Комбыгхатор

Это был просёлок, настоящий живой просёлок, по нему ездили машины. В колее хорошо пропечатывался след протектора в виде "ёлочки". К тому времени мне уже было всё равно, в какую сторону идти. Я слишком устала, ноги были мокрые и грязные до колена, платье порвалось о сук, руки исколоты после борьбы с кустарником и сухим подлеском. Инстинктивно я выбрала то направление, куда указывала вершина "ёлочки" и почти сразу попала на болотце, через которое текла чёрная торфяная речушка. Дальше дорога резко сворачивала вглубь леса. Нет, туда мне идти не хотелось.

Перевёрнутая "ёлочка" быстро вывела меня назад, а потом пошла дальше. Дорога поднималась немного вверх, и земля, на которой отпечатывалась "ёлочка", становилась всё суше и твёрже. Скоро мне уже стало всё равно, куда двигалась машина. Лишь бы закончилась дорога.

Машина оказалось стареньким ржавеньким трактором. Он стоял возле домика, который иначе как лачугой назвать было невозможно. Также трудно было не заметить, что он весь целиком, от крыши и до порога, был сколочен и слеплен из материалов, доставленных прямо со свалки. Я не ожидала найти возле двери электрического звонка и при этом побрезговала взяться за ручку даже своими грязными руками. Толкнула локтем. Дверь плавно поддалась. Тогда я постучала. Никто не откликнулся. Я зашла внутрь.

Нет, внутри всё было приличнее. Просто очень приличнее. Ну, даже совсем прилично. Мгновенно мне стало неудобно стоять в своей грязной обуви на идеально чистом полу, и уж нечего было даже думать, что присесть на стул, диван или кресло. Я нисколько не сомневалась, что вся мебель и вся обстановка имели своим происхождением ту же свалку, но я также не сомневалась, что человек, занимавшийся созданием интерьера, обладал замечательным вкусом и имел превосходное чувство стиля. Возможно, в своём развитии он уже начинал перерастать расу комбыгхаторов, приближаясь к республикаторам, про себя улыбнулась я. Короче, в этом домике можно было жить.

Тот, кто тут жил, в данный момент времени принимал душ. Я это поняла по размытой человеческой тени, которая появилась на прозрачно-матовых дверях ванной сразу после того, как стих шум воды. Через несколько минут дверь распахнулась, и из неё вышел молодой человек. Он был в длинном банном халате и на ходу вытирал голову полотенцем. Проходя мимо меня, он резко остановился, внимательно изучил меня с ног до головы и даже как будто рентгеном заглянул внутрь. После этого он развернулся и направился к бельевому шкафу. Достал оттуда комплект полотенец и ещё один халат и унёс всё это в ванную. Выходя, он оставил дверь открытой. Затем снова принялся лохматить волосы полотенцем. Медленно проходя мимо меня во второй раз, он кивнул головой назад и вбок. Я сделала правильный вывод и немедленно направилась в ванную. Внутри этой небольшой, но потрясающе чистой, светлой, уютной комнатки ещё сохранялось тепло от недавней помывки, а вода в кранах была восхитительно горячей. Впервые в жизни во мне шевельнулось чувство благодарности к представителю расы комбыгхаторов.

 

Дневниковые записи Раздо. Свидетельство #19

В нашей деревне живёт один местночтимый писатель. Никто не знает его настоящего имени, а его вполне бытовое прозвище Рассол почему-то все путают с литературным псевдонимом. Никто также никогда не считал писателя сильно пьющим, но все почему-то всегда соглашались, что псевдоним ему очень подходит.

Он живёт очень скромно и довольно уединённо. Почти как монах. Но пишёт фантастику. Одно время мы с ним закадычно дружили, и он мне рассказывал кое-что — больше о своей профессии. Он говорил, что человеческая фантазия настолько неуёмна, что совершенно неважно, какой именно сюжет в данный момент времени писатель изберёт. Фантастика вообще бьёт по площадям. Настолько по площадям и столь часто по площадям, что многое из будущего будет угадано правильно просто по закону больших чисел. Главное в его профессии — никогда не останавливаться.

Вчера за ужином я заговорил с Шесси о Рассоле. Я сказал, что он всегда был писателем-эгоистом. Он писал только то, что ему самому хотелось почитать. Шесси внимательно посмотрела на меня и сказала: "Что на тебя нашло, Раздо?"

Ничего на меня не нашло.

 

Вакцина для цикад. Свидетельство #20

Мы так замечательно с ним молчали, что первые несколько дней даже не спрашивали друг друга, как кого зовут. Но я несколько раз проходила мимо стола, на котором был, естественно, идеальный порядок, и однажды заметила, что на письменном приборе в аккуратном лоточке лежит початая пачка визиток. Одну я взяла. На ней красивым шрифтом было начертано:

 

Магний Орехович Рим-Верхневенский

естествоиспытатель

фаза 4/7/0/3/3

 

Про последнюю строчку ничего сказать не могу, но благодаря второй снизу (сверху тоже) мы с ним пробили стену молчания и потихоньку разговорились. Оказывается, "естество" для него значило вовсе не то, что когда-то понималось как "природа", а только естество человека. И для постижения это самого естества естествоиспытателю требовалось усилие. Большое усилие. И ещё уединение. Очень много уединения. Наедине со своим естеством Магний проводил недели, месяцы, годы, и, надо сказать, они прекрасно уживались друг с другом.

Они и со мной постепенно начали уживаться. Мы все вместе гуляли. Мы даже ходили на экскурсию к жерлу мусороприёмника, того вулкана наоборот, который официально назывался ММАМБО — межмуниципальный атомизатор мусора и бытовых отходов. Но это был очень полезный атомизатор. Он расщеплял мусор на отдельные атомы химических элементов, а потом отправлял их на сборку всяких новых нужных молекул. Иногда даже очень полезных. И вкусных. Я совсем не испытывала теперь никого страха, когда стояла на краю этой мусорной лавы, низвергавшейся в вулкан. А всё потому что Магний держал меня за руку.