Воришка

За моими ушами струйками побежал пот.

— Чего вы желали, Мак-Ковней?

— Я хотел, чтобы они вновь ожили.

Тут я увидел, что мне машет рукой портье. Мой автомобиль стоял на обочине с работающим двигателем.

Я сел за руль, Мак-Ковней нехотя влез в машину и поместился рядом со мной. После этого наш прерванный разговор продолжился.

— Вы мне не верите, — заметил Мак-Ковней, когда мы отъехали.

— Я адвокат. Привык оперировать только фактами.

— Но разве то, что случилось, не является фактом?

— Ну, разумеется.

— Вот, это как раз и случилось.

— Вы хотите сказать, что она снова вернулась к жизни?

— Ну да.

— Это случилось благодаря вашему страстному желанию?

Он беспокойно заерзал на своем сидении.

— Я ввел ей адреналин и дал кислород.

— С другими клиентами вы проделывали то же самое?

— Чаще всего, да.

— Подобные действия являются общепринятыми?

— Для меня это было обычным делом, — со всей серьезностью ответил Мак-Ковней.

— Я всегда мечтал стать врачом. Во время войны я служил в санитарной части, где получил небольшие познания в медицинской области.

— Однако достаточных для того, чтобы совершать чудеса?

— Я не обладал возможностью возвратить ей жизнь. Это было лишь моим желанием. Она утратила только волю к жизни, а у меня ее вполне хватало на нас двоих.

Если между здравым смыслом и безумием действительно проходит лишь тоненькая грань, то за последний час Мак-Ковней пересекал ее многократно. Он перепрыгивал эту пограничную линию с легкостью ребенка, который без сомнения жил в его душе.

— Теперь-то вы поняли, Михам? Она потеряла желание жить. Я видел, как это произошло. Мы никогда не разговаривали с ней, она и имени-то моего, наверное, никогда не слышала, однако я наблюдал за ней в течение ряда лет, поскольку свою утреннюю прогулку она совершала вблизи моей конторы. Я замечал, как она менялась, как тускнел ее взгляд и тяжелела походка. Я понимал, что вскоре она умрет. Однажды я вышел, чтобы сказать ей о том, что ее ждет. Но, увидев меня, она пустилась бежать. Наверное, догадалась, что я хочу ей сказать.

Он говорил сущую правду, по крайней мере, такой она ему представлялась. Поздней весной с миссис Китинг действительно случилось подобное происшествие. Мне вспомнились ее тогдашние слова: «Сегодня утром, Михам, со мной случилось нечто необычное. Когда я проходила мимо погребальной конторы, оттуда выскочил странный человек небольшого роста и напугал меня чуть ли не до смерти...».

Учитывая то, что вскоре произошло, нельзя было не заметить присутствовавшую во всем этом чудовищную иронию. Пока мы добирались до Беркли, Мак-Ковней подробно рассказал мне всю эту удивительную историю.

Все случилось в середине одного из последний июньских дней. В маленькой каморке, в которой Мак-Ковней оборудовал свою лабораторию, после утреннего дождя было душно и сыро.

Миссис Китинг очнулась как будто бы после долгого и тяжелого сна. Ее руки дрожали, рот скривился от истощения, пульс прослушивался с трудом. Из-под плотно закрытых век текли слезы, сбегавшие по мочкам ушей прямо в волосы.

Дрожа от волнения, Мак-Ковней склонился над ней.

— Миссис Китинг! Миссис Китинг! Вы живы!

— О, господи!

— Произошло чудо!

— Оставьте меня в покое. Я устала.

— Вы живы, ЖИВЫ!

Она медленно открыла глаза и взглянула на него.

— Послушайте вы, назойливый коротышка, вас для чего наняли?

Потрясенный и словно одурманенный Мак-Ковней отступил на шаг назад.

— Ведь вы живы. Это все-таки случилось. Чудо свершилось.

— Жизнь. Чудо. — Она произносила слова с явной издевкой. — Вы полный идиот.

— Но я...

— Принесите мне лучше стакан воды. В горле пересохло.

Его била такая сильная дрожь, что он расплескал почти всю воду. Он все-таки совершил чудо. Сбылись ожидания всей его жизни.

Он протянул женщине стакан с водой, потом, прерывисто дыша, сел на стул и стал наблюдать за ней. Она пила очень медленно, как будто бы ее мускулы за то короткое время, когда миссис Китинг оставляла этот мир, утратили свои функции.

— Зачем вы это сделали? — Миссис Китинг сжала в кулаке бумажный стаканчик. — Кто просил вас совершать чудо?

— Но я... Ведь, фактически...

— Фактически, вы влезли в дело, которое вас абсолютно не касалось. Вот так, Мак-Ковней.

— Да, мадам.

— И что вы теперь собираетесь делать?

— Ну... я... собственно говоря, еще не думал об этом.

— Так подумайте же, черт возьми.

Его глаза уставились в пол, от нахлынувшего стыда и разочарования голова стала горячей, а прочие части тела — холодными.

— Прежде всего, надо вызвать врача.

— Ни в коем случае, Мак-Ковней.

— Но ваша семья... она ведь должна узнать, что...

— Она не узнает этого.

— Однако...

— Никто не будет знать об этом, Мак-Ковней. Ни один человек. Понятно?

— Да.

— Поэтому, сядьте и не шумите. Дайте мне сосредоточиться.

Молча, он сел. У него не было больше ни малейшего желания двигаться или разговаривать. Еще ни разу в жизни он не ощущал себя настолько удрученным, не казался себе таким ненужным.

— Вы полагали, наверное, что я буду вам очень благодарна, — ядовито заметила миссис Китинг.

Мак-Ковней покачал головой.

— Видимо, вы сумасшедший, раз проделали такое. — Она выдержала паузу и задумчиво взглянула на него. — Вы, Мак-Ковней, немножко сумасшедший, не правда ли?

— Некоторые действительно так считают, — честно признался он. — Не могу с ними согласиться.

Окно было закрыто, сквозь толстое матовое стекло не проникали никакие уличные шумы, и вдруг послышались шаги в коридоре, шуршавшие по каменному полу.

Мак-Ковней поднялся, быстро пересек комнату и подошел к двери.

— Мистер Мак-Ковней? Вы здесь? — Мак-Ковней посмотрел на миссис Китинг. Та побледнела, как мел и схватилась руками за горло.

— Мистер Мак-Ковней?

— Да, Джим.

— Вас к телефону.

— Я не могу подойти сейчас, Джим.

— Требуют лично вас. Это дочь миссис Китинг, по поводу похорон.

— Скажи ей, что я позвоню попозже.

— Ладно. — Возникла небольшая пауза. — Все в порядке, мистер Мак-Ковней?

— Конечно.

— Ваш голос звучит как-то странно.

— Со мной все в порядке, Джим.

— О'кей. Я просто спросил.

Шаги удалились.

— Мэри время зря не теряет, — прошептала сухими губами миссис Китинг. — Ей не терпится скорее зарыть меня в землю, чтобы выйти, наконец, замуж за своего электрика. Ну теперь, надеюсь, вам ясна ваша задача, Мак-Ковней?

— Какая?

— Вы должны меня похоронить.

Мак-Ковней застыл у двери как солдат на часах.

— Я должен вас пох-х-хоронить?

— Или меня, или найти подходящую замену.

— Я не могу так поступить, миссис Китинг, это было бы непорядочно.

— С вашей стороны было непорядочным воскрешать меня.

— Вы не представляете себе всех сложностей.

— Каких?

— Во-первых, существует ваша семья. Во-вторых, ваши друзья, которые тоже захотят увидеть вас в гробу перед погребением. Ведь таков обычай — тело необходимо выставить для прощания.

— Это я улажу.

— Каким образом?

— Дайте мне лист бумаги и что-нибудь, чем можно писать.

Мак-Ковней не протестовал, поскольку именно себя считал виноватым во всем. Он сотворил это чудо. И он же должен отвечать за все его последствия.

Свое письмо миссис Китинг датировала числом трехнедельной давности.

«По поводу своего захоронения передаю мистеру Мак-Ковнею следующие распоряжения: Поскольку в период моей жизни я больше всего ценила замкнутость и уединенность, то и после смерти мне не хотелось бы испытывать тяготы излишнего общения. Поэтому я поручаю мистеру Мак-Ковнею сразу же после моей смерти заколотить гроб и проследить, чтобы его не открывали, невзирая ни на какие просьбы моих близких, сколь бы трогательными они ни были.

Элеонора Регина Китинг».