Страница 65 из 124
- Иди-ка сюда, - поманил дядя Ипат. Однако разговор начал спокойно, без крику. - Ты что же, - проговорил, - шуры-муры разводишь? Я-то тебя по-хорошему, по-родственному. А они вон куды, мои денежки идут.
Несколько раз Зыков порывался встать, но снова садился. Наконец выговорившись, дядя Ипат поднялся, взял Лёшку за грудь и тряхнул, словно куль. И вдруг из Лёшкиных карманов посыпались медяки, те, что он собирал на заём свободы.
- Ах, стервец! - заревел Зыков. Он наотмашь ударил мальчика по лицу.
На крик выбежали тётка Марья и Дуняша.
- Брось, брось, Ипат Игнатич, - стала просить тётка Марья и хватала Зыкова за руки.
- Батя, батя, да за что? - голосила Дуняша.
А дядя Ипат продолжал наступать и выкрикивал:
- Шуры-муры? Ах, стервец! Такова-то твоя благодарность! - И снова всыпал Лёшке, бил с левой, и с правой, и в лицо, и в шею.
На следующий день дядя Ипат неожиданно услал Лёшку и Буланчика с каким-то бородатым мужиком на неделю в город Сергиев-Посад. И Лёшка уехал, так и не успев предупредить Наташу.
"ГЕНЕРАЛ" ЗЫКОВ
Три дня прождав Лёшку, Наташа пошла на Тверскую-Ямскую разыскивать дом генерала Зыкова.
Дома на Ямской были маленькие, больше деревянные, и Наташа долго раздумывала, какой же из них может принадлежать генералу. Наконец выбрав самый большой и красивый, она обратилась к какой-то женщине.
Зыков? - переспросила та. - Генерал? Может быть, полковник? Полковник Тёлкин?
Нет, генерал, - сказала Наташа. - У него сын - Лёшка. У Лёшки своя лошадь - Буланчик.
- Нет, не знаю, - ответила женщина.
Наташа ходила из конца в конец по Третьей Тверской-Ямской. Заглянула на Первую, Вторую и даже Пятую. О генерале Зыкове и мальчике, который имел свою лошадь, никто ничего не знал. Наконец на глаза Наташе попался какой-то дворник.
- Енерал Зыков, - усмехнулся тот. - Есть такой енерал. И Лёшка есть. Вон там. - И дворник показал на одноэтажный деревянный домик.
Дядю Ипата Наташа встретила во дворе, с метлой в руках.
- Здравствуйте, - сказала Наташа. - Здесь живёт генерал Зыков?
- Зыков? Ну, я Зыков, - проговорил дядя Ипат.
Он удивлённо посмотрел на девочку, силясь понять, не ослышался ли в слове "генерал". И Наташа с удивлением смотрела на дядю Ипата, на метлу, на его кудлатую бороду, на сатиновую одноцветную рубаху, на пыльные, с огромными заплатами сапоги.
- Ну, я Зыков, - повторил дядя Ипат и вдруг признал в Наташе ту самую девочку, которую встретил вместе с Лёшкой тогда на Петровке.
И Наташа тоже узнала дядю Ипата.
- Генерал?! - заревел Зыков. - К Лёшке пришла. К нему, к шаромыжнику. Кататься! - Он замахнулся метлой.
Наташа невольно подалась в сторону.
- Простите. Я думала... Лёша мне говорил... - Девочка повернулась, бросилась к выходу.
- Стой! Стой! - закричал дядя Ипат.
Наташа остановилась. Зыков подошёл, спросил совсем мягко, почти просительно:
- А твой папаша, случайно, овсом не торгует?
- Нет, - словно извиняясь, проговорила Наташа. - У него чулочная фабрика.
- Жаль, - произнёс дядя Ипат.
Наташа ушла.
- Ишь, щенок, напридумал, - усмехался дядя Ипат, входя в комнату. "Генерал"! - Он подошёл к зеркалу, посмотрел. - "Генерал"! Ишь ты, стервец.
А через несколько дней, когда Лёшка вернулся из Сергиева-Посада, Зыков напился и снова драл мальчика.
- Щенок! - кричал. - Шуточки шутишь. Над благодетелем насмехаешься! и ударил с такой силой, словно хотел перерубить Лёшку.
"ЭХ, НАТАША, НАТАША!"
Зазеленела Москва. Забушевала листвой на бульварах и скверах. Заголосила грачами и галками на тополях и развесистых клёнах. Оделся город в пёстрые платья и цветные рубахи. Заулыбался от тепла и яркого солнца. Только Лёшке вся эта радость не в радость. Помрачнел. Замкнулся. Ушёл в себя.
- Да будя, будя, - успокаивает мальчика тётка Марья.
- Лёш, Лё-ёш, ну, улыбнись, а Лёш, - тормошит мальчишку Дуняша.
А тот молчит, только больше мрачнеет. Несколько раз Лёшка ездил на Брюсовский. Напрасно. Девочка не выходила.
"Эх, Наташа, Наташа! - вздыхал Лёшка. - Подумаешь, чулочная фабрика. Может быть, когда Лёшка вырастет, у него и не то будет!"
Лёшке и ясно, что дружбе конец, и всё же не верится. Вспоминает Москву-реку, Воробьёвы горы. Эх, Наташа, Наташа!
Прошло две недели. Как-то Лёшка ехал по Охотному ряду. Буланчик шёл шагом, и мальчик размышлял, не заехать ли ему снова на Брюсовский, как вдруг услышал знакомый голос:
- Это рысак?
- А как его звать?
- А где он живёт?
Поднял глаза - Наташа! Девочка сидела на козлах рядом с каким-то бородачом в стоящей у тротуара пролётке, держала в руках вожжи и с восторгом смотрела на стройную лошадь. Сзади на пассажирском сиденье всё в той же бескозырке с надписью "Верный" развалился полковничий Вова.
- Наташа! - окликнул Лёшка.
Вова первым повернул голову.
- Ванька! Ванька! - закричал он и стал тыкать в сторону Лёшки пальцем.
Лёшка покраснел, растерялся, как-то съёжился весь и отвёл глаза в сторону. Он не видел теперь Наташу. Он услышал лишь её тихий смешок и снова:
- Ванька! Ванька!
- Но! - закричал Лёшка и с силой ударил Буланчика.
В этот же вечер на Брюсовском Лёшка подкараулил мальчика в бескозырке. Лёшка давно не дрался с таким наслаждением. Он дубасил противного Вовку за всё, бил по спине, по лицу и по шее, бил и за "ваньку", и за "рысака", и за бескозырку с надписью "Верный", и за Наташу, и за папу полковника.
Потом, когда Вова всё же вырвался из Лёшкиных рук и побежал, мальчик сплюнул через плечо и, не поворачивая головы назад, решительно пошёл прочь с Брюсовского.
И снова дни пошли своим чередом. Только почему-то совсем невезучие. К Лёшке в пролётку никто не садился, и мальчик опять возвращался с пустыми карманами.
- Ты что же, снова с деньгами шельмуешь?! - кричал дядя Ипат. Он поднимался, большой, угловатый, приносил ремённые вожжи.
Лёшка не сопротивлялся. Покорно ложился на лавку.
- Брось, брось, - заступалась тётка Марья.
- Батя, батя, - молила Дуняша.
Но от этого дядя Ипат свирепел ещё больше. Бил во всю силу, долго и зло.
ПОЛНЫЙ ГЕОРГИЕВСКИЙ КАВАЛЕР
В самый разгар лета прибыл в родительский дом Степан Зыков. Вошёл, брякнул орденами. Глянул Лёшка: в ряд один к одному четыре Георгиевских креста на груди героя.