Воришка

Она дважды перегнула лист бумаги и подала его Мак-Ковнею.

— Покажете это Мэри, Джоан и мистеру Михаму, моему адвокату. — Она, без сомнения, была очень довольна собой. — Захватывающее дело, Мак-Ковней, не правда ли?

— Да уж, — вяло произнес Мак-Ковней.

— У меня что-то аппетит разгулялся. Не знаю, здесь есть кухня?

— Нет.

— Тогда принесите мне что-нибудь из магазина на углу. Два сэндвича с салатом из тунца и кофе побольше. Вся еда, — добавила она насмешливо, — за ваш счет. Я забыла дома свой кошелек.

— Деньги, — произнес Мак-Ковней. — Деньги.

— О чем это вы?

— А что будет с вашими деньгами?

— Недавно я составила завещание.

— На что же вы собираетесь жить?

— Возможно, — сухо заметила миссис Китинг, — вам удастся сотворить еще одно чудо.

Когда он принес из магазина еду, она с явным удовольствием поела и выпила кофе. Второй сэндвич миссис Китинг предложила Мак-Ковнею, но он был слишком удручен, чтобы думать о еде. Сотворенное им чудо лопнуло как большой мыльный пузырь. Вместо него появилось чувство, что он выковал железную пулю.

Так прошел день. Он покинул миссис Китинг, оставив ей несколько яблок и кипу старых журналов. На следующий день Мак-Ковней переговорил с Мэри и Джоан Китинг, а также позвонил Михаму. После обеда он отпустил своего помощника Джима Вагнера, и когда тот ушел, набил гроб миссис Китинг — прекрасную модель из бронзы и белого сатина, выбранную Мэри по каталогу — обернутыми в старые газеты камни, чтобы сохранился нужный вес.

Мак-Ковней был слабым человеком, ему редко приходилось затрачивать на что-либо физические усилия. Поэтому, когда он закончил, его тело дрожало от усталости.

И тут позвонила Мэри, заявившая, что они с Джоан еще раз подумали и решили, что раз миссис Китинг при жизни была столь экономной, то и после смерти ей не будет покоя в таком роскошном гробу. Обычный, серый будет более подходящим, да и обойдется он дешевле.

— Но вы должны были сказать мне об этом раньше, — холодно заметил Мак-Ковней.

— Мы решили это в самый последний момент.

— Теперь уже поздно что-либо менять.

— Почему же?

— Есть определенные... технические сложности.

— Ну что же, мистер Мак-Ковней, раз вы не можете сделать для нас такую малость, мы вынуждены будем, наверное, изменить заказ.

— Ни в коем случае! Вы не сделаете этого. Думаю, это было бы верхом неприличия, мисс Китинг.

— Мы живем в свободной стране.

— Подождите. Хотите, я назначу вам специальную цену за бронзу и ткань?

— Что значит специальную?

— Ну, скажем, с двадцати пяти процентной скидкой?

На другом конце телефонного провода прошло короткое совещание, после чего Мэри сказала:

— Но ведь все равно это будет стоить кучу денег.

— А тридцать пять процентов?

— Вот это нас устраивает, — заявила Мэри и повесила трубку.

В эту минуту дверь конторы Мак-Ковнея отворилась и в комнату вошла миссис Китинг со своей язвительной, как обычно, улыбкой. Мак-Ковней беспомощно посмотрел на нее.

— Вы не должны здесь появляться! Скорее возвращайтесь назад и...

— Я услышала телефонный звонок и подумала, что это, может быть, Мэри.

— Нет, звонила не она.

— Да нет, Мак-Ковней, именно она. Я ведь слышала каждое слово.

— Ну хорошо. — Мак-Ковней откашлялся. — Только не надо больше подслушивать.

— О, ее просьба не была для меня неожиданной. Меня это ничуть не задело. Так что, не огорчайтесь. Я никогда за последние годы не чувствовала себя так хорошо, как сейчас. А знаете, почему?

— Нет.

— Потому что мне не надо возвращаться домой. Наконец-то, я свободна. Свободна как птица. — Она вцепилась в его рукав. — Мне ведь не придется идти обратно домой, правда?

— Думаю, что нет.

— Надеюсь, вы ничего ей не сказали?

— Нет.

— Вы хороший человек, Мак-Ковней.

Когда стемнело, Мак-Ковней вывел свою машину из гаража и поставил к задней стене своей конторы, куда обычно подъезжали катафалки.

— Спрячьтесь-ка на всякий случай за заднее сидение, — сказал он, — пока мы не выедем за город.

— А куда мы поедем?

— Я отвезу вас в Детройт. Оттуда вы сможете уехать куда угодно автобусом или поездом.

— Куда же я должна уехать?

— Куда хотите. Вы ведь свободны, как птица.

Несмотря на то, что ночь была теплая, она опустилась на сидение, дрожа всем телом. Мак-Ковней укутал ее в плед.

— Послушайте, Мак-Ковней.

— Да.

— Я чувствовала себя гораздо свободнее, когда сидела взаперти в вашей маленькой лаборатории.

— Сейчас вам просто немного страшно, только и всего. Свобода — великая вещь.

Он вел автомобиль по направлению к автобану. Спустя полчаса, когда городские огни остались позади, Мак-Ковней предложил миссис Китинг пересесть на переднее сидение. Она согласилась и села рядом с ним, ее плечи были окутаны пледом, как у индианки. Мак-Ковней чувствовал себя обязанным развеять ее грусть, так как именно благодаря ему эта женщина оказалась в мчащемся по ночной дороге автомобиле.

— На свете столько прекрасных мест, — начал он твердым голосом, — которые стоит посмотреть.

— Например?

— Ну, скажем, Калифорния. Там круглый год цветут цветы. — Он немного поколебался. — Вот что я хочу вам сказать. Я давно уже мечтал о том, чтобы в один прекрасный день продать свое дело и, уйдя на покой, переехать в Калифорнию.

— Что же вам мешает сделать это?

— Я не мог до сих пор воплотить в реальность свою мечту только потому, что одинок, нет у меня ни семьи, ни друзей. А вы были когда-нибудь в Калифорнии?

— Много раз я проводила лето в Сан-Франциско.

— Вам там нравилось?

— Очень.

— Мне тоже там нравится. — Он снова прокашлялся. — Но в одиночку я бы там жить не смог. Вам не холодно?

— Нет, ваш плед греет великолепно.

— Как птица... насколько я понимаю, быть вольной птицей, оказывается, вовсе не так уж и замечательно.

— Почему?

— Слишком много свободы, не знаешь, что с ней и делать, разве что кружить в воздухе. Такая жизнь не подходит для столь солидной женщины, как вы, миссис Китинг.

— Вполне возможно.

— Полагаю...

— Знаю, Мак-Ковней, о чем вы думаете.

— Правда?

— Разумеется.

Мак-Ковней зарделся.

— Это... все как-то неожиданно, не правда ли?

— Я так не нахожу.

— Но еще полчаса назад я об этом и подумать не мог.

— Это вы. Женщины в таких вопросах более проницательны.

На какое-то мгновение Мак-Ковней замолчал.

— Конечно, мое предложение о женитьбе было сделано не в слишком романтичной форме. Я должен был сказать несколько прочувственных слов.

— Еще не поздно.

Он крепко обхватил рулевое колесо.

— Я думаю, что люблю вас.

— Надо говорить не так, — строго возразила она. — Я ведь не глупая гусыня, которая теряет голову от подобных слов. В моем возрасте любви уже не ждут. Я не хочу...

— Но я действительно люблю вас, — заявил Мак-Ковней.

— Не думаю.

— Вы еще в этом убедитесь.

— Это будет еще одним чудом, совершенным вами, Мак-Ковней?

— Главным из них.

Впервые в своей жизни миссис Китинг услышала признание в любви. В благоговейном молчании она сидела возле Мак-Ковнея, скрестив руки на груди, как девочка во время богослужения.

В Детройте Мак-Ковней поместил ее в отель и поспешил обратно домой, чтобы успеть на «похороны» миссис Китинг.

Две недели спустя они зарегистрировали свой брак в небольшом городке близ Чикаго. Во время долгого, безмятежного путешествия на Запад в автомобиле Мак-Ковнея оба они почти не говорили о прошлом и не высказывали тревоги в отношении своего будущего. Продавая свою похоронную контору, Мак-Ковней слишком торопился, что не позволило получить за нее настоящую цену. Поэтому он был несколько стеснен в средствах. Но он не хотел волновать свою жену подобными проблемами. К тому времени, когда они добрались до Сан-Франциско, от капитала Мак-Ковнея осталось совсем немного. И большая часть этого остатка пошла на покупку маленького домика в Беркли.