Завет Холкрофта

— К слову сказать, веди себя, пожалуйста, поскромнее. Договорились? Позвони в отель «Д'Аккор» и закажи там номер с сегодняшнего утра. Первый самолет прилетает в девять тридцать.

— Я постараюсь соответствовать чемодану от «Луи Вуиттон». Может быть, скромный титул...

— Вилли!

— Я знаю швейцарцев лучше тебя. Они обожают титулы; от них за версту несет деньгами, а деньги — это их любовь.

— Я позвоню тебе около десяти — десяти тридцати. Хочу воспользоваться твоим номером, пока не выясню, что происходит.

— Прекрасно, — ответил Вилли Эллис. — Увидимся в Женеве.

Холкрофт решил позвонить Вилли потому, что тот был не из тех, кто задает вопросы. Эллис не был наивным дурачком, каким хотел казаться. Альтина может досадить больше своему соглядатаю на пути из Швейцарии.

Но она должна уехать. Враги завета убили ее мужа, могут убить и Альтину. Женева весьма подходит для этого. Через два-три дня состоится встреча, и после подписания документов деньги будут переправлены в Цюрих. Противники договора предпримут все, чтобы сорвать его. Мать не должна оставаться в Женеве. В Женеве произойдет кровопролитие, он чувствовал это.

Далеко за полночь Ноэль подъехал к Дижону. Небольшой городок спал, и, проезжая по темным улицам, Ноэль почувствовал, что тоже нуждается в отдыхе. Завтра он должен быть начеку. Как никогда в своей жизни. Но Холкрофт продолжал ехать, пока не оказался за городом. Остановился на обочине дороги. Закурил сигарету, затем выбросил окурок, вытянул ноги на сиденье, под голову положил плащ.

Через несколько часов с первым утренним потоком машин он пересечет границу Швейцарии. Мысли его спутались. Глаза начал застилать туман, дыхание стал реже и глубже. А потом из марева выплыло лицо — суровое, сухое, незнакомое, но все же узнаваемое.

Это был Генрих Клаузен. Он просил поспешить. Агония скоро кончится, вина будет искуплена.

Ноэль спал.

Эрих Кесслер наблюдал, как его младший брат Ганс демонстрировал офицеру безопасности авиалиний свой медицинский сундучок. Со времени Олимпийских игр в 1972 году, когда, как полагают, палестинцы прилетели в Мюнхен с оружием в разобранном виде, меры безопасности в аэропортах ужесточились.

Напрасные усилия, размышлял Эрих. Палестинское оружие доставили в Мюнхен люди «Вольфшанце», их «Вольфшанце».

Ганс смеялся вместе со служащими аэропорта, обменивался с ними шутками. В Женеве, подумал Эрих, не будет ни шуток, ни контролеров, ни таможенников. Будет лишь первый заместитель префекта Женевского кантона. Ганс, один из самых уважаемых докторов в Мюнхене, специалист по внутренним болезням, прибывает в Женеву в качестве его гостя.

Ганс весь как на ладони, думал Эрих, глядя на приближающегося брата. Этакий бычок, он обладал необычайным шармом. Прекрасный футболист, возглавлял местную команду, а после матча обычно оказывал помощь травмированным соперникам.

«Странно, — подумал Эрих, — но Ганс больше подходит на роль старшего сына, чем я». Ганс работал с Иоганном фон Тибольтом, а Эрих — тихий ученый — был на побегушках. Однажды в момент сомнений он поделился на этот счет с Иоганном.

Фон Тибольт не хотел ничего слышать. Ему нужен настоящий интеллектуал. Человек, проживший праведную жизнь, никогда не поддававшийся эмоциям, не выходивший из себя. И разве не таким был этот скромный ученый, смело встретивший Тинаму и отстоявший свои взгляды? Взгляды, которые изменили всю стратегию.

Да, это правда, но не вся. Правда, которую Иоганн не хотел признавать. Ганс почти ровня фон Тибольту. И если они столкнутся, Иоганн может умереть.

Так считал тихий праведный интеллектуал. — Все идет, как надо, — сказал Ганс, когда они подходили к самолету. — Американец, считай, уже мертв. Ни одна лаборатория не обнаружит следов убийства.

Хелден сошла с поезда в Невшателе. Она стояла на платформе, приучая глаза к солнечным лучам, отражающимся от станционной крыши. Она знала, что ей надо быстрее смешаться с толпой, покидающей поезд, но не могла сдвинуться с места. Ей хотелось подышать свежим воздухом. Последние три часа она провела в темноте товарного вагона, спрятавшись за ящиками с каким-то оборудованием. В Бесанко дверь автоматически открылась ровно на шестьдесят секунд, и она проникла в вагон. Без пяти девять дверь открылась снова: до Невшателя она добралась незамеченной. Ноги ныли, голова раскалывалась, но все позади. И это стоило кучу денег.

Воздух заполнял легкие. Подхватив чемодан, Хелден направилась к вокзалу. Деревня Пре-дю-Лак находилась на западной стороне озера, милях в двадцати к югу. Она нашла таксиста, который согласился совершить это небольшое путешествие.

Дорога оказалась неровной, со множеством поворотов, но Хелден чудилось, что она плывет в воздухе. Она смотрела в окно на холмистую местность и голубую гладь озера. Богатство красок создавало впечатление ирреальности. Ей захотелось сосредоточиться и разобраться в происшедшем. Что имел в виду Полковник, когда написал, что устроил ее приезд к нему, поскольку считал, что она была «орудием врага»? Его враг «тридцать лет ждал схватки». Кто этот враг? И почему он избрал ее?

Что она сделала? Или не сделала? Опять ужасная дилемма? Проклята за то, чем была, и за то, кем не была? Боже, когда все это кончится?

Полковник знал, что скоро умрет. Он подготовил ее к своей смерти, позаботился о деньгах для оплаты тайного перехода в Швейцарию, к человеку по имени Вернер Герхард в Невшателе. Кто он? Кем он приходится Клаусу Фалькенгейму, и почему только после его смерти стало возможным войти в контакт с Вернером Герхардом?

Монета «Вольфшанце» имеет две стороны.

Таксист прервал ее раздумья.

— Гостиница внизу, возле берега, — сказал он. — Она не так чтобы уж очень...

— Ничего, меня устроит.

Окна номера смотрели в воды озера Невшатель. Кругом царило такое спокойствие, что Хелден не устояла перед соблазном и уселась у окна. Ей ничего не хотелось делать, лишь думать о Ноэле, потому что когда она думала о нем, то чувствовала себя... спокойно.

Но надо найти Вернера Герхарда. В телефонном справочнике Пре-дю-Лак его не оказалось; Бог знает, когда справочник обновлялся в последний раз. Но Невшатель — деревушка небольшая, и наверняка здесь все знают друг друга. Возможно, швейцару что-либо известно о Герхарде.

Он действительно знал Герхарда, но это не прибавило Хелден уверенности.

— Сумасшедший Герхард? — спросил с удивлением тучный мужчина, сидевший на плетеном стуле. — Вы хотите передать ему приветы от друзей? Вам следовало бы привезти лекарство для прочистки его мозгов. Он не поймет ни одного вашего слова.

— Я не знала, — ответила Хелден, охваченная отчаянием.

— Послушайте. Время уже послеобеденное, погода холодная, солнца нет. Вне всякого сомнения, он на площади распевает свои песенки и кормит голубей. Птицы пачкают его одежду, а он этого не замечает.

Она увидела Герхарда сидящим на каменном выступе круглого фонтана в центре деревенской площади. Старик никого не интересовал. Проходившие мимо люди изредка бросали на него мимолетные взгляды, скорее равнодушные, чем жалостливые. Изношенная одежда, рваный плащ со следами голубиного помета, как и говорил швейцар. Он был таким же старым и больным, как Полковник, но меньшего роста, с более одутловатым лицом и отекшим телом. Бледную сморщенную кожу прорезали тонкие вены, а его толстые очки в стальной оправе болтались в одном ритме с трясущейся головой. Руки дрожали, когда он доставал из бумажного пакета хлебные крошки и разбрасывал их по асфальту, привлекая стаи голубей, которые ворковали вблизи, как бы вторя бессвязным звукам, срывавшимся с губ старика.

Хелден почувствовала себя плохо. Она увидела человека за чертой дряхлости.

Монета «Вольфшанце» имеет две стороны. Катастрофа приближается...Бессмысленно повторять эти слова. Она еще переживала смерть великого человека, убитого за то, что его предупреждение сбывалось.