Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 64 из 124

- Генерал?!

- Да, - проговорил Лёшка. - Генерал Зыков.

ПЕРВОЕ МАЯ

Про Первое мая Лёшка слышал впервые. Он стал приставать к дяде Ипату.

- Праздники бывают разные, - принялся объяснять дядя Ипат. - К примеру, рождество или пасха - так эти церковные. А есть гражданские: Новый год. А был ещё день рождения царя и царицы...

- Ну, а Первое мая? - напомнил Лёшка.

- Этот мастеровые придумали.

- А чего они празднуют?

Зыков задумался.

- Ну, как чего? Чего люди празднуют? Вот и они празднуют.

И Лёшка решил посмотреть на праздник своими глазами. Поехал на Красную площадь. Прибыл к десяти часам утра, а там пусто. День был холодный. В ночь шла снежная крупа, а сейчас моросил мелкий дождь. У торговых рядов, ёжась, стояло несколько человек. Среди них маленькая дряхлая старуха с дырявым зонтом. Видимо, тоже пришла посмотреть на рабочий праздник.

Лёшка остановил Буланчика. Вскоре на площади стали собираться люди: по одному, по двое, потом целыми группами.

Мальчик надеялся увидеть рабочих. Однако первыми на площадь вступили юнкера Александровского училища. Они шли стройными рядами с генералами и офицерами впереди, с оркестром и несли знамёна, на которых было написано: "Народ и армия едины!" и "Война до победного конца!".

Потом появились торгово-промышленные служащие, потом шли учителя и ещё какие-то группы. Лёшка читал лозунги: "Да здравствует Временное правительство!", "Покупайте заём свободы!", "Наша кровь вопиет о победе!".

По площади проходили всё новые и новые люди. Появились красные хоругви с жёлтыми кистями, новые плакаты, новые лозунги. А рабочих всё не было и не было. Лёшка напрасно вытягивал шею.

- А где рабочие? - спросил мальчик у старухи.

- Милай, да где же ты ищешь рабочих, - проговорила старуха. - Ты бы ехал на Таганку или к Андроневу монастырю. Там, говорят, рабочие.

Лёшка решил поехать.

- И я с тобой, - увязалась старуха.

Рабочих встретили за Солянкой у моста через реку Яузу. Вперемешку с солдатами они спускались к реке по Таганской улице. А ещё больше народу шло со стороны Землянки по Николо-Ямской. На мосту проходил митинг.

- Чего они? - спросил Лёшка у бабки.

- У них здесь в Февральскую революцию мастерового застрелили Астахова, - ответила старуха. - Жандармы убили.

Все стояли с непокрытыми головами, и Лёшка снял шапку. Как и на Красной площади, здесь было много знамён и разных лозунгов. Только лозунги были другие: "Долой войну!", "За 8-часовой рабочий день!", "Пролетарии всех стран, соединяйтесь!".

Наконец митинг окончился. Лёшка спрыгнул на землю и подбежал к какому-то парню:

- А чего вы не на Красной площади?

- Ничего, придёт время, будем и на Красной, - ответил рабочий и хитро подмигнул мальчику.

- А чего же вы празднуете?

- Празднуем? - Парень задумался. - Силушку, браток, проверяем, нашу, рабочую, ту, что и царя скинула и ещё кой до кого доберётся. Понял?





- Понял, - проговорил Лёшка и помчался назад к пролётке.

Дождь успокоился, перестал моросить. Выглянуло солнце. Вначале робко, крадучись по крышам соседних домов, потом спустилось на улицы. И вдруг жгучими весенними лучами залило всё: и Москву-реку, и Яузу, и идущих людей, и пролётку.

Демонстранты запели: "Вставай, подымайся, рабочий народ, иди на борьбу, люд голодный..."

"Выходит, и тут, как в Голодай-селе", - мелькнуло в голове мальчика.

ВОРОБЬЁВЫ ГОРЫ

Май не принёс москвичам большой радости. С трёх до двух фунтов в месяц сократили выдачу сахара, с фунта до трёхсот граммов в день хлеба, в два раза снизили потребление электричества. Снова, как при царе, забастовали заводы. Рабочие требовали повысить заработную плату. Так было на фабрике Ханжонкова, на слесарно-механическом заводе "Д. Людвиг и В. Кушников" и в других местах.

К концу месяца положение и вовсе обострилось. Появились призывы: "Долой министров-капиталистов!", "Никакого доверия Временному правительству!".

Лёшка и в первые дни привозил мало денег. А теперь так и вовсе. Мальчик часто возвращался домой с пустыми карманами.

- Ты что, - обозлился как-то дядя Ипат, - нынче снова ничего не привёз?! - Потом посмотрел пристально на Лёшку, притянул к себе: - Крадёшь деньги, стервец! Крадёшь. Я тебе покраду!

Зыков всё чаще и чаще стал напиваться. Бил и Лёшку, и Дуняшу, и тётку Марью. Ругался, что дорог овёс, грозился продать Буланчика и выгнать Лёшку.

Единственная радость у мальчика - встречи с Наташей. Уедут они к Тверскому бульвару или к Чистым прудам, переберётся девочка на козлы, возьмёт в руки вожжи: "Но, пошёл!" Смелая Наташа, ловкая. Бежит Буланчик, приседает пролётка от тряски по булыжной мостовой. Хорошо Лёшке!

- Эй, берегись! Эй, сторонись! - кричит прохожим Наташа.

Смеётся Лёшка.

Любил Лёшка рассказывать Наташе всяческие истории. Мастак был. Уж такое придумает! Особенно про генерала Зыкова. Получалось из Лёшкиных рассказов, что более храброго генерала, чем Зыков, в русской армии нет. Кто один разбил австро-германскую армию? Зыков. Кто спас русскую армию от окружения в прошлом году? Зыков. С генералом Зыковым даже бывший царь за ручку здоровался!

Затаит Наташа дыхание, слушает.

- Ещё, ещё, - просит рассказчика.

Как-то в воскресный день Лёшка с Наташей уехали на Воробьёвы горы, вылезли из пролётки, помчались к Москве-реке. Вода была холодной, и никто не купался. А вот Лёшка разделся - и бух в воду.

- Не надо! Не надо! - закричала Наташа.

А у Лёшки от этого только задору прибавилось. Отплывает от берега всё дальше и дальше, фыркает, плескается, через голову переворачивается.

- Алёша! Алёша! - кричит Наташа.

Потом, взявшись за руки, они вместе носились по кручам. Светило солнце. Кричали птицы. Где-то над берегом пела гармоника...

Но вот как-то Лёшка с Наташей ехали по Петровке. Здесь они и столкнулись с дядей Ипатом.

- Лёшка! - закричал Зыков. - Лёшка!

Мальчик поспешно свернул к Неглинной.

- Что с тобой? - удивилась Наташа. - И почему тот, с бородой, кричал?

- Да кто его знает, - ответил Лёшка. - Овса, наверное, хотел спросить. С овсом теперь трудно.

В этот вечер Лёшка допоздна не возвращался домой. Потом, не торопясь, распрягал Буланчика, долго возился в конюшне и, прежде чем переступить через порог, всё у дверей топтался.