Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 95 из 110



- Роман, прекрати! Или я тебя задушу!

- Как глупо - душить человека, который хочет тебе помочь! И потом, задушить меня тебе не хватит силы. Чисто физической силы, даже если я не пущу в ход колдовство. Или хочешь попробовать?

Она бросилась к нему и схватила за шею. В тот же миг его ожерелье стало вибрировать. И ее-он видел это - вибрировала в, такт. Он тоже положил ей ладони на шею, вслушиваясь в биение водной нити.

- Почему же ты не душишь? - спросил, приближая свои губы к ее губам. Я жду.

Она закрыла глаза и судорожно вздохнула.

- Баз сказал?

- Нет. Я догадался, милая. Моя мать так ограждала себя от материнства, а я появился на свет случайно, когда она решила, что больше не может забеременеть, и забыла ненавидеть.

- Пошли к старику! - Надя сняла ладони Романа со своей шеи. Сняла, но не отпустила, напротив, изо всей силы стиснула пальцы. - Пойдем и спросим его напрямик - правду ли ты говоришь?

- Да если бы и правда, что с того, Наденька? Ведь на самом деле человек отличить не может - околдован он или сам по себе влюбился. И та любовь зла, и эта боль причиняет. И обе они томят, заставляя сердце замирать. А без любви человек несчастным становится.

Гамаюнов всякий раз был иной. То надменный, то по-стариковски брюзгливый. Сейчас он притворялся наивным, и это было неприятно.

- Отпусти меня, - сказала Надя. Но ни капли просительности в голосе. Она вообще не умела унижаться.

- Не могу, -покачал головой Иван Кириллович. - Старость - она ведь на самом деле злая.

- Дед Севастьян не был злым, - заметил. Роман.

- Вам легко упрекать - вы сами ничего не создали. А я создал. Это я, именно я задумал Беловодье... Сколько лет о нем мечтал, сколько раз проклинал мечту и вновь к ней возвращался. Ведь Сазонов чем меня купил? Он мне обещал помочь с воплощением. Я знал, что он совсем иначе понимает Беловодье. Но других союзников не было, и я решился. Думал, что Беловодье его переменит, как переменил когда-то Чернобыль. Младший брат Сазонова был на Чернобыльской АЭС в восемьдесят шестом и получил смертельную дозу. Умирал долго, страшно. От Вадима ему костный мозг пересаживали. А мозг не прижился. Вадим тогда... как бы сказать поточнее... Перестал быть карьеристом и стал совершенно иным человеком. На время. Был придуман проект - неуничтожимый город, упрятанный глубоко под землей, чтобы в случае любой катастрофы... Ведь если вдуматься, мы все живем накануне Армагеддона. Ежеминутно, ежечасно он может случиться. Но все - или почти все - об этом не думают. Понимают лишь единицы. Тот, кто прикоснулся. Как Вадим. Деньги на проект нашли. Огромные деньги. И тут мы случайно с ним встретились. Вадим услышал про Беловодье, про Шамбалу и забыл про свои чертежи. Он рассматривал мой проект вульгарно, напрямую. Как средство спасения физическое. Но неважно... Ради того, чтобы создать Беловодье, я готов был согласиться и на эту помощь. Я его не разубеждал, а поддакивал. Да, именно таким Беловодье и будет, каким оно кажется Вадиму. Сазонов был человек с положением, со связями. Без него я бы никогда не смог сделать того, что сделал. Так что я ему благодарен. Нет, не осуждайте, но послушайте! Представьте, вы встречаете человека, и он начинает вам рассказывать, что располагает неограниченными средствами, а средства эти готов употребить на осуществление ваших замыслов. Вот подлинное исполнение всех желаний. Я от- ринул все сомнения. Да, разум мой с ехидной настойчивостью подсказывал, что такого просто не может быть. Что за всем этим должен быть какой-то расчет, обман... Что за все придется заплатить. Но ни обмана, ни расчета я тогда распознать не мог. Ну да, бриллианты были фальшивые. Что из того? Бриллианты - это не цель, а средство. И вот... я стал создавать Беловодье. И творение меня подчинило. Но как я был тогда счастлив! - В голосе Гамаюнова слышались мечтательные нотки.

"Воспаряет", - подумал Роман и весь передернулся, потому что слово это было из лексикона Сазонова.

- Вы очень ловко придумываете оправдания. А те ребята, из которых вы обещали создать элиту для своей Шамбалы и которых просто-напросто убили? Вас совесть не мучает, когда вы их вспоминаете?

- Нет, же мучает, - ни на миг не поколебавшись, ответил Иван Кириллович. - У меня не было другого выхода. Те люди, что стояли за Сазоновым, требовали огромные суммы за свои милости. Причем валютой. Мы продавали бриллианты и расплачивались с покровителями, и потом, работа над проектом сама по себе забирала огромные средства.

- Да, всегда так получается: строят новый мир, а выходит дорогая дача.

- Роман, помолчи, -попросила Надя. - И выйди. Я с... Иваном Кирилловичем наедине поговорить хочу.



- Надя!

- Выйди, прошу тебя.

Он покинул маленький, чем-то похожий на китайскую пагоду домик, Башня... Ну, конечно - башня из слоновой кости, как иначе мог мыслить свое убежище Гамаюнов? Запереться, спрятаться. Но не одному ведь! С собой надобно кого-нибудь непременно запереть, чтобы обихаживать долгую старость. Но Надю Роман ни за что не отдаст. Если что, срежет с нее ожерелье и навсегда подчинит... Нет, так нельзя, недопустимо. Она не стерпит, не простит. А что можно? Что?..

Надя отворила дверь и приглашающе кивнула.

- Ну?

- Заходи.

- Так что вы решили?

- Он меня отпускает. Но только если останется здесь, внутри. Выполни его просьбу, Роман.

Все-таки выторговал свое гнездышко, свою башенку. Да пусть забирает!

- В конечном счете, он же создал Беловодье, - напомнила Надя.

- Да, да, что сотворил, то и имеешь, - согласился (почти) Роман.

- Вы сейчас уедете? - спросил Иван Кириллович. - Знаю, знаю, уедете, и не отрицайте. Что вам теперь здесь делать со мной вот таким? - Он понимающе улыбнулся и тронул руками шею, где осталась мертвенно-белая полоса. На том месте, где много-много лет Гамаюнов носил ожерелье.

Полчаса назад Гамаюнов был напорист, почти яростен, и не желал сдаваться, и вдруг обмяк весь, смирился.

"Артист", - подумал Роман.

Но гнева больше не было.

- Прошу вас, опасайтесь Вадима Федоровича. Он человек очень последовательный. Цель наметит и идет к ней. Ни за что не отступит.

- Разумеется, буду опасаться, - согласился Роман. - Ведь он хотел меня убить.