Адъютант его превосходительства

– Вы на себя в зеркало давно смотрели?.. У вас вид провинциального парикмахера! – с презрением в голосе сказал полковник и затем ровным и холодным тоном стал втолковывать: -

Наша идея глупа и бесталанна, ровно как и ее исполнение! К сожале­нию!.. Владимир Зенонович потребовал, чтобы Кольцову были принесены из­винения. Вы это сделаете! Скажете, что это была шутка… ваша шутка… розыгрыш, что ли? Словом, изворачивайтесь как хотите…

– Слушаюсь! – вытянулся Осипов, отметив про себя, что гроза миновала.

Щукин же сидел некоторое время молча, опустошенный приступом гнева, и думал о том, что, пожалуй, он излишне крут с Осиновым, что Осипов-чело­век исполнительный и инициативный и эти качества надо ценить, а не по­давлять их страхом и унижениями. Ведь Осипов старается потому, что тоже обеспокоен последними донесениями Николая Николаевича…

Затем мысли Щукина потекли уже в этом направлении. В штабе работает вражеский лазутчик. Как его выявить? Как?

О вояже подполковника Лебедева в Киев знали пять-шесть человек. О ювелире – столько же. И о картах Киевского укрепрайойа… Лебедев на се­бя донести не мог. Ювелир – тоже. Что же дальше? Остаются четверо. Ко­мандующий, понятно, отпадает. Значит, Осипов, Волин… Волин?..

Далее. В штабе красных стали регулярно появляться копия оперативных сводок. К ним допущен более широкий круг людей. Их читают работники опе­ративного отдела. Капитан Кольцов докладывает их командующему. Среди этих людей тоже надо искать… Кто же, кто? Впрочем, сейчас некогда за­ниматься предположениями, надеясь только на интуицию и опыт. Нужны изоб­личающие факты, вот в этом направлении и надо действовать.

Быстро набросав на лист бумаги несколько фамилий, Щукин уже без тени гнева проговорил:

– Садитесь, Виталий Семенович, и давайте помыслим логически. – И ус­мехнулся внутренне. Он знал, что именно в логике Осипов не силен и ре­зультатом его умственных построений? могут явиться лишь посредственные – облегченные и банальные – варианты. Однако он преднамеренно сказал «ло­гически – ему было известно, что Осипов считал себя мастером именно в этой области.

– Вот список людей, среди которых нужно искать врага. – Щукин протя­нул капитану только что заполненный листок. Осипов внимательно просмот­рел список, ненадолго задерживаясь на каждой фамилии и произнося каждую вслух.

– Волин? – Он вопросительно посмотрел на Щукина.

Тот лишь молча кивнул. И вновь погрузился в раздумье. Волин… Щукин в прошлом знал его. Знал и ценил. Поэтому и взял к себе в контрразведку. Все это так. Но не мог сказать решительно, как о том же Осипове: «Отпа­дает». Да, он знал Волина. В прошлом это был способный и абсолютно на­дежный жандармский офицер, убежденный враг большевиков. Но где был Волин последние два года? То, что рассказал он сам, пока невозможно проверить. Да, он был убежденным врагом большевиков. Но убеждения людей легко меня­ются, когда этой ценой им предлагают купить жизнь.

Но если Волин?.. Значит, именно он, Щукин, ввел в штаб предателя. Са­ма мысль об этом невыносима, но он не имел права ее отбрасывать, он дол­жен был проверить Волина с той же тщательностью, что и других подозрева­емых, какой бы удар на его самолюбию ни нанесли результаты этой провер­ки. Да и время ли думать о самолюбии сейчас, когда может рухнуть многое. Когда где-то рядом живет, ходит, действует враг.

И как бы подводя итог своим раздумьям, Щукин спросил:

– Итак, ваши предложения, Виталий Семенович?

– Задачка, – задумчиво сказал Осипов. – В математике такие уравнения считаются неразрешимыми. – И он искоса посмотрел на своего начальника.

– Ну почему же! Решение есть! – Щукин несколько мгновений молчал, наслаждаясь впечатлением, произведенным на Осипова, затем добавил: – Ес­ли, конечно, хорошенько подумать и поискать не облегченных и не ба­нальных вариантов!.. Дело Ленгорна помните?

– Что-то припоминаю… – Силясь вспомнить, Осипов прикрыл глаза, на­морщил лоб. – Связано с Брусиловским прорывом, кажется?

– Да. В штабе фронта находился германский агент, это мы знали навер­няка. Но кто он?.. Чтобы выявить шпиона, перед наступлением было подго­товлено несколько разных донесений. И с несколькими фельдъегерями отпра­вили их в царскую ставку. Донесение, которое доставил флигельадъютант царицы Ленгорн, стало известно германскому командованию.

Осипов с нескрываемым уважением посмотрел на Щукина.

Он сразу же оценил перспективность предлагаемого варианта проверки:

– Но ведь примерно так можно выявить шпиона и у нас в штабе… Соста­вим ложную оперативную сводку и…

– Нет, – охладил пыл Осипова полковник. – Тут нужно сочинить что-то похитрее, позаковыристей, что ли… Подумайте, словом! И не медлите с исполнением – нет у нас на это ни времени, ни права!

Размышляя о ходе летне-осенней военной кампании, Ковалевский уже дав­но пришел к выводу, что, прежде чем наступать на Москву, нужно обяза­тельно взять Киев. Это сократит растянувшийся фронт и высвободит нес­колько дивизий. Кроме того, взятие Киева окажет благоприятное моральное воздействие на солдат и офицеров, а также заставит союзников больше счи­таться Добровольческой армией. Пользуясь этим, можно попросить у них до­полнительной помощи. Ковалевский рассчитывал выпросить у союзников тан­ки. Участие такой невиданной доселе в России техники, как танки, могло во многом решить исход кампании.

Бормоча себе под нос какую-то мелодию, Ковалевский стоял с карандашом и циркулем в руках возле тщательно помеченной кружками и флажками карты. Его сосредоточенный взгляд блуждал над голубой извилистой лентой Днепра, над днепровскими плавнями, плесами и болотами. Иногда циркуль делал нес­колько шагов по карте и снова застывал на одной ноге, как цапля…

Ах, если бы сейчас у него были танки. Киев был бы взят! Никто еще не мог устоять перед танками. Но их нет, и союзники пока не дали положи­тельного ответа. Они выжидают…

Карандаш Ковалевского нарисовал на карте подкову. Застыл на несколько мгновений и пририсовал к подкове стрелку, острие которой было направлено в большой темный кружок с надписью: «Киев»…