Ночной разговор

Начало наступавшего дня походило на предыдущее и не обещало ничего нового. Да и что могло произойти, если солнце вставало над землею, чтобы дать свет и тепло человеку. Возможно, оно, большое и мудрое рассуждало, что они – люди, наделенные способностью мыслить, воспользуются этим даром свыше как надо для природы.

Как из пригоршней высыпались золотистые лучи под ноги и на крыши домов. Повеселели даже корпуса сумасшедшего дома.

Доза ему досталась небольшая, и Костя проснулся рано утром. В коридоре лечебного корпуса послышался непривычный шум. Сновали медицинские сестры, которых раньше он никогда не видел, суетились громкоязычные нянечки, размахивая тряпками на длинных швабрах, толкая время от времени своим грозным оружием зазевавшихся больных. На этот раз медперсонал наводил порядок без привлечения к трудотерапии пациентов, те с удивленными лицами поглядывали на воцарившуюся суету. Попрятались медбратья, работавшие коридорными вышибалами.

Сиреной с тонущего корабля оглашала самые отдаленные уголки лечебного корпуса старшая медицинская сестра – высокая полная женщина, одним своим видом приводившая пациентов в трепет:

– Через час будет комиссия из Москвы, целый профессор, проверяющий и с ним наше начальство. Навести идеальный порядок!

У Ростислава Сергеевича нашли под подушкой молоточек, этим специальным инструментом Лапицкий обстукивал коленки больных. Как тому удалось похитить медицинский молоточек у того из кармана, так и останется загадкой. Вольдемар Борисович с утра метался в его поисках: для него тот был как смычок для скрипача, перо для писателя, кисть для художника. Жезл и атрибут власти. Не дороже, конечно, денег, их то Лапицкий любил куда больше, но всё же. Молоток обнаружили под подушкой Ростислава Сергеевича, во время генеральной уборки. Глядя бесхитростными, честными глазами Ростислав признался, что готовился укокошить политического оппонента Егора Кузьмича, по кличке «орангутанг», на предстоящих президентских выборах в сумасшедшем доме. Из-за намечавшегося прибытия высокого гостя эпизод остался без особого внимания.

Больных водворили в палаты. Хождение по коридору категорически запрещалось. На столах появились шахматы и шашки. В палате у Кости за шахматную доску усадили поступившего ночью человека с большой чёрной бородой и Ростислава Сергеевича. Во всём чувствовалось напряженное ожидание.

До обеда всё как вымерло. Перед самой раздачей пищи послышалось движение в коридоре. Внезапно в палате появилась группа людей в белых халатах, многие из них держали молоточки в карманах. Лишь Вольдемар Борисович, наученный горьким опытом, свой инструмент крепко сжимал в руках. Начался обход. Люди в халатах стали переходить от одного больного к другому.

Они задержались у кровати Дениса, подошли к столу с сидевшими за ним шахматистами.

– Ну, как вам живётся – лечиться? – спросил один из вошедших.

Ростислав Сергеевич поднялся со своего места, влез на стул и вытянул правую руку вперёд:

– Уровень медицинского обслуживания на сегодняшний день не соответствует современным требованиям, низкая квалификация медицинского персонала, отсутствие полного спектра необходимых лекарственных средств. Требуется немедленная разработка и принятие комплексного перспективного национального проекта в области здравоохранения, – он оглядел затуманенным взором присутствующих. – Пока же, вы, друзья как не садитесь, всё в музыканты не годитесь, – подвёл он итог своему выступлению моралью из басни Ивана Андреевича Крылова и опустился на стул.

– Ведь дело говорит, товарищ… э… как вас? – спросил вошедший, судя по поведению сопровождавшей его свиты, можно было догадаться, что это и есть профессор из Москвы.

Ростислав Сергеевич представился.

– Владимир Ильич, – он устремил взгляд вдаль поверх голов столпившихся вокруг него людей и тихо, но торжественно добавил.

– Ленин.

– Хорошо, товарищ Ленин, – без тени улыбки произнёс проверяющий. – Мы учтём ваши предложения.

Профессор склонился над больным и правой рукой приоткрыл ему веки. То же самое он проделал с его соперником за шахматной доской.

Затем он повернул лицо с очками в толстой роговой оправе к Вольдемару Борисовичу:

– Почему позвольте спросить, у больного тёмные круги под глазами?

В разговор вмешалась старшая медсестра:

– Тёмные круги под глазами могут быть признаком геморроя.

Профессор наклонился к Лапицкому, и сказал так, что Костя смог расслышать последние слова: «Ванночки с ромашкой».

В голове пронеслась мысль, что самому Вольдемару не помешала бы трёх ведерная клизма.

Очередь дошла до Кости. Он перевёл дух и тоже обратился с речью к человеку, чей приезд наделал в психбольнице столько шуму. В отличие от Святослава Сергеевича, не касаясь политики, он рассказал о приключившейся с ним истории. Профессор смотрел сквозь очки внимательными, слегка увеличенными глазами серого цвета, отдаленно напоминавшими глаза отца.

– Ну-ка покажите коленку, – попросил он.

Костя оголил ногу и показал место, где была болячка.

– Довольно интересный случай, – покачал головой проверяющий. – Я ведь, знаете ли, молодой человек сам одно время увлекался лечебным голоданием, – гость из Москвы подумал и продолжил, – да и сейчас иногда прибегаю к очищению организма.

Он принялся расспрашивать Костю обо всём процессе голодания. Когда закончил, обернулся к лечащему врачу со строгим лицом:

– Вольдемар Борисович, я думаю этого больного и Дениса Васильева из этой палаты, – профессор обернулся в сторону приятеля Кости по психбольнице, – необходимо сегодня же выписать, – он улыбнулся, – я вижу, они бедолаги тут натерпелись.

– А меня? – подал голос Егор Кузьмич.

Профессор оглянулся.

– Этого больного, пожалуй, тоже.

Лапицкий в недоумении пожал плечами:

– А диагноз какой, Николай Николаевич?

– Да какой же диагноз? Здоров, естественно, – ответил профессор.

– Но…

– Что необходимо в истории болезни я сам вам подпишу, – прервал возражения Вольдемара гость из Москвы.

Он протянул свою руку Константину:

– Желаю успехов. Собирайтесь домой. Но самолечением больше не злоупотребляйте.

Радость волною неуправляемой стихии прокатилась от сердца Кости по всему телу до самых кончиков пальцев. Он прощался с соседями по палате, получал вещи, не помня себя, не вчитываясь в текст, подписывал какие-то бумаги. Денег на дорогу пришлось занять у мрачного медбрата, и скоро Костя ехал в маршрутном автобусе, наполненном обычными пассажирами, казавшимися ему в тот момент чуть ли не родственниками. Он с интересом и удивлением оглядывался по сторонам. Сколько появилось вокруг разноцветных рекламных щитов, магазинов на первых этажах зданий. Многое изменилось в облике города за почти год его отсутствия. С улыбкой вспомнились рассуждения обитателей палаты. «Нет, какие бы трудности не встречались, а жить всё-таки стоит», – подумал он.

Вот и долгожданный невысокий штакетник. Родные окошки, будто глаза самого близкого человека. Липа, растущая у крыльца, прошелестела на ветру, как верная подруга.

Мамины глаза светились радостью и счастьем.

Первую ночь после пребывания в психиатрической больнице он лежал, давно отвыкший от мягкой постели, спокойный и счастливый, вдыхая знакомые запахи, пробуждавшие воспоминания. Он словно вернулся на много лет назад. Пока не уснул крепким сном, точно таким же, как в далёком, безмятежном и незабываемом для любого человека детстве.

Ночной разговор

Железнодорожный состав медленно и осторожно приближался к станции. Он так плавно подкатывался, что создавалось впечатление о его готовности к нападению, но при внимательном рассмотрении оно тут же улетучивалось, и тогда он казался большим и добрым существом, просто боявшимся лишний раз потревожить пассажиров. Колеса постукивали всё реже и реже. Уже можно было рассмотреть колёсные пары с буксами и толстые пружины, подпиравшие днища вагонов. Воздух наполнился дорожным, знакомым каждому пассажиру специфическим ароматом, струившимся из внутренностей длинного состава, а также запахом отработанных нефтепродуктов и разгоряченного металла. Небольшие группы людей, темневшие до прихода поезда неодушевленными пятнами на белом пространстве заснеженной площади перед вокзалом, задвигались, забродили вдоль путей и одновременно потянулись навстречу веренице светившихся окошек.