Комбыгхатор

Когда утром я проснулась, в квартире никого не было. Не было и на следующий день. А ещё через день поздно вечером заявился какой-то грубиян и сказал, что теперь он тут живёт. Первым делом он приказал выкинуть диван и меня вместе с ним. Так я оказалась одна в чужом городе, в темноте, на какой-то свалке-помойке, на пропахшем мёртвой собакой диване. К счастью, дождя в ту ночь не было, и я смогла немного поспать, накрывшись старой курткой, которую нашла в куче мусора.

 

Дневниковые записи Раздо. Свидетельство #17

Шесси как-то говорила, что когда её отца положили в больницу, на все вопросы врачей, как он себя чувствует, он отвечал: "Нормально, но ничего". И лишь когда умирал, он признался: "Средне, но ничего".

Я вспомнил об этом, когда сегодня прилетел голубь. Утром я сидел на веранде и курил, когда вдруг прилетел этот голубь, уселся на перила, посидел, посидел, а потом вдруг начал озабоченно ходить взад-вперёд, кося на меня своим глазом. Я тоже таращился на него, а потом вдруг сделал открытие. Оказывается, у голубя глаза такие же, как у плотвы. Или у плотвы глаза такие же, как у голубя. Не знаю, что это значит. Или это какой-то знак, знамение. Прилетевшая птица — это, говорят, к чьей-нибудь смерти. А прилетевшая плотва?

 

Вакцина для цикад. Свидетельство #18

Проснулась я от того, что диван дрожал. Солнце уже встало и не по-осеннему припекало, под курткой я совершенно согрелась и даже слегка вспотела, неприятные запахи усилились. Впрочем, к ним я уже принюхалась, а вот мелкая дрожь дивана скоро стала невыносимой.

Когда я встала и спустила ноги на землю, то увидела, что это вибрирует земля. Тряслась вся территория этой свалки, зажатой между лесом и далёкими окраинными районами города. Более того, земля всё время куда-то ехала. Это я заметила по тому, как сбоку двигался лес. Он двигался заметно быстрее, чем видимые на горизонте дома, да ещё и становился как будто всё ближе и ближе.

Ноги мои приняли решение раньше, чем выдала им приказ голова. Наверное, это было из-за того, что вибрация проникала в меня именно через ноги, и именно через них проникало в меня то болезненное ощущение, будто я механически разрушаюсь. Будто я состою не из мягкой упругой плоти, а из каких-то мелких, разболтавшихся железных деталек, которые трутся друг о друга и противно дребезжат.

Я решила выбираться оттуда поскорее  и сразу двинулась к лесу, но путь туда преграждали огромные горы мусора. Самые большие из них не только рыхло тряслись, но и осыпались. Я старалась обходить такие горы стороной, хотя они состояли из довольно мягкой субстанции. Пусть ужасно вонючей, но всё-таки мягкой. Гораздо большую опасность представляли баррикады из крупной бытовой техники, сломанной и несломанной мебели, разбитых и неразбитых машин, сваленных в кучи стройматериалов, а также развалы всяких упаковочных материалов. Там были кипы рваного полиэтилена, залежи стекла и острого пластика, груды проседающих подо мной картонных коробок, штабели крепких досок с гвоздями и целые поля разломанных деревянных каркасов непонятного назначения. Я очень боялась во всём этом заблудиться, безвылазно застрять, а то и сломать ногу.

Лес был уже близко, когда я поняла, что земля движется в сторону какой-то обширной поляны, прогалины. Оттуда доносился глухой шум, иногда слышалось лязганье, но больше всего было какого-то тревожного шуршания. От этого шуршания у меня на голове непроизвольно шевелись волосы.

Сам лес не двигался. Двигалась земля свалки. Это я поняла, когда преодолела большой забетонированный ров, по дну которого текла речка-вонючка, и выбралась наверх, под деревья. Там я некоторое время просто лежала, уткнувшись лицом в павшие листья и вздыхая прелые запахи настоящей земли. Сзади осталась ненастоящая. Фактически то была лента широкого ленточного транспортёра, на которой мусор подъезжал к гигантскому жерлу мусороприёмника. А потом сваливался вниз. Водопадом. Мусоропадом.

Близко к тому месту я не рискнула подойти. Посмотрела только издалека, и мне этого хватило. Физическая дрожь тела, ещё остававшаяся во мне после пребывания на свалке, ненадолго слилась с безудержной панический дрожью, но с ней я всё-таки справилась. Всё-таки успела поднабраться опыта в этой жизни. Что-то повидала, прочувствовала, узнала. И опять же врождённые инстинкты.

Жаль, что никакой из инстинктов не подсказывал мне, как лучше вернуться в город. В обход ли жерла мусороприёмника, или через предполагаемое начало всей этой свалки? Транспортёрная лента имела конец, значит, где-то должно было быть место, где мусор загружался. Делалось это наверняка днём, ночью лента не двигалась. Я это отлично помнила. Никакой ночью вибрации не было.

Я выбрала путь к началу свалки и двинулась вдоль бетонного рва и по направлению к городу. Маленькая пешеходная тропинка тут еле угадывалась, по ней явно дано не ходили. Иногда тропинка совсем пропадала, и мне приходилось пробираться через заросли кустарника, а то и вовсе далеко углубляться в лес, чтобы обойти завал из упавших деревьев. Блуждая в лесу, я внезапно вышла на другую тропинку, достаточно хорошо протоптанную. Она заметно петляла. То ныряла в густой еловый подлесок под большими деревьями, то зачем-то вела на ужасно сырые места, но всегда уверенно пробивалась в нужном мне направлении. Сбоку время от времени появлялись просветы, указывающие, что свалка по-прежнему где-то там.

В одном сыром месте, обходя глубокую лужу, которая по краям была вся истыкана копытами животных, а посередине размешана в одну сплошную жижу, я вдруг остановилась и, наконец, догадалась, что люди по этой тропе никогда не ходили. По ней ходили только животные. Самое время было отчаяться. И не столько потому что я боялась животных, а хотелось уже, чтобы всё поскорее закончилось. Но вокруг, как назло, густо разрасталась осока, высокая, жёсткая и острая, и соваться туда не имело смысла. Поворачивать назад тоже. Я решила добраться по тропинке до ближайшего сухого места, а уж там, если и продвинуться вперёд, то только для разведки, шагов всего на двадцать-тридцать, не более. В случае, если впереди не появится нормального большого просвета, указывающего путь к свалке, я намеревалась вернуться назад. Я прошла шагов двести и вдруг вышла на дорогу.