Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 5 из 12

Ростислав Сергеевич в этот момент встал на кровати, вытянул вперед правую руку и, как искушенный оратор, громогласно заговорил:

– Обстановка накаляется. Полная бездуховность. Никто не знает ничего, не говоря – зачем. Необходимо усиление государства на все сферы деятельности.

– А я бы добивался влияния каждого отдельного человека на все сферы государственной деятельности, – снова возразил Егор Кузьмич.

Ещё один сосед по палате лежал возле двери у стены на месте человека с огромными ввалившимися глазами, что первым встретил Костю, но однажды бесследно исчез. Он каждый новый день начинал с бесчисленных отжиманий, за что Денис дал ему кличку: «Бодибилдинг».

Тот также решил вступить в спор:

– Вы, мужики, чешете как по писанному…. Это вам инопланетяне надиктовали? Со мной они в контакт неделю назад вступали. Мне что коммуняки, что дерьмократы, что олигархи. Хрен редьки не слаще. Все врут. Токо материально жить стали всё одно лучше.

Ростислав Сергеевич продолжая стоять на своей кровати, отреагировал:

– Ты молод и многого не знаешь. Вместо классов рабочих и крестьян теперь мелкие собственники, и над ними хозяева, крупные работодатели. Деньги раньше шли на большую армию, на помощь развивающимся странам, а теперь идут в карман бюрократам и начальству. Смертность превышает рождаемость. Люди о полном желудке и материальной выгоде думают. К зверям стали ближе. Раньше могли честно прожить. Сейчас даже инопланетяне взятки берут. Но уровень моего образования, подаренный мне Советским государством, позволяет разобраться куда надо и без вмешательства инопланетян.

Егор Кузьмич насмешливо спросил:

– А куда надо?

– Полежишь подольше – узнаешь! – не полез за словом в карман Сергеевич и лёг на кровать.

В палату заглянул коридорный широкоплечий медбрат со шприцем в руке. Ни слова ни говоря, он подошёл к Егору Кузьмичу, поставил тому на грудь коленку и сделал укол в руку. Обвёл мутным взглядом остальных:

– Ну, кто ещё вякнет, надену смирительную рубашку.

Все испуганно притихли…

…Мария Ильинична сумела ещё раз прорваться на приём к лечащему врачу. Ей непостижимым образом удалось самостоятельно пройти в лечебный корпус. Охрана, дежурившая в этот день, была настроена лояльно, помогла и справка о смерти мужа. Она со слезами на глазах предъявляла её всем подряд.

Вольдемар Борисович находился в кабинете не один и встретил неприветливо:

– Ожидайте в коридоре! – бросил он сквозь зубы, когда она чуть приоткрыла дверь.

После пятнадцатиминутного ожидания она не выдержала и заглянула в кабинет. Пухлая рука Вольдемара гладила пышные бёдра женщины в белом халате с растрёпанными волосами. Раскрасневшись, как вареный рак, он, уткнувшись в пышную грудь громко и страстно дышал.

Они одновременно с недовольными лицами оглянулись на Марию Ильиничну.

– Подождите! – раздраженно рявкнул доктор. Он подскочил, как кот, отгоняемый от миски со сметаной, и перед её носом захлопнул дверь.

Через несколько минут из кабинета, поправляя на ходу прическу, выплыла улыбавшаяся дама. Она проронила по ходу движения: «Мало у вас порядка товарищ Лапицкий». Следом выглянуло недовольное лицо с усиками.

– Входите!

Мария Ильинична решительным движением положила на стол справку, и заговорила, с трудом подбирая слова:

– Здравствуйте доктор. Поймите меня правильно. У меня умер муж…. Мне нужна помощь…. Отпустите, пожалуйста, моего сына на похороны. Я и вещи уже принесла, – в руке она держала небольшую сумку. Она с мольбой взирала на врача, уверенная в том, что уж в такой ситуации он не посмеет ей отказать.

Вольдемар Борисович невразумительно покачал головой, почмокал губами, потом уставился прямо перед собой и, наконец, закатывая глаза, произнёс:

– Сочувствую и соболезную вместе с вами, но это не в моей компетенции. Я такие вопросы решать не уполномочен, это процесс не одного дня, а выпускать на улицу человека, напавшего на врача скорой медицинской помощи, даже преступно. Вещи можете оставить в приёмном отделении. Не всю же жизнь ему здесь находиться, – он поймал её взгляд и опередил следующий вопрос.





– Главный врач сейчас в отпуске.

– Значит, медсестер тискать вас уполномочили и это в вашей компетенции?! – возмутилась Мария Ильинична. – А отпустить сына на похороны родного отца – не уполномочены?!

Он с улыбкой встретил её выпад:

– Да это не ваше дело, чем я занимаюсь. На все есть инструкции. Насильно вашего сына никто не госпитализировал. Вы сами вызывали «скорую», – он заулыбался, как ни в чём не бывало.

– Значит, не отпустите? – спросила она после слов врача тихо и потерянно.

– Инструкции, – развел руками Лапицкий.

Мария Ильинична поняла по выражению лица доктора, что ничего добиться не сможет. Денег на этот раз, чтобы решить проблему иным путем у неё с собой не было. Их и без того еле хватило на организацию похорон.

Она повернулась и придавленная горем вышла из кабинета.

К сыну Мария Ильинична в этот день решила не заходить, чтобы не расстраивать ни его, ни себя. Передала через мрачного медбрата посылочку с продуктами.

Дома, наплакавшись вволю, взялась за похороны.

Она долго стояла над мужем, оставленным на время у разрытой могилы, чтобы потом, склонившись и припав к холодным губам, проститься с ним навсегда.

После окончания траурных мероприятий дождалась приёмного дня для посещений и поехала в больницу. Они встретились на свидание с сыном все в той же жуткой полутемной комнате.

Как Мария Ильинична не готовилась к встрече и не пыталась сдерживать слезы, они хлынули из её глаз, едва она увидела Костю.

Догадавшись, что произошло что-то нехорошее, он испуганно спросил:

– Мама, что случилось?

– Горе у нас сынок, – отвечала Мария Ильинична. – Отец умер.

В первый момент Костя не мог вымолвить ничего другого, кроме, как только растерянно повторять:

– Как же так? Как же так?

Она принялась рассказывать, время от времени, смахивая ладонью со щёк катившиеся слезинки:

– Все началось, когда ты попал в психбольницу. Очень он переживал, вставал по ночам, курить на крыльцо по пятьдесят раз выходил. Болел долго, всё на диване лежал, вздыхал. Потом стал выпивать. Дальше – больше. На днях, когда меня дома не было, выпил с похмелья какой-то гадости и отравился. – Мария Ильинична опять залилась слезами.

Костя принялся её успокаивать, но ему самому, чтобы прийти в себя требовалось время. Не стало человека, с которым он прожил бок о бок многие годы, радовавшегося вместе с ним его удачам, кто поддерживал в трудные минуты. С глубокого дна памяти всколыхнулся эпизод из раннего детства, как отец подкидывает его под самый потолок, а он заливается счастливым смехом. На глаза навернулись слёзы. Не стало близкого человека, словно капли высохшей росы, лёгкого порыва ветра. В нём самом осталась память об отце – осязаемая, но невидимая. Найти и ощутить в полной мере ту отцовскую близость стало уже невозможно, и от этого становилось грустно и тоскливо.

Он проводил мать и до вечера не мог найти себе места. Время, проведённое в психиатрической лечебнице, и до этого страшного известия сильно утомило. Непреодолимо тянуло вырваться из сумрачных, пропавших лекарствами и хлоркой стен. Почти всю ночь, не смыкая глаз, он пролежал на больничной кровати. Чёрная, сгустившаяся пелена за решетками на окнах в ответ на обращенные вопросы: «Есть ли справедливость на свете? По всему получается, что нету. Для чего тогда о ней так часто и красиво проповедуют в книгах?» – хранила молчание.

Темнота, как ночной зверёк, всё ещё цеплялась коготками ночных теней за оконное стекло, когда к ним в палату поступил новый больной.

Это был маленький щуплый человек с бородой, ни слова не понимавший по-русски. При свете синей дежурной лампочки над дверью, делавшей предметы вокруг явленными из потустороннего мира, страшно тряся небритой щетиной, он вдруг полез к нему в кровать. С большим трудом Кости удалось отбросить иностранца от себя. На шум прибежал медбрат и уколол обоих.