Страница 63 из 64
- Никого еще нет? - спросил я.
- Витька и Павел здесь.
На перроне было очень много провожающих: проводы на курорте - тоже один из видов развлечений. Больше всего людей толпилось возле двух московских вагонов. На второй путь пришел утренний поезд из Симферополя. Пробежал Женин отец, выкрикивая:
- Предлагаю комнаты. Прекрасные комнаты на любой вкус и карман.
Пришел Сашка с родителями, потом появились Катя и Женя. Они вышли из зала ожидания: наверно, сидели там, пока не собрались все. Я старался не торчать на глазах и ждал маму. К вагону подошла наша историчка Вера Васильевна.
- Саша, Витя, подойдите ко мне. А где Володя? - спросила она.
Я подошел. Я совсем забыл, что сегодня в школе выпускной вечер. Вера Васильевна привезла нам премии. Меня премировали шахматами, Витьку романом "Как закалялась сталь", а Сашку - "Первой конной" Бабеля. Вера Васильевна вручала нам премии и каждого целовала, а по поводу Сашкиной премии произнесла небольшую речь.
- Саша, - сказала она. - Только понимая, что ты достаточно подготовлен, чтобы понять пороки этой книги, и что ты очень любишь этого талантливого, но чуждого нам по идеологии писателя, я согласилась, чтобы тебя премировали "Первой конной".
Сашкина мама прослезилась. Вера Васильевна тоже была очень взволнована. Она обняла меня за плечи, спросила:
- Где мама?
- На бюро. Должна вот-вот подъехать.
- Какое-то бюро, когда уезжает сын, - сказала Сашкина мама.
Интересно, для кого она это сказала? Если для меня, то напрасно: я не желал ее слушать.
- Всегда грустно расставаться с учениками. Но без этих мальчиков я не могу себе представить школу. Наверно, старею и становлюсь сентиментальной, - сказала Вера Васильевна.
- Пусть все молодые будут такими молодыми, как вы, - сказала Сашкина мама.
Сашкин отец стоял, заложив руки за спину, смотрел на Сашку и тихонько напевал.
Меня позвал дядя Петя и отвел к окну зала ожидания. Он долго смотрел на меня, так долго, что мне стало неловко.
- Скажи. Правду скажи. Витька на меня не обижается? - спросил он.
- Нет, дядя Петя, не обижается. Никто на вас не обижается.
- Так... Просьба у меня к тебе. Витька - он как цыпленок, догляди за ним.
- Все будет хорошо, дядя Петя. Вот увидите, все будет хорошо.
- Хорошо, коль увижу. - Дядя Петя взъерошил мне волосы и хлопнул по спине. Он вернулся к тете Насте и к Витьке, а я подошел к вагону и встал против входа на перрон, чтобы не прозевать маму. В вагонном окне стоял Павел.
- Чем дольше живу, тем больше радуюсь: хорошо, когда родственников нет, - сказал он.
Катя и Женя прогуливались под руку. Иногда подходили к Сашке и Витьке, о чем-то переговаривались и снова прогуливались. Им тоже было хорошо: через две недели и они поедут в Ленинград. Женя уже получила вчера вызов из консерватории. Катя и Женя подошли ко мне. Катя сказала:
- Знаешь, что мы решили? Побудем сегодня на вечере, а завтра поедем к Инке.
- Правильно решили, - сказал я. Они отошли и, кажется, на меня обиделись.
А мамы все не было.
Пробил третий звонок, и вдруг все вспомнили, что еще не сказали самого главного и, по сути, еще не простились. К вагонной лесенке нельзя было подойти. Сашкина мама стояла впереди всех, и Сашка из тамбура кричал ей:
- Что ты меня оплакиваешь? Я же не покойник!
Вера Васильевна крикнула:
- Пропустите Володю!
Она подталкивала меня и говорила:
- Можешь всегда на меня рассчитывать.
Пока я пробивался к подножке, меня трогали за плечи, желали счастливого пути, кто-то поцеловал - кажется, тетя Настя. Вагон вздрогнул, я встал на подножку и тогда увидел маму. Она шла от головы поезда. Она, наверно, понимала, что опаздывает, и потому шла от головы, чтобы не пропустить мой вагон. Поезд медленно катился, и слышно было, как буксовал паровоз. Я спрыгнул на перрон и побежал навстречу маме. В толпе не так-то легко было ее найти. Мы столкнулись неожиданно и обнялись. Мимо катился мой вагон. Сашка с Витькой кричали и протягивали мне руки. Я встал на подножку. Мама шла рядом, подняв ко мне лицо. Из-под кепи выбивались влажные седые волосы, и по вискам текли струйки пота. Мама начала отставать, вагон выкатился из-под вокзального навеса на солнце, мама шла и смотрела на меня и к концу перрона вышла впереди всех. Я помню маму на конце перрона в ее черных туфлях с перепонками, в канареечного цвета носках и длинной юбке. Ноги у мамы были как мраморные: белые в синих прожилках.
Больше я маму никогда не видел, даже мертвой...
На узловой станции московские вагоны отцепили до прихода поезда Симферополь - Москва. Мы уже были на перроне, когда маневровый паровоз потащил вагоны на запасный путь. Мы стояли на пустом перроне. Впервые за нашей спиной не было опекающих глаз, и отныне мы были подотчетны в своих поступках только себе. Такое дано испытать раз в жизни, когда навсегда покидаешь дом, и если когда-нибудь вернешься в него, то уже гостем.
- Живешь - до всего доживешь, - сказал Сашка. - Так постараемся подольше не умереть.
День разгулялся. Сквозь подошву туфель чувствовалось тепло нагретых солнцем плит. Мы пошли в станционный буфет пить крем-соду. Она была холодной и шипучей. Мы выпили столько, что трудно было дышать, и одновременно полезли в карманы, чтобы расплатиться. Я достал свой новый кошелек - мамин подарок.
- Покажи сюда, - сказал Сашка. Он вертел в руках кошелек, и Витька заглядывал через его плечо: ни у него, ни у Сашки кошельков не было. Павел у стойки пил пиво, смотрел на нас и посмеивался.
- Может, дернем чего-нибудь покрепче? - спросил он.
- В такую жару сам пей покрепче! Мы на себя не обижены, - сказал Сашка.
- С тоски подохнешь от таких попутчиков, - сказал Павел.
Сашка и Витька немедленно отправились в город покупать кошельки. Павел беседовал с буфетчицей.
- Налей, милая, стакан чистой и дай что-нибудь понюхать.
- Вам правильно молодые люди подсказали: жарко пить, - сказала буфетчица.
- Так это профессора, - сказал Павел. - Их слушать - с тоски повесишься.
Оба локтя Павла упирались в стойку. Буфетчица тоже прилегла на стойку, спрятав руки под грудь. Они почти касались головами и улыбались. Я взял для Алеши две бутылки пива: он остался в вагоне караулить вещи. В вагоне было душно и пусто: большинство пассажиров отправилось в город. Я вышел в настежь открытый тамбур. Его продувало насквозь, и здесь было прохладней. Я сел на подножку с теневой стороны. За путями начиналась степь и ярко блестело соленое озеро. Из него по каналу текла вода в карты на соляных промыслах. Пришел Витька и уставился на меня.