
Гард медленно прошелся по комнате, остановился перед низким столиком в углу. На нем стояла откупоренная бутылка стерфорда и рюмка, на дне которой виднелись остатки голубоватой жидкости.