До свидания, мальчики !

- Что с тобой? Где Сашка?

- Да в соседнем вагоне. Там дамочка едет с дочкой. Ты Инку видел?

- Когда?

- Сейчас. Я думал, она уже здесь. Мы с Сашкой ее видели: она на станцию шла.

Я спрыгнул с подножки и побежал к станции, прошел зал ожидания, вышел на улицу, снова вернулся на перрон - Инки нигде не было. На перроне стоял Витька.

- Вы говорили с ней? - спросил я.

- Нет. Сашка с той дочкой разговаривал. Мы думали, здесь ее увидим.

- Останься возле вагона и никуда не отходи, - сказал я.

Инку я нашел в палисаднике. Она сидела на тумбе ограды и медленно покачивала ногами.

- Инка, что ты здесь сидишь? Почему не подошла к вагону?

- Не хотела, чтобы ты меня видел.

- Почему?

- Так...

В глазах у нас еще что-то таилось от пережитого на пустыре, и потому мы не могли долго смотреть в глаза друг друга. Между тумбами было вделано по три трубы - одна над другой. Я сел на верхнюю и все равно сидел ниже Инки.

- Завтра к тебе приедут Катя и Женя.

- Пусть приедут. Я сегодня тоже норму не выполню. Тех, кто не выполняет норму. Юрка сажает за стол отдельно от всех, чтобы все их видели. Я все время сижу отдельно от всех.

- Не будем говорить о Юрке. Давай о себе поговорим.

- Давай.

- У меня такое чувство, как будто я в чем-то виноват перед тобой. Наверно, виноват...

- Ни в чем ты не виноват. И не надо говорить. Не надо об этом говорить, пока я не приеду в Ленинград.

- Ты приедешь?

- Наверно, приеду. Ты не слышал, что я тебе крикнула, когда ты уходил? Не слышал?

- "Вон парус"?

- "Вон парус" я раньше крикнула. Я очень рада, что ты не слышал.

- Что ты крикнула?

- Этого я тебе никогда не скажу... А может быть, скажу, если приеду в Ленинград. Я так боялась, что ты слышал. - Инка сверху из-под ресниц поглядывала на меня, чуть кося глазами. Она до половины сняла старенькие лодочки, и они держались на пальцах. На влажной ступне четко обозначалась кромка пыли. - Володя, я пойду, - сказала Инка и продолжала сидеть.

- Подожди, до поезда еще двадцать минут, - сказал я.

- Я не буду ждать поезда. Мне же еще идти семь километров, а потом я еще должна работать. Я с обеда ушла.

- Хочешь есть?

- Нет. У тебя деньги есть? Купи мне черешни. Я шла через базарчик и видела черешни.

Мы вышли из палисадника.

- Сашка и Витька тебя видели. Ты к ним не подойдешь?

- Нет.

На пристанционном базарчике я купил Инке большой кулек черешни. Я обнял Инку и поцеловал. Мы поцеловались торопливо, потому что стеснялись посторонних. У Инки были полные глаза слез, но она не плакала. Она пошла от меня, и на ходу ела черешни, и сплевывала под ноги косточки.

- Из молодых, да ранние, совести нет, - сказала женщина, торговавшая шкатулками из ракушек. Я стоял и смотрел, пока Инка не повернула за угол, а потом сказал:

- Тетенька, а зачем человеку совесть?

- Оно и видно, что тебе она ни к чему.

Я не стал говорить с этой разомлевшей от жары женщиной. На первом, пути стоял наш поезд. На перроне на меня налетел Сашка и начал орать:

- Где тебя носит? Я обегал всю станцию.

- Не ори, - сказал я. - Ходил смотреть город.

- Инку видел?

- Померещилась вам Инка.

- С ума сойти. Я же видел ее собственными глазами.

- Надо было подойти.

- Но она шла на станцию. Кто мог подумать, что она идет не к нам?

Мы прошли к нашему вагону. Возле него стоял Витька.

- Ты слышал? Оказывается, Инка нам померещилась. Оказывается, мы с тобой психи, - сказал Сашка. Витька смотрел на меня и молчал. К вагону подошел Павел. У него блестели глаза, и он несколько раз провел рукой по воздуху прежде, чем ухватился за поручни.

- В Джанкое буду опохмеляться. Разбудите, - сказал он.

Пробило три звонка, и пассажиры бросились к вагонам. Мы прошли до второго тамбура. Я остался в тамбуре. Сашка тоже хотел остаться, но Витька втолкнул его в вагон. За станцией горячий ветер ворвался в отворенную дверь. По глазам ударило море - густо-синее, в белых барашках. На пустой дороге я увидел маленькую фигурку, и на таком расстоянии не понять было, идет она или стоит на месте. Я спустился на последнюю ступеньку и провис на поручнях. Ветер рвал на мне рубашку, близко под ногами пролетала назад земля.

- Инка, моя Инка!

Ветер заталкивал в рот слова, а грохот поезда заглушал голос.