Страница 106 из 124
Рядом другой.
Пригнулась Нюта - и в горку что силы.
Ба-бах, - грянул выстрел.
Ба-бах, - грянул второй.
Свистнули пули. Одна над ухом жикнула, словно пилой. Другая ударила в землю. Нюта бросилась в сторону. Снова два выстрела.
Потом ещё два. Но пули пошли правее. Укрыла девочку ночь-темнота.
В штабной избе у красных словно бы ждали Нюту. Командир не ложился спать. Он молча выслушал девочку.
- Значит, одно орудие, три пулемёта. На колокольне один из них. Так. Беляков, говоришь, насчитала шестьсот и сбилась. Так. Красноармеец Задорнов расстрелян. - Командир опустился на лавку.
Только теперь Нюта заметила, что сам командир годами чуть ли не с Ромку. Такой же безусый. Такой же вихрастый. Такой же задорный вид.
- Значит, расстрелян, - опять повторил командир и сжал в кулаки ладони.
- У белых одно орудие, три пулемёта, - передавалось в ту ночь от бойца к бойцу.
- Молодец! Выходит, разведал, вернулся наш Ромка?
- А как же. Выходит, что так!
"ВПЕРЁД, НА ЯМБУРГ!"
Утром красные ворвались в село и разбили белых.
Ромку хоронили с военными почестями. На холме, при дороге. Место сам командир указал.
- Мы хороним молодого бойца, - говорил он на митинге. - Молодого героя. Мы выбрали это место на высоте, ибо шёл он к великим целям. Мы оставляем его у дороги, ибо дело наше ещё в пути. Погиб разведчик, юный боец. Но жизнь не проходит даром. Мы опускаем головы над этой могилой, но лишь для того, чтобы гордо и смело их снова поднять над миром. Мы приспускаем свои знамёна, но лишь для того, чтобы с новой силой взметнуться им в небо. Погиб наш товарищ. Но мы не скажем ему "прощай". Мы крикнем: "Ромка, вперёд на Ямбург!"
Потом раздалась команда: "На караул!" Потом над строем поднялись винтовки. Грянул прощальный залп. Наступила резкая тишина. Минута молчания. И вдруг, словно штык пропорол немоту, нарастая, пробилась песня:
Вихри враждебные веют над нами,
Тёмные силы нас злобно гнетут.
В бой роковой мы вступили с врагами,
Нас ещё судьбы безвестные ждут.
Но мы поднимем гордо и смело
Знамя борьбы за рабочее дело,
Знамя великой борьбы всех народов
За лучший мир, за святую свободу.
Красноармейцы построились. Тронулся первый ряд, второй, третий. Взбилась дорожная пыль. У могилы осталась Нюта.
Девочка опустилась на придорожный камень. Сидела долго-долго. Не шевелясь, словно застыла. И лишь слёзы - живые бусинки одна за другой ползли по щекам у Нюты и срывались на землю огнём-капелью.
Свечерело. Девочка поднялась. Ещё раз посмотрев на холмик, она повернулась и быстрым шагом пошла к селу. Быстрым, почти бегом.
"Упрошу командира. Уйду с красными. Буду; как Ромка", - твердила Нюта.
Однако в селе её поразила необычная тишина. Улицы опустели. Не видно ни воинских повозок, ни красных бойцов. Какая-то женщина одиноко гнала корову.
- А где же красные?
- Дальше пошли.
- Как - пошли?
- Пошли, - повторила женщина и показала рукой на запад, туда, где за ближним лесом, минуя село, шла дорога на город Ямбург.
КРОНШТАДТСКАЯ НОЧЬ
Эскадренный миноносец "Гавриил" в эту ночь нёс дежурство по охране Кронштадтской базы. Ещё с вечера он занял удобное место при входе в порт.
Виров сидел внизу, в кубрике, склонился над чистым листом бумаги. Красная Армия наступала. "Поди, и Ромашки уже у красных", - рассуждал Виров. Балтиец писал письмо.
"Дорогая Пелагея Никитична, пишет ваш сын Василий.
Дорогой брат Митя..."
Виров задумался. Многое есть о чём рассказать. Вот хотя бы о том, как "Гавриил" сражался с четырьмя кораблями противника - и победил! Или о том, как в Капорском заливе "Гавриил" и эсминец "Азард" встретили английскую подводную лодку и потопили! Или... "Да что это я о себе! - прервал свои мысли матрос. - Как они там, в Ромашках?"
В это время в кубрик просунулся матрос Наливайко. Наливайко хитро улыбался. Затем он сделал шаг в сторону, и Виров увидел Нюту.
- Братишка, родной! - закричал балтиец. Он схватил девочку на руки, подбросил. Потом поставил на пол, стал хлопать по плечу, трепать по голове, по уже заметно отросшим волосам Нюты.
- Вот это да! Вот это тебе подарок! - не утихал матрос. - Подрос ты, братишка. А худ, худ. Ну, как там оно? Смотри, и тельняшку сберёг и бескозырка на месте. Ну как Пелагея Никитична?
Нюта опустила глаза.
- Да что я, - спохватился матрос. - Тебя накормить бы с дороги. Это мы живо.
- Я сытая, дядя Василий.
- Ну, ну. Так как Пелагея Никитична?
- Повесили белые, - чуть слышно сказала Нюта.
Балтиец сразу обмяк. Он смотрел на Нюту каким-то потухшим взглядом. Как живые, запрыгали складки у рта.
- А Митя?
- Повесили Митю.
Сверху ударил колокол.
- Тревога! - закричал Наливайко.
В эту ночь англичане с неба и с моря совершили налёт на Кронштадт. Когда Нюта вместе со всеми выбежала на палубу, прямо над головой она услышала рокот моторов. Потом раздались взрывы бомб, упавших слева и справа от "Гавриила". Затем хлестнул пулемётный огонь, который шёл оттуда, с неба, и ответный - с "Гавриила" и других кораблей, стоявших в Кронштадтской гавани.
Раздавались команды. Среди них девочка ясно различала боцманский гул Ванюты:
- Не спи! Гляди в оба! Небо небом, с моря жди "англичанку".
И правда. Ещё не стих над головами рокот моторов, как со стороны залива показалось несколько торпедных катеров. Они шли один за другим на огромной скорости. Целясь по "Гавриилу", англичане пустили торпеду. Она прошла мимо, взорвалась, ударившись в стенку гавани.
Виров первым навёл орудие. Грянул выстрел. Нюта видела, как один из катеров дёрнулся, клюнул носом и ушёл под волну в воду. Девочка не спускала глаз с комендора. Разгорячённый, в свете мелькавших прожекторов, балтиец казался отлитым из стали. Словно печную дверку, он отбрасывал замок орудия. С металлическим звоном на палубу вываливалась стреляная гильза. Новый снаряд уходил в пушку. Секунда. Следовал выстрел. И всё повторялось снова. Быстро. Стремительно. Как бушующий водоворот.
А рядом стрелял Хохлов. И так же безошибочно действовал Зига. И не отставали другие. Орудия били с носа. Стреляли с кормы. Строй катеров распался. Одни повернули назад. Другие, словно в ловушке, заметались по гавани. Они стремились уйти от огня эсминца. Но снаряды точно ложились в цель.