Страница 25 из 78
— Вы революционер? — спросил Жюль шепотом.
— Я проснувшийся раб, — ответил Блуа. — Поздно проснувшийся раб, — добавил он. — Не настаивайте на уточнении, мне многое еще неясно, но вполне ясно одно: все честные люди должны проснуться и разбудить тех, кто спит…
— Как хотите, но я еду за отцом, — сказал вконец взволнованный Жюль. — Я привезу его сюда, в Париж, отец сделает невозможное, но спасет вас.
— Надо делать только то, что возможно, — отозвался Блуа. — И вы займитесь этим в будущем.
— Куда вы сейчас? — спросил Жюль.
— Приводить в порядок мое движимое и недвижимое, — улыбнулся Блуа. — Дайте мне слово: если через две недели я не вернусь, вы продадите мои книги и сохраните деньги. Кое-что я подарю вам. Я одинок, вы единственный, кого я полюбил безотчетно и всем сердцем.
Жюль дал слово.
Блуа не возвратился домой и через три недели. Жюль медлил с продажей книг. Отец писал ему:
«…дело твоего соседа очень сложное и очень нехорошее. Лет десять назад таких дел не могло быть. Я понимаю, почему никто не берется защищать твоего соседа. Мне, сидя в Нанте, невозможно помочь тому, кто в Париже, да вдобавок и в тюрьме. Кроме того, я не знаю, что он за человек, и ты не знаешь этого. Наши впечатления обманчивы. Не будь ребенком, Жюль, ты уже взрослый, ты будущий юрист, привыкай смотреть на вещи здраво, отбрось романтику и всякую беллетристику…»
Ответ неопределенный, уклончивый, богатый подтекстом и тем самым определенный и ясный. В конце апреля Жюль пригласил букиниста с набережной Сены оценить книги Блуа. Осмотр был недолго. Букинист наметанным глазом окинул каждую пятую, прочел надписи на корешках, задержался на какой-то одной.
— Беру, — сказал он. — Вот эти мне не нужны. Не пойдут. Всего здесь на триста франков.
Жюль пригласил другого букиниста.
— Триста франков, — сказал он.
Жюль пригласил третьего. И этот назвал ту же цифру, добавив, что никто больше не даст: таков уговор букинистов, торгующих на набережной.
Пришел Барнаво и сказал:
— Не будем продавать книги, Жюль. А вдруг Блуа вернется! Я заходил в канцелярию суда, мне сказали, что дело не так серьезно. Над ста тысячами франков и там посмеялись. Не продавай, Жюль!
— Я должен исполнить просьбу, я дал слово Блуа!
— Продать книги можно всегда, это дело минут. Трудно купить, мой мальчик!
Жюль рассказал о своем соседе и Дюма. Почтенный романист поднял брови.
— Ого! Низы шевелятся! Я не думал этого! А из тебя такой же юрист, как из меня епископ! Хорошо, я попытаюсь узнать, где твой Блуа и что с ним.
Спустя неделю Дюма сообщил Жюлю:
— Твой Блуа опасный человек. Он говорил черт знает какие вещи! Даже на суде. Ему не нравится наше правительство. Садись, я прочту тебе последнюю главу моего романа.
Жюль послушался Барнаво и книг не продал. Но ту пачку, которую отложил первый букинист, Жюль приобрел для себя, оценив каждую книгу вдвое дороже ее цены. Здесь были описания кругосветных путешествий, популярная физика, астрономия и «Загадка полюса» — книга толстая, с картинками, — книга, которую Жюль искал пять лет и нигде не мог найти.
Глава шестая
На приеме у Виктора Гюго
Пьер Верн был уверен в том, что его сын всерьез заинтересован юридическими науками. Для уверенности твердой, совершенной не хватало только неопровержимых свидетельств в пользу этой любезной сердцу Пьера Верна заинтересованности самого Жюля. И вот эти свидетельства явились: сын спрашивает отца, как нужно поступить в таком-то и таком-то случае, и даже просит его помочь какому-то Блуа.
Пьер Верн довольно потирал руки. Закон и право оказались сильнее стихов и комедий. Все идет как надо. Старший сын через год-два приступит к практической деятельности адвоката. Младший сын учится в специальном учебном заведении, — Поль хочет быть моряком. Дочери… с ними значительно проще, о дочерях в свое время позаботятся их мужья. Будет очень хорошо, если эти мужья окажутся юристами.
Пьер Верн в Нанте довольно потирал руки.
Его старший сын в Париже был очень недоволен собой. Всё шло не так, как надо. Дюма рекомендовал ему простейший способ найти самого себя.
— Для этого надо писать романы приключений, — сказал Дюма. — Попробуйте стать моим соперником. Я ни в чем не уступлю вам, это вас подстегнет; вы будете стараться, буду стараться и я. Таким образом вы достигнете своей меры, а я превзойду себя.
— Легко на словах, — вздохнул Жюль. — Мне не написать романа приключений, ничего не получится.
— Получится, — беззаботным тоном возразил Дюма. — Для этого необходимо иметь здоровый желудок, терпение и досуг.
— А талант?
— Талант? Что это такое? По-моему, талант — это трудолюбие. Садитесь и пишите. Утром пьесу, вечером роман, через неделю наоборот. Одно пойдет хуже, другое лучше, в результате что-нибудь выйдет очень хорошо.
Жюль соглашался: да, и то и другое заманчиво, и, конечно, романы приключений значительно лучше пьес, но для романа нужны деньги, отсутствие забот, солидная обеспеченность. Ежемесячное пособие от отца — это пока что единственная финансовая помощь. Романы заставят бросить юридический факультет, и тогда отец немедленно прекратит присылку пособия.
Новый знакомый Жюля, де Кораль, завсегдатай салонов и клубов, редактор газеты «Либертэ», сказал как-то:
— Вы нравитесь мне. Я люблю людей упрямых, одаренных, сомневающихся в себе и других. Пишите пьесу, только театр может дать славу и деньги.
— Никто не хочет понять меня, — уныло ответил Жюль. — Я не ищу ни славы, ни денег. Мне, как океанскому пароходу, нужен курс, понимаете?
— Океанскому, а не речному? — улыбнулся де Кораль.
— Жизнь — океан, — улыбнулся и Жюль.
Де Кораль с минуту о чем-то подумал.
— Не хотите ли познакомиться с Гюго?
Жюль побледнел. Ему не хотелось верить, что это возможно. Познакомиться с Гюго.. Бог мой! Шутит он, этот легкомысленный, богатый де Кораль, и шутит неостроумно, зло…
— Вам необходимо познакомиться с Гюго, — сказал де Кораль.
— А вы с ним знакомы? — спросил Жюль, бледнея еще больше.
— Я неизменный гость на его приемах, — ответил де Кораль. — Если хотите, мы пойдем к нему в следующее воскресенье. В два часа.
Жюль произнес только одно слово — самое короткое и самое энергическое из всех слов, какие только существуют на свете.
— О! — сказал Жюль, и на его широком лице бретонца пятнами проступила краска. Он был предельно взволнован.
— Разрешите сесть, — сказал он, опускаясь в кресло. — Это невозможно… — Жюль приложил руку к сердцу. — И не надо смеяться надо мною, не надо, пожалуйста! Оставьте меня с моими мечтами, они так дороги мне!..
— Вы, я вижу, очень любите Гюго!
— О! — воскликнул Жюль, закрывая глаза. — Если в вы только знали!
— В следующее воскресенье вы увидите мэтра, — просто и четко проговорил де Кораль.
— Вто правда? Поклянитесь, это правда? Вы не шутите?
— Я не могу обещать вам свидания с господом богом, — ответил Кораль, — но познакомить с Гюго — это в моих силах.
Жюль кинулся де Коралю на грудь, припал к ней и едва не разрыдался.
— Через десять дней я буду представлен Гюго, — похвастал Жюль Аристиду Иньяру. — Невероятно! Ты веришь в это? Непредставимо!
— И даже очень, — поддакнул Иньяр. — Гюго живет замкнуто, он в ссоре с правительством, его почти невозможно увидеть. И всё же я верю, что ты увидишь мэтра. Счастливец! Давно ли в Париже и уже знаком с самим Гюго!
О предстоящем визите к знаменитому писателю узнала и хозяйка Жюля.
— Вы родились не только в сорочке, но в сорочке с бантом, как говорят у нас в Пикардии, — сказала мадам Лярош. — Вы далеко пойдете!
— Ну вот, мой мальчик, у тебя такие связи, каких нет и у премьер-министра, — сказал Барнаво. — Два Дюма, один де Кораль, месье Арпентиньи, музыкант Аристид Иньяр, а теперь прибавляется сам Гюго. В эту компанию так и просятся президент республики и португальский король. Не удивлюсь, если сам папа римский пригласит тебя на партию в бостон. Пора тебе начать стричь купоны, мой мальчик!