Страница 67 из 81
- Ясненько, - задумчиво произнес Филипп. - Передайте графу Артуа мои наилучшие пожелания. Я целиком на его стороне, и он может рассчитываться на мою поддержку, равно как и на поддержку моего отца.
- Непременно передам, - заверил его Тибальд и встал с кресла. - Прошу прощения, друзья, но я вынужден покинуть вас. Мне еще надо закончить подготовку к отъезду и пораньше лечь спать.
Едва лишь Тибальд вышел из гостиной, как Филипп поднялся со своего места.
- Пожалуй, я ненадолго отлучусь. Вы не возражаете, Маргарита?
- Воля ваша, кузен. Только возвращайтесь поскорее, не то мы с Бланкой заскучаем.
- Постараюсь, кузина.
Филипп ласково улыбнулся Бланке, нежно поцеловал ее руку, затем украдкой подмигнул ей и направился к выходу.
Маргарита проводила его долгим взглядом, а когда он исчез за дверью, спросила у Бланки:
- Ты думаешь о том же, что и я?
- А ты о чем думаешь?
- Что твой Филипп решил подставить моего бедного муженька. Тибальд так наивен и неискушен в политике, что принял его слова за чистую монету, и теперь разболтает всем, что якобы граф Артуа пользуется поддержкой и уважением гасконских правителей, чем окажет ему медвежью услугу.
- И это еще не все. Я полагаю, что Филипп ушел не просто так. Со своей стороны он приложит все усилия, чтобы регентом Франции осталась Хуана Португальская, в надежде, что она продолжит дело, начатое ее покойным мужем, и в конце концов доведет страну до ручки. Ты предупредишь Тибальда?
- А с какой стати? - удивилась Маргарита. - Какое мне дело до Франции?
- Но ведь ты, кроме всего прочего, графиня Шампани.
- Ну и что с того? Я же не верноподданная французской короны. И уж если на то пошло, мне выгоднее быть лояльной к Филиппу и оказывать ему всяческую поддержку. Помяни мое слово: став галльским королем, он рано или поздно съест Францию с потрохами, и Шампань будет первой из французских провинций, которая изъявит желание добровольно войти в состав объединенной Галлии. Тибальд возражать не станет, он к этому готов.
- Однако, - заметила Бланка, - прежде Филипп съест твою Наварру. Или же разделит ее с моим братом.
Маргарита грустно усмехнулась.
- Я это прекрасно понимаю, дорогуша. Я реалистка и предпочту уступить часть своей власти, чем вовсе потерять ее. Когда-то Рикард назвал меня политической извращенкой, и он был прав. Но теперь я не такая, теперь я трезво смотрю на жизнь... Жаль только, что эта перемена произошла во мне слишком поздно. - Она тяжело вздохнула, взгляд ее потускнел. - Бедный, бедный Рикард! Ведь я действительно любила его...
Они ударились в воспоминания, и уже в который раз Маргарита выплакивала Бланке всю свою боль, всю печаль, всю тоску по потерянному счастью, по тем радостным и безоблачным дням, которых никогда не вернеш ь...
А в то же самое время Филипп сидел за письменным столом у себя в кабинете, с головой погруженный в работу. Он знал, что после захвата Байонны одно лишь упоминание его имени вызывает в Парижском Парламенте настоящую бурю негодования, и решил воспользоваться этим, чтобы скомпрометировать графа Артуа. Он строчил письмо за письмом всем своим ближайшим родственникам во Франции - и сторонникам графа Артуа, и его яростным противникам, - убеждая их всех, что нельзя допустить, чтобы Хуана Португальская оставалась регентом Франции, что самая подходящая кандидатура на должность регента - граф Артуа. Он от всей души надеялся, что эти письма возымеют прямо противоположное их содержанию действие, особенно, если произойдет утечка информации и факт поддержки им графа Артуа станет достоянием гласности. Филипп рассчитывал, что у противников графа хватит ума инспирировать такую утечку или же, не мудрствуя лукаво, просто предъявить Парламенту и Совету Пэров его письма.
Он как раз составлял вычурное послание своему троюродному брату, герцогу Невэрскому, когда к нему пришел Гастон и сообщил о своем решении поехать вместе с Эрнаном в Толедо. Филипп отложил перо и удивленно поглядел на кузена.
- Какого дьявола? Что вам понадобилось в Толедо?
- Этого я сказать не могу. Прости, но...
- Ты пообещал Эрнану молчать?
- Да.
- Ну что ж... Жаль, конечно, что и ты покидаешь нас. - Филипп снова взялся за перо. - Не обессудь, дружище, но у меня еще много дел, а времени в обрез - обещал Бланке вскоре освободиться. Понимаешь, она не сможет заснуть без меня. Смешно, черт возьми, но и я, если подолгу не вижу ее, чувствуя себя брошенным ребенком. Просто уму не постижимо, как это я раньше... - Он осекся и тряхнул головой. - Боюсь, я начинаю повторяться. Ты что-то еще хотел мне сказать?
Гастон пришел в замешательство, лицо его побледнело, но он тотчас совладал с собой и извлек из кармана скрепленный герцогской печатью пакет.
- Чуть не забыл, - сипло произнес он. - Сегодня ко мне прибыл гонец из Тараскона. Это тебе письмо от отца.
- Ага! - рассеянно произнес Филипп, взял пакет, повертел его в руках и отложил в сторону. - Позже прочитаю... Ты случайно не знаешь, Эрнану передали мою просьбу?
- Да. Он скоро придет.
- Поторопи его, дело не терпит отлагательства. - Филипп мокнул перо в чернильницу и склонился над недописанным письмом. - До скорой встречи, друг. Удачи тебе.
- До скорой. - Гастон вздохнул, бросил быстрый взгляд на отложенный Филиппом пакет и вышел из комнаты.
И только на следующий день за обедом Филипп вспомнил о письме отца. Он велел Габриелю принести его, распечатал и начал читать.
И первые же строки письма заставили Филиппа вскрикнуть от неожиданности.
- Что случилось? - обеспокоено спросила Бланка.
Филипп молча передал ей письмо.
- О Боже! - произнесла она, прочитав его. - А Гастон поехал в Толедо.
- Вот именно, - кивнул Филипп. - А он взял и поехал в Толедо. Проездом, кстати, через Калаорру.
- Может быть, он еще не знает? - предположила Бланка.
- Глупости! Гонец-то прибыл к нему, а не ко мне. - Филипп сокрушенно вздохнул. - Я всегда знал, что Гастон редкостный циник. Но разве мог я подумать, что он АЖ ТАКОЙ циник!
23. О ТЩЕТЕ МИРА СЕГО
Сопровождаемый отрядом кастильских королевских гвардейцев большой обитый кожей рыдван с запряженными в него двумя парами лошадей медленно катился по ухабистой дороге, приближаясь к реке, которую римские завоеватели некогда называли Иберус и которую сейчас кастильцы зову Эбро, а галлы - Иверо. Человек двадцать гвардейцев ехали впереди рыдвана, по два - с обеих его сторон, внимательно следя за дверцами, а остальные следовали позади. Кроме того, еще четыре гвардейца сидели внутри, составляя компанию дону Фернандо Уэльве, младшему брату кастильского короля, ради которого, собственно, и была устроена вся эта помпа.