Страница 96 из 110
- Он тогда не знал, что у меня больше нет ожерелья и новых кругов я ему создать не могу. Боялся, что вы ему все испортите. Вы, Роман Васильевич, очень сильный колдун. Он сказал, что за вами давно наблюдает, специально даже для этого дом себе в Темногорске приобрел. Он опасался, что вы здесь все по-своему начнете обустраивать. И решил, что, как только ограда будет починена, он вас обезвредит.
- Нож с водным лезвием вы сделали?
- Вадим сам умеет. Правда, очень слабый. Сутки держится, не больше. Когда вы внезапно покинули Беловодье и он понял, что ограда не восстановлена, мы с ним еще раз все обсудили. И он решил вас не трогать. Потому что только вы можете ему помочь.
- В чем помочь?
- Ему нужны семь новых ожерелий с водными нитями, чтобы создать семь дополнительных кругов. Он полагает, что в этом случае Беловодье включится.
- Что значит - включится?
- Сейчас оно хаотически реагирует на некие приказы. А потом... Это только гипотеза... Если круги будут созданы, Беловодье начнет осуществлять направленное преобразование мира.
- Под руководством Сазонова?
- Я всего лишь хочу объяснить логику этого человека. Вы сейчас думаете, что все поняли и все знаете. А на самом деле ничего не поняли и не знаете ничего. А когда сами ошибетесь, когда вас будут упрекать, вот тогда меня и вспомните.
- Иван Кириллович!
- Я вам зла не желаю. Но говорю: вспомните. Имейте в виду, то, что я вам рассказал, - гипотеза Сазонова. А теперь идите... И не забудьте перед уходом забрать ваше кольцо. Когда вы покинете Беловодье, оно вновь станет моим. Моим... - Гамаюнов повернулся к окну, и вымученная улыбка появилась на его губах. - Вам, Роман Васильевич, на самом деле Беловодье не нужно. Вам только хотелось доказать, что вы сильнее, что можете и не такое? И главное, надо было меня одолеть. Так ведь?
Признаваться, что это правда, не хотелось. Но и лгать колдун не желал. Особенно при Наде.
- Так, - выдохнул Роман.
- Ну что ж, вы доказали. Вы победили.
- Нет. Не победил. Беловодье создали вы. Как бы то ни было. - Каждое слово давалось с трудом. На Надю Роман не смотрел. - Мне такое не под силу.
- Еще создадите. Какие ваши годы. - Роману показалось, что весь этот разговор вел какой-то другой, не прежний Гамаюнов. Прежний ни за что бы так не сказал. - Вы счастливец, - вздохнул Иван Кириллович. - У вас нет своего Сазонова.
- У меня есть ваш Сазонов, - не удержался, чтобы не съязвить, Роман.
- А мы с тобой будем счастливы? - спросил Роман Надю, когда они вернулись в усадьбу.
- Конечно.
- Эта спальня точь-в-точь как у Марьи Гавриловны. - Надя упала на широченную кровать под балдахином.- Моя спальня.
Они вновь поцеловались.
В этот миг время замедлилось во всем Беловодье, мечта погрузилась в аморфное ничто, остановилось мгновение, в котором Роман был наконец с Надеждой.
- Ты все-таки добился своего. - Она положила ему голову на грудь и смотрела на сгусток света, что плавал над их кроватью. В этом свете кожа казалась платиновой. И волосы Надежды тоже отливали белым металлом.
- Я всегда добиваюсь своего, - улыбнулся Роман. - Когда я в первый раз увидел тебя, понял: ты будешь моей.
- Приз, который надо выиграть?
- Может быть. Но думаю, что ты - моя судьба. И путеводная нить. И звезда. - Он запнулся. Потому что ожидал, что она начнется насмешничать.
Но Надя лишь спросила:
- Не слишком ли много?
- Мало... напротив. Ты - мое проклятие и мое мучение.
- Пожалуй, хватит. А то еще сочинишь, что я - твоя смерть.
- Кто знает. Надо у Стена будет спросить - может, это и так.
- Сотри мне память, чтоб я не помнила о прошлом. Ни про Антона, ни про роман с Лешкой. И Гамаюнова тоже хочу забыть. Ну их всех в болото. Будем ты и я. Будем жить без оглядки. И чтоб прошлое не холодило спину. Наслаждаться жизнью будем. Я так хочу!
- Я не хочу ничего в тебе стирать. А то станешь похожа на других.
- Боишься, значит?
- Может быть. Я оружия огнестрельного боюсь. Огня. И еще - тебя.
- И правильно делаешь, что боишься. Я у тебя всю силу отберу. Выпью тебя, одна шкурка останется. Возьму и ту шкурку выброшу.
- Нет, ты обманываешь. Напротив - ты мне силы даешь.
- Значит, я воскресла какой-то другой, не той Надей, которая умерла. Не помню, чтобы я хоть кому-то прежде могла что-то дать. Если не употреблять, конечно, это слово в пошлом смысле.
- Мне нравится, когда ты говоришь пошлости.
- Это тебя возбуждает? А что, если наша любовь разрушит Беловодье? Ты не боишься? Если каждый оргазм подталкивает творение Гамаюнова к гибели?
- Тогда мы погибнем вместе с ним.
- Ну что ж, давай разрушим его поскорее.
И ночь их счастья продолжалась год...
Роман вновь выплыл из прошлого в настоящее. Но еще один черный лоскуток беспамятства остался. Несколько дней? В Беловодье всего лишь несколько минут. Их тоже предстояло вспомнить. Колдун прикрыл глаза и так лежал, не в силах поверить, что там, в его снах, Надя только что была рядом. Была и исчезла... Почему? Где она?
Вспоминай, Роман, вспоминай скорее!
Остались последние
ВОСПОМИНАНИЯ...
Что произошло, Роман сказать не мог. Удара как такового не было физического удара. Кажется, сначала он летел куда-то, а перед глазами его сыпалось крошево стекол и мелькало серое, зеленое, коричневое, потом опять зеленое, пока наконец не вспыхнуло ослепительно, как блик солнца на воде, и оборвалось черной непроглядностью. Потом в воспоминаниях пошла тьма. Будто сон без сновидений. Роман не мог вспомнить то, чего не видел и не знал.
...Он слетел с кровати от удара. Хотел подняться, но кто-то наступил ему ногой на грудную клетку. Хотел произнести формулу изгнания воды - губы не шевельнулись. Тело сделалось ватным, бессильным, в мозгу - тоже вата, туман, нет, не туман - дым, дым... Да что ж это такое?
- Быстрее, - крикнул кто-то из темноты, и Роман узнал голос Сазонова.
Как же Беловодье его отпустило? Ведь велел... Неужели этот колдунчик смог пересилить господина Вернона? Нет, конечно, не колдунчик, Сазонов силен, и очень даже. Роман рванулся, губы шевельнулись, но заклятия не выдохнули.
- Скорее, - повторил Сазонов.
Мелькнул свет - кто-то зажег свечу. Клубы дыма наполняли комнату. Колдуну казалось, что кто-то держит его за руки и за ноги. Но нет, никто его не держал. Только руки и ноги его приросли к полу. К полу, который был частью Беловодья. И свечу держал над колдуном край занавески. Скрутился, обратившись подобием руки, и прислуживал. Сазонов нагнулся над колдуном. Острое лезвие вспороло кожу на груди.