Страница 65 из 144
– Садись… Юра. Так, кажется, тебя зовут? – ласково произнес Фролов, с любопытством вглядываясь в хмурое лицо маленького гостя.
«Покупают», – растерянно подумал Юра и решительно ответил:
– Ничего я вам рассказывать не буду. Можете сразу расстрелять. – И высокомерно пожал худыми плечами.
Фролов беззвучно засмеялся, глаза у него сошлись в веселые щелки.
– С расстрелом мы малость повременим. А рассказать я тебя прошу только одно: за какие провинности тебя упрятали в чулан? А?
Юра сжался, беспомощно глядя перед собой, и невесело молчал.
– Ну что ж… не хочешь рассказывать – не настаиваю, – пристально оглядев Юру своим особым прищуренным взглядом, продолжил Фролов. – Понимаю
– кодекс чести. Да мне и не нужно, чтобы ты выдавал чьи-то секреты. Мне и без тебя хорошо известно, что за птица – твой дядя. И кто такие – его друзья. И чего они добивались – тоже знаю… Ты, конечно, не раз слышал, как высокомерно они называли себя патриотами.
Говорили высокие слова о чести, совести, любви к родине. А на самом деле они попросту отпетые бандиты. Все. В том числе и твой дядя!
Фролов задел в Юре самое больное, и тот опустил голову. Перед его мысленным взором один за другим прошли рябой Мирон, вкрадчиво-сладкий Бинский, весовщик Загладин, Лысый, Прохоров, испуганный подполковник с пистолетом в руке, Викентий Павлович с искаженным от гнева лицом…
– Запомни, плохие люди не делают хороших дел!.. Так-то вот! – хоть и резко, но с доброжелательством произнес Фролов и неторопливо размял в руках тощенькую папироску, прикурил, позвал Красильникова: – Отведи его, Семен, в дежурку, пусть там побудет. И вели, чтоб чаем напоили.
Большая комната, куда привел Юру Красильников, поражала строгой, почти стерильной аккуратностью, даже обычные дощатые нары не портили этого впечатления.
В раскрытые окна с улицы неутомимо вливалось солнце, наполняя комнату веселым светом, матово блестели в пирамиде стволы винтовок, отсвечивал золотом большой надраенный медный чайник.
Четверо красноармейцев за столом играли в домино. На нарах, прикрыв глаза от солнечного света кто фуражкой, а кто и просто рукой, спали еще несколько красноармейцев. Один сидел в нижней рубашке и пришивал к гимнастерке пуговицу.
– Входи, входи, – добродушно подтолкнул Красильников Юру и обратился к красноармейцам: – Пусть мальчонка пока тут у вас посидит.
– Это как? – перекусывая нитку, спросил красноармеец в нижней рубахе.
– Под охраной его, что ли, держать? Или он сам по себе?
– Да нет! Скажешь тоже – под охраной. Сам по себе…
Чаю ему дайте! – Красильников порылся в кармане бушлата, достал кусок сахару, стыдливо сунул его Юре в руку и тут же вышел.
…В полдень Лацис вызвал к себе Фролова с докладом. Слушал не перебивая, ни на миг не спуская с докладчика прямого, заинтересованного взгляда. Он по привычке стоял у окна, и за его плечами виднелось широкое, разливное украинское небо и луковки собора, так похожие на этом фоне на созревшие каштаны…
– Сперанский – один из руководителей заговора, – докладывал Фролов. – В прошлом – кадровый офицер. Вот… нашли при обыске… – Он положил на стол несколько фотографий. – Бывший председатель местного союза офицеров. Убежденнейший монархист.
– Что показывает? – Лацис прислонился спиной к подоконнику и весь напрягся в ожидании.
– От показаний отказался! – Фролов грустно усмехнулся.
На столе лежали фотографии. Лацис стал неторопливо их рассматривать… Вот еще совсем молодой и бравый Викентий Павлович в новенькой офицерской форме картинно стоит, опираясь на эфес шашки… А вот групповая фотография: он – в центре – уже с внушительным лицом и строгим обличьем. На третьей фотографии он же, по-гвардейски вытянувшись, с восторженно-оторопелым выражением лица, стоял возле кресла, в котором сидел полковник. Это был полковник Львов.
Фотографии – тоже свидетели. Они давали показания, нужно было только внимательно всмотреться в них. И эти показания были против их хозяина, они говорили красноречиво о нем как о человеке заурядном и самовлюбленном. Такие люди обыкновенно упрямы.
– А вы его пока не трогайте, – небрежно бросив на стол фотографии, посоветовал Лацис. – Пусть денек потомится. Глядишь, разговорчивее станет. Такая порода больше всего боится неизвестности.
– Денек?.. Да за денек они могут такого натворить!..
– Умение ждать – тоже немалая чекистская наука, Петр Тимофеевич, – мягко заметил Лацис и обнял Фролова за плечи.
Потом они обсуждали текущие дела. Их к середине дня уже накопилось немало, все они были важные, все требовали безотлагательного решения.
В завершение разговора Лацис рассказал Фролову, что к нему обратился Управляющий делами ЦК КП(б)У Станислав Викентьевич Косиор, по совместительству возглавляющий недавно созданное при военном отделе ЦК Зафронтовое бюро.
Просил помочь наладить надежную связь с Харьковом. До сих пор она осуществляется курьерами от случая к случаю, и зачастую ценная информация приходит с большим опозданием, устаревает.
Слушая Лациса, Фролов все больше хмурился. Он понимал: к хорошо налаженной и пока не имевшей провалов эстафете, по – которой передавал свои донесения Кольцов, Косиор рассчитывает подключить и своих людей из Харьковского подполья. Дело общее, это ясно. И все же умножалась вероятность провала эстафеты и неизмеримо увеличивался риск для самого Кольцова. Фролов так прямо и сказал об этом Лацису.
– Риск, бесспорно, возрастает, – согласился Лацис. – Однако что иное мы можем предложить?
– Надо подумать, – потер подбородок Фролов. – Во всяком случае эстафету, которая надежно действует, не следует трогать. Думаю, можно сдублировать эстафету. Наладить еще одну – запасную. Она, в общем, уже существует, хотя мы ею еще и не пользовались. Через Харьковское депо. Вот ее и нужно попытаться привести в действие. Пока пусть ею пользуется Зафронтовое бюро, а в случае надобности к ней сможет подключиться и Кольцов.
Лацис согласился с доводами Фролова, и они договорились вернуться к этому разговору еще раз в ближайшие же дни.